Ведьмин век

ь; к грохоту упавшей кружки присоединился мелодичный звонок. Ивга вздрогнула; Клавдий вытащил из кармана телефонную трубку.

– Глюр… нет, не желаю слушать. Знаю… У меня двадцать часов. Нет. Считай, что на это время я умер.

Река пряталась, утопала в островках камыша, в низких скрюченных ивах. У берега обнаружился мосток, полуразвалившийся, как ворота и как сам дом; Клавдий прихлопнул камнем опасно торчащую головку ржавого гвоздя.

– Холодно, – сказала Ивга с нервным смешком. – И вода холодная тоже…

– Вода теплая, – возразил Клавдий серьезно.

По противоположному берегу, свободному от камышей, но зато илистому и топкому, бродили белые гуси.

– У меня купальника нет.

– Тоже мне невидаль – голая ведьма…

– Не смейтесь.

– Хорошо, я отвернусь. Гусей ты не стесняешься?..

Ивга бросила одежду на мосток. Опасливо косясь на Клавдия, демонстративно глядящего вдаль, подобралась к краю доски и заколебалась было – трухлявый мосток, оскорбленный ее сомнениями, попросту взял да и подломил подгнившую доску. Ивга, взвизгнув, плюхнулась в реку.

Чисто. Прозрачная вода, обнимающая чистое тело. Чистое, до родинки, до волоска…

Она нащупала ногами дно. Дернулась от прикосновения водорослей, встала, поправила волосы. Гуси сбились в стайку и неторопливо форсировали реку.

– Смотри, они сюда плывут, – с беспокойством сказал Клавдий.

– Ну и что?

– Я их боюсь, – в голосе Великого Инквизитора ей послышалась искренняя озабоченность.

– Гусей?

– Плывут же, заразы!..

Ивга опустила лицо в воду. Открыла глаза; мир сделался неверным и расплывчатым, прикосновение водорослей больше не казалось противным, а вокруг Ивгиных бедер кружилась стайка мальков, вспыхивая время от времени резким серебряным сполохом.

Она выпрямилась, стирая воду с лица. Инквизитор – вот это действительно зрелище, Великий Инквизитор в полосатых плавках – сидел на краю мостка; незагорелая кожа его бросала вызов своей белизной – вызов лету, солнцу и множеству морских курортов, которыми владеет, как говорят, вездесущая контора верховной Инквизиции… А мелкие клерки, небось, уже всю шкуру прозагорали, подумала Ивга с внезапным возмущением.

– А говорят, что у мужественных людей волосатая грудь. И ноги…

– Вывод? Я не мужественный или я ноги брею?

– Вывод – брешет молва…

Инквизитор неуверенно пожал плечом:

– Это комплимент?

На правой стороне груди у него белел полукруглый шрам. Ивга знала, что точно такой же, но только меньше, имеется и на спине; она хотела спросить, откуда – но в последний момент прикусила язык. Хорошо быть бестактной, но не до такой же степени…

По небу плыл самолет – серая иголка, тянущая за собой белую нитку шлейфа; гусиная стая безмолвно пересекала отражающееся в речке небо, и белую реактивную стрелку пересекала тоже. Хоть здесь справедливость, подумала Ивга, прикрывая глаза. Есть в жизни мгновения, когда гуси равняются в чем-то с самолетами…

– Я хочу быть гусем, – сказала Ивга шепотом. – Гусыней… с красными лапами. Плавать… все