Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

Я разулась, и, присев на берегу, опустила ноги в прохладные струи. Зачерпнула воду ладонями, умыла лицо. Стало чуть легче.

— Не помешаю? — вампир, понятно, никуда не делся. Последовал за мной. И сейчас тихонько стоял в паре шагов за моей спиной.

— Ну что ты, Лоу, просто… просто тяжело. Не могу разобраться — ни со своей памятью, ни с эмоциями. И — я не все поняла, из того, что ты мне сказал. Если твоя мать была замужем — разве она могла надеяться, что он выберет ее? А если он выбрал другую — то где их дети, почему я никогда даже не слышала?.. А главное, ты говоришь, он изменился, но почему? Как? Откуда в нем столько жестокости, если даже ты морщишься?

— Я не морщусь, Лар, просто… — он присел неподалеку от меня, но обнимать не стал, и воды не коснулся. И фразу не договорил. — Если хочешь, я расскажу тебе об Анхене, — предложил он мне. — То, что известно мне. Я все же сильно моложе, и о многом знаю лишь по чужим рассказам.

— Расскажи, — я смотрела, как течет вода. Сколько ее уже утекло, и не вернуть. Сколько сотен лет живет тот вампир, которого я все пытаюсь понять. Мне всего только двадцать, а он — был, он — будет…

— Он женился очень рано, едва достигнув совершеннолетия. Любил без памяти свою избранницу, она его. И как ни было горько моей будущей матери, но все же она не могла не видеть — они были очень счастливы. Это была любовь — та самая, что у эльвинов принято именовать «истиной», и которая, как нас учат предки, бывает лишь одна на всю жизнь. У них родился сын, которого они обожали, но который очень долго оставался единственным ребенком. Это были годы бесконечных войн, а Анхен по рождению, по принадлежности к роду своему — боевой маг, причем с огромнейшим потенциалом. То, что он может сейчас — лишь жалкие остатки его былого могущества. Он много воевал вдали от дома, но всегда возвращался к ней. В его доме всегда было много гостей, их любили многие, и они любили многих. Но жили они лишь друг для друга. Лет за десять до катастрофы у них родилась дочь. Тогда наступил, наконец, мир, и казалось, впереди только счастье. Вскоре после этого и моя мать перестала надеяться на чудо и все же заметила моего отца. А потом — мир рухнул. Погиб, и не осталось совсем ничего. И если моим родителям несказанно повезло, то Анхену не повезло совсем. Он выжил, а его жена, которая была для него всем, его дети, без которых он не мыслил свое существование, навсегда остались в той, прошлой жизни. Я не знаю, видел ли он их смерть, или просто чувствовал, да, наверно, это не так уж важно. Он был воин, он был защитник, и он не спас…

Потом… потом были страшные годы, когда эльвины пытались осознать свою новую сущность и научиться жить… вампирами, хотя это слово появилось позднее. Это было непросто, но что тебе наши печали. А Анхен — вдруг из очередного родственника Владыки, которого тот и в лицо, возможно, не помнил, превратился едва ли не в единственного.

— Но погоди, ты вроде говорил, у Владыки осталась еще дочь.

— Дочь. Да, осталась. Из огромного огненного рода, чья мощь всегда была опорой трона, у Владыки осталось двое: дочь и племянник. И тогда, то ли от ужаса, что род его угасает, то ли не совсем придя в себя от чудовищной катастрофы, Владыка совершил страшную ошибку — он заставил их пожениться. Он жаждал внуков — чистокровных огненных исирэнэ, ему казалось, совместив огонь этих двоих, он в разы увеличит потенциал своих наследников. Ведь магия слабела. Это сейчас все привыкли, а тогда он ужаса выли — настолько резко и сильно они теряли свои способности.

Воля Владыки закон: Анхенаридит и Арчара поженились. И добросовестно прилагали все усилия, чтобы произвести на свет потомство. Вот только дети все не рождались. А эти двое — если прежде они были друг другу глубоко безразличны, то теперь ненавидели друг друга все сильней с каждым годом. Он потерял семью, она возлюбленного, наверное, они могли бы найти утешение друг в друге, но — не нашли. Возможно, им стало бы легче, родись у них дети, но дети не рождались, делая их бесконечные попытки все более бессмысленными, их вынужденное совместное пребывание — все более тягостным. Много раз Ара просила отца позволить им разойтись, но он и слышать об этом не желал. А ей все сильнее овладевала болезнь.

Как и многих, ее сломала еще катастрофа, но какое–то время она держалась, ведь она авенэя, Хранительница Огненной Крови. Но собственное бесплодие, в то время, как у других пар уже рождались дети, муж, который ее не любил, и у которого тоже, пусть когда–то, но все же были дети, погружали ее все больше в пучину отчаянья, ненависти, злобы. Она возненавидела людей, чью кровь была вынуждена пить, и от которой ее порой тошнило, но не пить она не могла… А для зачатия ее надо пить много, Ларка, очень много, гораздо больше, чем требуется, чтоб утолить голод, а ведь они пытались, они все время пытались, возможно даже уже не ради ребенка, а в надежде, что их избавят от общества друг друга после его рождения… Но ребенка не было. Он так никогда и не родился. Зато были мы — я и моя Ясмина. Чужие дети. Чужая удача. Чужое счастье…

Он замолчал, погрузившись в воспоминания. Я ждала продолжения. Пауза затягивалась.

— И? — не выдержала я.

— И? — переспросил он. С усмешкой, но какой–то горькой усмешкой. — И все, что ты сегодня вспомнила, просто сладкая сказка на ночь по сравнению с тем, что творилось в этом доме…

— Что? Он, что же, вас?..

— Он? Ну причем тут он, маленькая? Я рассказываю тебе сейчас не о нем — о ней. Он всегда был для нас светом, радостью. Заботился, учил, развлекал, баловал. Но у него были и другие дела. Много–много дел и забот. Ответственность за целый народ. Он ведь очень серьезно воспринял то, что отныне он — один за всех своих братьев. Единственный авэнэ. Единственная надежда и опора трона. Он всегда находил для нас время. При его занятости — просто огромное количество времени. Но Арчара — Арчара была всегда. Сейчас я думаю — она изначально была не в меру избалована и жестока. Тогда мне было сложнее судить ее объективно. Порой она была просто замечательной матерью для моей Ясмины. Родную Яся не помнит. У нее была только Арчара. А Арчара с каждым годом все больше погружалась в омут своего безумия. Ей все больше хотелось даже не убивать — пытать и калечить. Ей все сильнее нравилась боль — чужая боль. И она все чаще приходила в себя в луже крови перед растерзанным трупом. Сначала это были люди, но люди умирают слишком быстро. Поэтому дальше объектом ее забав стали слуги, а потом и…

— Но…

— А что «но», малыш? — и вновь горькая усмешка скользит по красивым губам. — Отношения внутри эльвийского Дома строятся через понятие собственности. Низшие являются полной собственностью главы Дома, Младшие являются условной собственностью главы Дома. Она была вправе творить все, что угодно. Она и творила.

— А Анхен?

— А Анхен долго и безуспешно пытался ее изменить. Найти ей увлекательную работу. Найти ей хорошего врача. Попросту запретить. По–хорошему. По–плохому. Как угодно. При нем она нас не трогала, да даже если и бывали вспышки — он пресекал их мгновенно, все же он был сильнее. Но я уже говорил — он не мог быть дома всегда, а я… — он вздохнул. — А я просто красивенький мальчик, Ларка, у меня нет ни силы, ни магии, мне нечего противопоставить Огненной Деве, но мою сестру слишком часто больше некому было спасать. Приходилось использовать то, что есть… А ее возбуждала боль, только боль. Она сгорала изнутри на огне своей ненависти, и ей хотелось заставить страдать весь мир. И что бы она ни творила — она оставалась дочерью Владыки. Его единственной дочерью, и уже по этой причине — его возлюбленной дочерью. Неподсудной. Непогрешимой…

Он замолчал, глядя вдаль невидящим взглядом, закусив губу, обхватив себя руками. Прекрасный вампир. Почти что бог. Я подошла и прижалась к нему сзади, обняв и положив голову ему на плечо. Ему было больно вспоминать об этом, я чувствовала, и все же он вспоминал, делясь со мной даже собственной слабостью, чтобы помочь обрести силу.