Чародей с гитарой

Мадж медленно покачал головой.

– Без пользы – пока у него не заработает то заклинание насчет золота. Тока помни: несколько дней назад он тебе показался добряком, а на самом деле волшебники бывают жутко не в духе. Ежели щас пойтить назад и хорошенько поплакаться, мол, деньги кончились… Ты чего ж думаешь… он тобою гордиться, что ль, будет? А уж обо мне-то как скажет! Хочешь напомнить ему, мол, сам виноват в том, что со мною сталось, так, приятель? Значит, слушай меня, может, у него там и припрятано серебро. Тока много его, что ли? Ну, ладно, по старческому слабоумию, щас он себе выдумал этот кризис, значица, не до дел. А дела нет – значица, и серебра нет. А нет серебра – давать-то он тебе чего будет? Вот что, боюсь я, работать тебе придется.

– Понятно. – Джон-Том угрюмо поглядел на дно пустой кружки. – А с тобой, Мадж, работать можно?

– Эй, не путай меня, приятель, я как раз и стараюсь найти такое дело, где тебя еще можно терпеть.

– Спасибо тебе, – ядовито отозвался Джон-Том.

– Да ниче, за что спасибо-то? Просто охота требует уединения. По-моему, тебе в лесу нечего делать; на взгляд, ты не из тех, кто умеет находить дорогу в чаще. Поставишь капкан и сам в него попадешься, так ведь?

– Не буду отрицать… Среди книг или на баскетбольной площадке я чувствую себя спокойнее.

– Вот что, пацан, хоть лопни, твои развлечения из другого мира здесь ни при чем. А что касается знаний… На кого ты учился?

– На юриста, Мадж.

– Это чтоб в адвокаты? Так ни разу и не пришлось попользоваться кем-нибудь из них, – проворчал Мадж, не заботясь о том, как воспримет Джон-Том подобное потребительское отношение к профессии законника. – А чего ты там учил, кроме законов? Сам вишь, у нас они на чуточку не те, что у вас.

– Историю, политику… Наверное, здесь от них тоже толку не будет.

– Наверное, тебя можно пристроить в ученики к местному адвокату, – решил Мадж. Он поскреб ухо и закинул лапу назад, чтобы продолжить занятие уже на спине. – Просто не знаю, приятель. Ты уверен, что больше ничего не умеешь? Может, с молотом можешь справляться… мебель делать? Или там по металлу, строителем… Мясо коптить, наконец… Что-нибудь полезное-то умеешь делать?

– Едва ли, – признался смущенный Джон-Том.

– Хах! – Выдр пренебрежительно присвистнул. – Недурную же ты жизнь вел там, называясь волшебником!

– Это все Клотагорб напутал, – запротестовал Джон-Том. – Я-то никогда себя не называл чародеем. Я – это я.

– Судя по всему, не слишком крупная величина. И более ничего… Ваще ничего?

– Ну… – В Джон-Томе снова загорелось честолюбие. Вспомнились насмешки друзей, осуждение и возражения его семейства. А потом перед внутренним взором предстал он сам – с гитарой в руках; припомнились разные группы, чьей музыке он подражал в своем эмоциональном безрассудном самоуглублении… «Лед Зеппелин», «Прокол Харум», «Дип Пепл», «Танжерин Дрим»… «Муди Блюз»… и тысячи им подобных. Электрические звуки бились под кончиками пальцев. Логика и рассудок исчезли. Вновь в душе столкнулись надежды и истина.

– Еще я играю на электрическом басе. Это такой струнный инструмент. Но я только любитель. Правда, у себя дома я собирался заняться серьезно. Только…

– Выходит, что ты музыкант. – Строгое выражение исчезло с физиономии выдра. Отодвинув назад кресло, он спустил ноги на пол и со свежим интересом взглянул на спутника. – Менестрель. Ах, мять-перемять. А че, так тоже можно заработать несколько медяков, а то и серебряк. Может, увидят в тебе чтой-то новенькое. Спой-ка.

– Прямо здесь? – Джон-Том взволнованно огляделся.

– Ага. Тебя в любом случае никто не услышит за этой трескотней и за музыкой.

– Ну, не знаю, – рассудил Джон-Том. – Надо же согреться. И гитары моей тут нет.

– Чтоб чума побрала этот твой инструмент, – буркнул выдр. – Какой же из тебя менестрель, если не умеешь петь по заказу? Словом, жми, кореш. – И он сел, выжидая, с заинтересованным выражением на физиономии.

Джон-Том, почти ничего не осознавая, откашлялся и огляделся. Никто и не думал обращать на него никакого внимания. «Черт, какая глупость, – подумал он. – Ну ладно, начнем со старой, любимой». И он завел «Эленор Ригби». «Я один посреди толпы», – думал он, выводя мелодию.

Закончив, он вопросительно поглядел на выдра.

– Ну как, Мадж?

Откинувшись на спинку, тот вяло улыбнулся.

– Наверное, ты был прав, Джон-Том, без сопровождения не слушается. Слова-то, конечно, интересные, не сомневайся. Помню, знавал я когда-то одного менестреля, он тоже вот так дребезжал, тока с таким голосом к чужим дверям соваться нечего.

Джон-Том попытался скрыть разочарование. Впрочем, разве можно было надеяться, что выдр прореагирует не так, как все, перед кем он выступал.

– Конечно, у меня лучше получается с инструментом. А что касается голоса, – добавил юноша, защищаясь, – хоть гладко пока не выходит, но я стараюсь.

– Так-то, приятель, оно так, но слушатели твои стараться не станут. Надо подумать, что еще с тобой можно сделать. Тока пока ты о всяких песнях и думать забудь.

– Но я же не вовсе беспомощный. – Джон-Том показал рукой на зал. – Мадж, я не ходу навязываться тебе. Вот хотя бы здесь. Я не боюсь тяжелой работы. Здесь наверняка не одна сотня кружек и блюд… Полы надо подметать, протирать столы, чистить стойки. Да здесь же адова бездна работы. Я бы мог.

Перегнувшись через стол, Мадж положил когтистые лапы на плечи Джон-Тома, ухватив его за рубаху. Поглядел в удивленное лицо юноши и многозначительно прошептал:

– Ты не можешь этого делать. Эта ж работенка годится для одних крыс и мышей. Смотри у меня, Джон-Том, чтоб таких слов от тебя никто больше не слышал. – Выпустив из рук шелковую ткань, выдр уселся обратно.

– А что такого? – негромко возразил Джон-Том. – Работа есть работа.

– Глянь и подумай. – Мадж указал направо.

Возле второго от них столика облаченная в комбинезон, сшитый из грубого плотного материала, крыса ростом в три фута занималась своим делом. На крошечных лапках были перчатки. Опустившись на закрывавшие колени голенища высоких сапог, грызун прочищал сток.

Окружающие присутствия его словно бы не замечали, кости и мусор летели едва ли не на спину крысе. Продолжая свое дело, крыса наконец споткнулась о протянутые ноги подвыпившего альбатроса возле стола с жердочками, рассчитанными на птиц. Скосив глаза, огромная птица прищелкнула клювом, скорее в насмешку, чем для угрозы.

Крыса в страхе отшатнулась, споткнулась теперь уже о собственные ноги и повалилась назад, опрокинув на себя ведро с помоями и объедками. Жижа потекла вниз по спецовке, попадая в сапоги. Упавшее животное лежало посреди всей этой дряни, а потом медленно поднялось на ноги и принялось собирать объедки обратно в ведро, не обращая внимания – с виду, конечно, – на обидные прозвища и оскорбления, которые отвешивали посетители. Толстая кость щелкнула крысу по затылку, и она отправила ее в ведро к прочим объедкам. Но вскоре неожиданное развлечение прискучило посетителям, и они вернулись к еде, питью и беседе.

– Так, значит, у вас только крысы и мыши занимаются этим делом? – поинтересовался Джон-Том. – А я частенько так подрабатывал дома. Вспомни-ка, почему ошибся Клотагорб?

– Знаешь-ка, приятель, нечего соваться сюда с тем, что у вас может сойти с рук. Любое уважающее себя животное скорее с голоду подохнет, чем займется такой работой или начнет попрошайничать, как твой помойный дружок, гиббон этот.

– Мадж, я ничего не понимаю.

– И не пытайся понять, приятель. Просто плыви по течению. Усек? Все равно все эти типы тупы и ленивы. Будут целый день лежа слюнявить сырную корку, а не займутся честной работой, так вот. А потом еще наберутся, да так, что и мозгов им не хватит, чтобы понять, с которого конца она, работа эта, начинается.

Джон-Том уже начинал терять терпение.

– Что в этом плохого – убирать? От этого ты не становишься хуже. Я… – Он вздохнул, подумав, что спор безнадежен. – Конечно, здесь все по-другому, так ведь? Извини, позабыл, померещилось нечто из нереального мира.