Вошь на гребешке (СИ)

   - Твое испытание, - тихо молвила Тэра и заколебалась, пламя камина опало на потускневших углях. - Можешь просто уйти, не исполняя мою просьбу, если не чувствуешь силы... и присутствия духа. Но тогда я промолчу о том, что сказала бы после испытания.

   - Что надо сделать?

   Тэра поглядела в пепельный, едва живой камин, поднялась из кресла и прошла к решетке, протянула руки, согревая их над огнем и взращивая пламя из тусклого угля.

   - Снять шкуру с Руннара. Дело непосильное, но в день синей луны, когда закрутится спайка и устои мира будут колебаться... Не стану лукавить: я не знаю, возможно ли это совершить и тогда.

   - Делов-то, - нарочито грубо буркнула Черна, шалея от нежданной просьбы. Потому что хозяйка именно просила! Отказать этой Тэре, старой и сомневающейся, было невозможно. - Снять - так снять. Одна незадача: а как же мой ошейник?

   - Учеников дурнее тебя не было ни в одном замке, - язвительно усмехнулась Тэра, не оборачиваясь. Пламя взметнулось, снова встало за решеткой рослое и яркое. - Дерни как следует цепочку.

   - Что?

   Переспрашивая, Черна уже ощущала себя не просто глупой - беспросветно дремучей и дикой! Рука нащупала ненавистный ошейник, дернула - и он остался лежать двумя обрывками в ладони.

   - Нет ошибки, нет долга. Нет и не было, - тихо сказала Тэра, по-прежнему глядя в огонь. - Есть давнее обещание одному моему... другу? Или врагу. Я часто путаюсь в определении сторон, я прорицательница, а не судья.

   - Я могла уйти в любой день, тем более в ту ночь, - вслух пояснила себе Черна, потому что правда не желала втискиваться в сознание. - Я могла и имела право.

   - Право? Сомневаюсь, - Тэра покачала головой, медленно шагая к креслу. - Скорее силу. Видишь ли, ты не столь проста, как может показаться со стороны. До сих пор ты еще... не стала собою. У тебя нет настоящей цели и нет осознания долга, сложного и чуждого прочим людям: долга без выгоды и обязательств, без вины и привязанности. Покинув замок и выбрав путь ради себя самой, ты утратишь многое, не сознавая утраты.

   - Я ничего не понимаю.

   - При чем тут логика... Мы, прорицатели, куда внятнее иных понимаем: вся логика с опорой на цепочку причин и следствий - лишь жалкая по малости верхушка гор истины, сокрытых туманом тайны, наития, непостижимых движений души и озарений духа. Порывы штормового ветра колеблют границы миров... Иди и отдохни. Белек! Не стой столбом, и ты иди. Завтра обсудим предстоящее. Пока запомните: я запрещаю вам тащиться за Миленой и вытирать ей сопли.

   - Больно надо, - хмыкнула Черна, глядя в огонь.

   - Белёк, эта... девчонка ластилась ко всем, кто готов был гладить её по шерсти, - тихо вымолвила Тэра. - Не время проверять, что она думает именно о тебе. Просто отпустите её. Так должно поступить, вот слово прорицательницы.

   - Вы прежде не начинали игр, - осторожно уточнил Белёк, хмурясь и не пряча недоумения. - Но я ощущаю в нынешнем дне кипение... зуд зреющих перемен.

   - Я не играю, лишь совершаю под давлением обстоятельств то, что полагаю неизбежным и своевременным. Идите.

   Черна покинула зал первой, в коридоре с рычанием замотала головой, словно выстояла полдня под дождем и теперь норовила растрясти бегущие щекоткой по черепу предчувствия и домыслы. Все это ей - чуждо! К тому же ноги что-то решили помимо головы и резво несут по коридору к винту южной лестницы, обвалом топота и эха - до первого яруса, прыжком под навес внутреннего двора.

   Милена как раз теперь покидала двор и уходила - тихая, первый раз за время жизни в замке согнутая. Опустив голову, она брела к арке внешнего двора. Правой рукой сжимала горловину походного мешка, дно которого терлось по камням. Белёк дернулся догнать, но попал под ладонь приятельницы, куда более жесткую, чем кузнечные клещи.

   - Иди, выбери толковый материал для рукояти своего клинка, - велела Черна и толкнула парня в сторону кузни.

   Сама она в несколько прыжков догнала Милену, уже пересекающую внешний двор, теперь с поднятой головой - аккурат так идут на казнь... Гордость предала, ноги бессильно споткнулись на пороге, под аркой главных ворот. Черне пришлось подставлять плечо и почти тащить бывшую первую ученицу через мост, чтобы слуги не нашли повода судачить об уходящей. Некоторые, и всякий знает таких в своем окружении, обожают капать ядом на чужие душевные раны.

   - Тебя как, проводить до границ лесов западного луча? Или, если хочешь, заломаю буга. В одну ночь дикого под седло не поставить, но я постараюсь, да и ты в уговорах сильна.

   - Она наверняка велела не провожать, - дребезжащим шепотом угадала Милена, оттолкнула руку и слепо побрела к лесу. - Бельку велела, и он послушался. Тебе до меня и дела не должно быть! Я всегда отравляла твою жизнь. Я ненавидела твою силу и доступную тебе простоту выбора. Я... - Милена обернулась, скалясь затравленным зверем. - Я шепнула твоему Тоху, то, что шепнула. Я была с ним еще до вашей первой встречи, и я же подстроила её по просьбе анга. Он с зимы таскался в наши леса, и делал это, было бы тебе известно, расчетливо. Ну что, наконец-то ноги отказали? Наконец-то я могу топать, куда вздумаю, без вашей тупой и лживой жалости?

   - Все вы, вальзы, с придурью, - вздохнула Черна, разжимая кулак, уже готовый нанести удар и сгоряча отплатить за боль, причиненную сказанным. - Видите одно, говорите другое, делаете третье, а душа у вас болит от чего-то вовсе уж восьмого... ладно, дикий пламень с тобой. Что было, то прошло и скоро осыплется прошлогодней листвой. Зато я познакомилась с ним. А ты вон - опять одна, ищешь то, чего во всем свете нет. Ну, что решила: буга выслеживать?

   - Уйди, - попросила Милена, спотыкаясь о первый корень опушки и падая на колени. Она некоторое время пыталась себя сдержать, но не управилась и тихонько завыла, прокусила губу, всхлипнула. Наконец упрямо встала, снова заковыляла в лес. - Серебром заклинаю: уйди.

   - Не, на меня не подействует, будь ты и первым вальзом сдохшего ныне востока(54), - фыркнула Черна. - Скажи толком, чего тебе в самом деле надо. Тогда я поскорее сделаю, что могу, и пойду отдыхать со спокойной душой.

   - Тихое место, отлежаться, - выдавила Милена.

   - Пошли, это легко, - приободрилась Черна. - Только на вторую ночь от этой корни очухаются, не забывай.

   - Тебе-то что?

   - Я думала, ты бегом к этому... Йонгару, - честно призналась Черна. - Замок у основания луча заката крепкий, но прорицательница им нужна так, что и не высказать. Опять же, сох он по тебе - аж глянуть больно.

   - Да никому я не нужна! - сорвалась Милена, снова спотыкаясь и уже не пробуя встать. Она глотала слезы и торопливо бормотала, уткнувшись лицом в спящую траву. - Никому! Только мой дар, место у правого плеча Тэры со всеми её тайнами или право быть целую ночь при мне самым лихим мужиком... А я хочу... Я хочу...

   - Серебряной ланью стоять на ладони влюбленного великана. - Черна не пробовала насмехаться, просто произнесла приговор, подцепила на плечо безвольное тело изгнанной ученицы и поволокла в лес, к ближнему логову, вырытому Тохом еще в начале лета. - Спасибо матери серебра, я не вижу ничего в грядущем. Все вы слишком дорого платите за зрение. Изломанные какие-то, в себе копаетесь, иных всех подряд норовите насквозь просветить, будто они горный хрусталь, а не живые люди. Во, логово. Рыдай, сколько вздумаешь. Завтра приволоку жратвы. Ты реши до полудня про буга-то, его еще искать, если надобен.

   - Конус тьмы тебе в сердце! - всхлипнула Милена, отползая в дальний угол, в тень. - Ненавижу. Не приходи никогда, поняла?

   - Ну, я тебя тоже видеть не хочу. Но знаю: умей ты толком ненавидеть, давно отравила бы или допекла еще как.

   - Убирайся! Вон! Убью!

   Комок земли угодил в плечо, вызвав ответный смех - и не более. Выбравшись из логова, Черна отряхнула грязь с рубахи и побежала, принюхиваясь к пряной застоявшейся осени, туманом сочащейся из почвы. На душе было так легко, что вес тела едва ощущался. Приходилось прыгать и приземляться на кончики пальцев, даже не пробуя обернуться и угадать длину каждого шага: в особенные ночи нельзя отягощать сердце ядом недоверия к чуду.