Рыцарь-чародей

– Он великоват для моей руки, – согласился Тауг, – но, мне кажется, рукоятка здесь сделана из кости – либо ангрида, либо просто крупного животного. Так или иначе, я наверняка сумею обтесать ее и отшлифовать песком. Придется потрудиться, но дело того стоит. А теперь расскажи, что тебе говорила мама?

– Все рассказывать? Она много чего говорила.

Тауг кивнул:

– Да, все.

– Ну, она сказала пойти в замок с вами, только вообще никогда не возвращаться оттуда. Выполнять все ваши приказы, чтобы остаться с вами. Поскольку вы мои соплеменники, а чем ближе я буду к своим соплеменникам, тем лучше для меня. Она наказала мне умыться, постараться одеться покрасивее и вести себя очень-очень хорошо – и тогда, может, вы позволите мне остаться. Но если вы станете гнать меня обратно, она сказала не уходить, а спрятаться и дождаться, когда вы забудете, что хотели отправить меня домой.

– Я не погоню тебя обратно, – заявил Тауг.

– Ну, она имела в виду всех вас.

Пройдя еще десятка два шагов, Тауг спросил:

– А как же она сама? Наверное, нам нужно попытаться вызволить и твою маму тоже?

– Она сказала не возвращаться за ней, она все равно умрет. – В голосе Этелы послышались нотки безысходности. – Она так говорит. В смысле, когда вообще говорит, не обязательно со мной. Только Вил позаботится о ней, он всегда заботится. И Гиф, и Алка тоже.

– Вил твой отец?

Этела помотала головой:

– Мой папа умер. Но Вил любит нас с мамой и помогает нам, когда может.

– Логи тоже умер, – задумчиво заметил Тауг.

– Угу.

– Интересно, что станется с твоей мамой и другими людьми, которыми он владел.

– Ну, я не знаю.

Тауг с пару минут размышлял над этим вопросом, а потом указал пальцем вперед:

– Смотри! Вон мост через крепостной ров. Видишь?

– Там мы будем в безопасности?

– В большей безопасности, чем здесь. Что еще говорила твоя мама? Ты сказала, она много чего говорила.

– Я забыла. Вести себя хорошо и понравиться людям, которые как я, и отправиться с ними на юг, где они живут, и рассказать про мантикор и маргаритки.

– Про что?

– Про мантикор и маргаритки, только я не знаю, что это такое. Мама часто о них говорила.

– И что именно?

– Не знаю. А что это такое?

– Тебе нужно напрячь память, – настойчиво сказал Тауг. – Что она говорила о них?

– Они на платьях, кажется, и на шарфах. Чаще она просто повторяла слова. Мантикоры и маргаритки, мантикоры и маргаритки, вот так. Вы знаете, что это такое?

– Маргаритка – это такой цветок, – медленно проговорил Тауг, – желтый и очень милый. А что такое мантикора, я не знаю.

Они беспрепятственно миновали заснеженный мост и вошли в ворота. Этела на мгновение остановилась и задрала голову, чтобы посмотреть на Утгард, возвышавшийся подобием черной горы на фоне зимнего звездного неба.

– Я знала, что он страшно, страшно огромный, но не представляла, что настолько огромный.

– В нем легко заблудиться, – сказал Тауг. – Здесь нужно соблюдать осторожность, покуда хорошенько не запомнишь дорогу.

– Угу.

– У моей сестры комната наверху. Может, ты переночуешь там. Я спрошу.

– Я с вами, – твердо сказала Этела. – Так мама велела.

– Там видно будет. Может, ты поможешь мне заботиться о Мани. Вообще-то за него отвечаю я, но в мое отсутствие – как сейчас, например, – кто-то же должен присматривать за ним, а никто не присматривает, разве что ведьма.

– Ведьма?

Тауг кивнул:

– Ее зовут Халд, и она не только ведьма, а еще и призрак. По правде говоря, я не знаю, заботятся ли призраки о ком-нибудь.

– Там, где мама жила раньше, водился призрак, – сообщила Этела. – Только он был страсть какой жуткий, и он заботился о доме, а вовсе не о людях. Мама говорила, он никого особо не любил, а многих так просто ненавидел. Я не хочу слушать про вашу ведьму, поскольку мне и без того будет страшно ночью.

Направляясь к проходу для вылазок, через который покинул Утгард, Тауг размышлял о том, что не раз испытывал страх, а часто и настоящий ужас, с тех пор как сэр Эйбел взял его с собой в лес. Если точнее, практически постоянно, за исключением двух-трех случаев, когда он был слишком измучен, чтобы пугаться или испытывать любое другое чувство.

– Это бессмысленно, – сказал он.

– Что именно?

– Бояться все время. Бояться нужно только в особых случаях. Лишь время от времени. Или вообще никогда. Ты ведь обычно спала в доме ангрида, верно? С мамой?

– Угу. Каждую ночь.

– Я бы боялся. А тебе было страшно?

– Угу, только я привыкла. Мы ведь там жили.

– Так вот, я намерен перестать бояться – по крайней мере, попытаюсь. Если меня убьют, я просто умру, и на этом все кончится. Но меня не заставят пугаться каждый раз.

В кромешной тьме коридора Этела прошептала:

– А вы не боялись, когда убивали хозяина?

– Мне потом стало страшно, а когда все происходило, я просто старался действовать быстро – схватить кинжал и отскочить в сторону, чтобы великан не раздавил меня.

Рукояткой кинжала, взятого у Логи, Тауг постучал по железной двери: три удара, а потом еще два. В следующий миг раздались скрежет засова и приглушенное кряхтение единственного лучника, с трудом открывающего массивную дверь, которую любой ангрид распахнул бы без малейшего усилия.

Она медленно отворилась, и Арн сказал:

– Вот и вы, оруженосец Тауг. Сэр Эйбел хочет поговорить с вами, прямо сейчас.

Дверь королевской опочивальни открыла Ульфа, и несколько мгновений мы стояли, уставившись друг на друга. Наконец я сказал:

– Я знаю тебя, а ты знаешь меня.

Она потрясла головой:

– Как ваше имя, сэр? Я… мне бы хотелось, чтобы вы сами назвались.

– Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце.

Она почтительно присела.

– Вашу покорную слугу зовут Ульфа. Она жена вашего слуги Поука.

– Однажды ты сшила мне рубашку.

– И штаны. И последовала за вами, когда вы и ваш пес, вместе с моим отцом Таугом, перебили вольный отряд.

Я кивнул.

– Я хочу поговорить с тобой и Поуком, когда освобожусь. Он здесь?

– Я приведу его, сэр, – сказала она и проскользнула мимо меня.

Королевская опочивальня казалась огромной, как грот грифона, и вообще похожей на пещеру; высокий потолок (покрытый росписями, представлявшими сцены сражений и пиров) еле виднелся в полумраке; бюро, сундуки и кресла не уступали по величине хижинам. Посредине, на малиновом с черными узорами ковре размером с хорошую поляну, стояла кровать, под которой Тауг совещался с Баки и Мани, – и она казалась маленькой, пока вы не замечали подле нее рабынь, не достававших головами даже до нижнего края деревянной рамы и вынужденных подниматься по приставным лестницам, чтобы обслуживать короля и расхаживать по одеялам, под которыми он лежал на простыне, вполне способной служить гротом на «Западном купце».

Рядом с кроватью, на обитом декоративном тканью сиденье позолоченного кресла, стоял Бил и разговаривал с Гиллингом, который сидел почти прямо, обложенный огромными подушками. Когда Бил изумленно оглянулся на меня, я остановился и поклонился:

– Милорд.

– Он здесь, – сказал Бил Гиллингу. – Не знаю, как такое возможно, но он здесь.

Гиллинг слабо шевельнул рукой:

– Сэр Эйбел. Подойдите.

Я подчинился, взобравшись по приставной лестнице на кресло, где стоял Бил.

– Сколь милостивы к нам наши предки, – с усилием проговорил Гиллинг. – Они благосклонно помогают нам, своему недостойному сыну. Сначала пришел Шилдстар, теперь вы. Наша королева… вы знаете нашу королеву?

– Имею такую честь, ваше величество. Именно королева Идн прислала меня к вам.

– Она была здесь минуту назад. Прелестная девушка.

Я решил, что Гиллингу приснилось.

– Да, она очень красивая женщина, ваша величество. Вам можно позавидовать.

– Она гадала по звездам. – Гиллинг вздохнул. – Она предсказывает будущее по звездам, по картам и по полету птиц, ибо она не только красива, но и мудра. Сэр Эйбел спасет нас. Сэр Эйбел, сказала она, явится сегодня вечером. Вы – сэр Эйбел?