Коромысло Дьявола (СИ)

— Фил! Я тебя плохо поблагодарил в четверг. Сам понимаешь: за столом и на кухне много не скажешь.

Твоя Вероника денег за консультацию с меня не взяла. Сказала, что все оформила через какой-то благотворительный фонд…

Но я-то точно знаю: у Катьки был рак. Доказано херовой тучей анализов. Ее от боли иногда раком ставило, жуткую наркоту ей уж начинали колоть…

И тут раз и нет ничего! Говорят: психосоматическое расстройство, нервы, мнительность… Грудь в целости и никаких метастазов.

Я Катерину потом опять на анализы отвез, в одно хорошее и закрытое место. Полное ее самоизлечение мне подтвердили в пятницу. Говорят: чудо, от Бога или от природы. Руками разводят…

Не моего ума это дело, как и чем лечат в этом "Триконе". Что такое коммерческая тайна для больших людей, мне известно.

Тем не менее за мной должок. За Катерину и за себя.

Здесь в конверте полторы штуки баксов сотенными. Те, что Вероника Триконич не взяла.

Твои с ней отношения меня не касаются. Но если ты эти бабки не возьмешь — ты мне не друг. Я свои долги привык платить сполна, Фил…

Хочешь считай: это плата за мою дурь. У меня крышу перекосило из-за несчастья с Катькой. В авантюру со стремной мокрухой чуть не влетел. Тебя хотел втравить в жуткую безнадегу. Без шансов вылезти.

Век буду за тебя Бога молить, Фил. За то, что ты этот шухер разрулил без всяких-яких, как любит говорить твоя чудо-докторша Вероника…

Не спрашиваю, как у тебя с Рульниковым. Меньше знаешь лишнего, слаще спишь.

Я знал, что Рульников — крутой дядя. Но насколько он крут на самом деле, не представлял. И не хочу представлять, после того, как он отсек хвосты с Микой Счастливчиком и у себя на фирме.

Нашим Андрюше с Матюшей и мне, дуролому зверски повезло. И ты, Фил, очень к месту нужное словцо обронил, волшебное. Второе чудо сотворил.

Была шпана отмороженная и сплыла. Я с ментовскими протоколами ознакомился. Никого и ничего. Без следов и улик сработали те, кого ни ты, ни я не знаем.

И Слава Богу! От такой крутизны лучше держаться подальше. Здоровее будем.

Ну так что? Бабки берешь или разбегаемся?

— Беру, Петь, беру… Я тоже понимаю, что такое долг чести и как поступать достойно звания своего. Назвался мужчиной — будь им.

— Железно, Фил! Хоть я и камень по имени.

— Эт-то точно. Зато у меня очень любящее имя. Потому мне всех любить положено.

— Каждую любимую женщину по-своему?

— А как же иначе!!!

— 4 —

"Понедельник — день тяжелый. Забот и хлопот хватает. Прежде всего с любящими женщинами рыцаря Филиппа. Ох мне, грехи наши тяжкие…"

Едва выпроводив Настю на курсы английского языка, Филипп поехал за Марией. Меню ужина вдвоем при свечах с подругой детства, девочкой из своего двора, он досконально продумал. А также то, чем и как ее следует неукоснительно развлекать до еды и после.

Весь вечер он был с ней предупредителен, внимателен, обходителен и нежен. Словно бы она не его старая подружка рыжая Манька-лесбуха, а возлюбленная нареченная невеста Настя, эпигностически благословенная в женах.

В женских именах, привязанностях и в собственных нежных чувствах рыцарь Филипп не путался. И не ошибался в рассеянности.

"Женщин обман возвышает, а мужчин, как Бог благословит… Кому дар Божий, кому яичница…"

Медицинские предписания арматора Вероники он безукоснительно выполнил и неотъемлемо перевыполнил. И далеко за полночь, скорее, к утру отвез ошалевшую от счастья рыжую Маньку к ней домой.

По всему было видно: пусть ненадолго, возможно, урывками, но пребывать любимой и любящей истинной женщиной Марии Казимирской понравилось. Наверняка, гораздо больше, нежели выкобениваться, не поймешь какой, лесбийской приснодевой, приверженной однополой и однобокой любви.

Вот почему с шести часов вечера на звонки и эсэмэски Софии Жинович она принципиально не отвечала. Кому уже много дадено — прибавится; у неимущих — отнимется.

"Задрала, паскуда розовая! Ну-ка, где тут в меню фильтрация входящих?"

— …Филька! Чтоб ты знал: Вероника Афанасьевна нашу Маньку к себе в "Трикон" на работу берет, в хирургическую косметологию, медсестрой на полставки, — через пару дней радостная Настя гордо сообщила любимому и единственному мужчине.

— Это я ей с протекцией помогла! Ей-ей! И все твоей маме про вас рассказала, как вы с детства до сих пор дружите…

"Ох мне, женщины…"

Настя со скрипом, но исправно посещала лекции в своем Белгосуниверситете, ходила на курсы английского. Филипп же в это время занимался самовоспитанием и самообразованием видимым образом и невидимым для тех, кому не полагается знать об истинах сокровенных и эзотерических.

Извечная мирская суета и светская кутерьма в сентябре мало беспокоили героя нашего романического повествования. Его однокурсников насильно угнали на картошку. Тогда как студент Ирнеев от общегосударственного картофельного патриотизма был освобожден по мотивам серьезного кардиологического заболевания.

"Обман государства гражданами есть не ложь, а мотивированное соблюдение прав человека, утверждают наши правозащитники Андрюша с Матюшей."

О друзьях-компьютерщиках он не забывал, но за помощью к ним не обращался. Сам справлялся с аппаратными и программными проблемами, поскольку в деканате его обязали обихаживать факультетское железо в качестве местного компьютерного гения-самородка.

Вместо отбывания трудовой повинности в сельской местности два-три раза в неделю Филипп на пару часов заезжал в свой "пед и бред". В остальное же время чаще всего безвылазно сидел один дома и принимал гостей. И ученика Ваню к нему теперь возил Гореваныч.

Мария к нему приезжала довольно часто. Всякий раз себя ругательски ругала неприличными медицинскими словами, каялась, оправдывалась:

— …Пойми ты, глупый Филька! Мне совестно ее обманывать. Настя мне как сестра. У меня никогда не было человека ближе и роднее, чем она.

— А как же я?

— Ты так, мне для гормонального секса нужен и вагинального здоровья ради. Так же, как и для Вероники.

Но я тебя по-своему люблю, Фил. Смотри, как у меня груди выросли и пополнели.

Чтоб ты знал! Это не только из-за фитнесса и оздоровительного курса у Вероники. Но по причине регулярной и полноценной половой жизни с любимым мужчиной Филиппом Ирнеевым.

— Так уж и регулярной?

— А мне хватает! Бешенством матки моя гинекология не страдает, милок. Я тебе не Софочка. Гипсовый член мне без надобности…

"Вот и ладненько! Глядишь: через месяц-другой у нее посвящение и транспозиция харизмы. А там с крестным отцом-инквизитором не очень-то разгуляешься в ордене.

Придется тебе, Мань, подыскать кого-нибудь другого. Чтоб регулярно и полноценно…"

— …Ах, Филька! Как же я тебя люблю! Ты для меня чудесную девочку отыскал.

Твоя Манька — сплошь соблазн. Я готова хоть завтра ее посвятить. Но есть одна закавыка…

Выдам тебе тайну: Булавин покуда не велит. Он сам намеревается ее вводить и затем рукоположить.

— Чтобы прорицать, кто от чего помер? Или языки распознавать? По-латыни истории болезни писать, что ли?

— Языки тоже не помешают. Но прецептор Павел намерен ей полностью передать собственное дарование целительства.

У него, между прочим, две докторские степени по медицине, образца XVIII и XX веков. И его дар посильнее моего. Не намного, но все-таки.

— Оба-на! Значит, мне можно, того, этого, свалить в канавку?

— Не надейтесь, рыцарь Филипп! Вам быть при рыцаре-зелоте Павле Булавине причетником и восприемником кавалерственной дамы-неофита.

Такова обязанность окружного инквизитора, исправляющего и очищающего помыслы посвящаемого в орденские таинства.

— Не учи ученого. Помню я, помню.