Судьба Убийцы (ЛП)

Где ты сейчас? – спросил Дьютифул.

Стою на якоре вблизи гавани Клерреса. Сегодня иду за Пчелкой.

Эмоции, слишком многочисленные, чтоб их называть, кипели смесью страха и надежды.

Будь осторожен, - выдохнула Неттл где-то очень далеко.

Будь безжалостен. Убей их всех и повергни их город в прах. Привези нашу Пчелку домой, - это от Дьютифула. Он взглянул на маленькую дочку Неттл, затем на слегка округлившийся живот Эллианы. Пробудилась его отцовская ярость. - Уничтожь Служителей. Заставь их пожелать о том, что однажды они услышали имя «Видящий»!

В ответ на произнесенное им имя что-то громадное зашевелилось и поднялось из глубин потока Скилла. Я никогда не сталкивался ни с чем похожим. Неттл, Дьютифул и Олух разом отпрянули.

СТЕНЫ! – предостерег я их, но они уже пропали. Когда Олух потерял концентрацию, они растаяли, как туман поутру, оставив меня в одиночестве в ширящейся трясине чужой магии – магии отвратительной и неправильной, запятнанной и грязной, словно ребенок зашипел по-змеиному. Густая и склизкая, она поднималась вокруг. Миг неосторожной попытки связаться с родными открыл дверь в мой разум – и чужое сознание потекло вовнутрь, дотронулось до меня.

Оно было неряшливым потоком мыслей. Я стал неподвижным и маленьким, тугим и твердым, как орех. Меня учили использовать Скилл осмысленно и строго, нацеливая мысли, словно меч, в едином могучем выпаде пронзающий противника. Это же был бесформенный толчок - за ним стояла огромная сила, но никакой цели. Как будто рабочая лошадь придавила тебя в стойле. Я держался и не отодвигался назад.

Видящий. Это имя, - он наощупь искал меня. Я затаил дыхание. - Я чувствую тебя. Ты близко, не так ли? И с тобой что-то есть. Что это? Не человек.

Поток густой магии дотронулся до Совершенного – корабль встрепенулся, по палубе пробежала дрожь.

Руки прочь! – в приказе Совершенного я ощутил беспокойство, но тут корабль поднял собственные стены – ту же защиту, которую он использовал, чтобы не впускать меня в свои мысли.

Сознание было попыталось нашарить его, но без толку, и тогда вернулось ко мне. Его сила завертела меня, опрокинула и закачала, как удар случайной волны. Я не мог отгородиться от него стеной, ведь он уже был внутри моего сознания. Его мощь ужасала, хотя, похоже, он не знал, как ее использовать – слепо блуждал в темноте, неспособный схватить меня. Я затаился, но как только что-то другое привлекло его внимание, был грубо отброшен. Мне стало слышно голос, который отвлек его.

Винделиар, проснись. У меня к тебе вопросы, – затем голос в ужасе прошептал: – Что ты наделал? Симфи! Симфи, о нет, она мертва! Что ты сделал, ты, негодяй! И Двалию тоже? Убил и свою госпожу заодно?

Вовсе нет! Я их не убивал! Никто меня не слушает. Ты приходишь сюда, снова и снова, истязаешь меня, чтобы заставить сказать вещи, которым сам не веришь! Ты здесь чтобы опять меня мучить, ведь так, Коултри? Ты любишь причинять мне боль!

Парализующий страх обрушился на меня. Но за ним последовал прилив ярости, бешеной ненависти, которую усилила волна боли брошенного всеми юнца. Он взорвался.

Двалия мертва! Симфи мертва! Ты мучаешь меня и мучаешь, но ведь я говорил тебе – Пчелка плохая, у нее магия, и она способна на ужасные вещи, а ты заладил, мол, я вру, и терзаешь меня только сильнее! Сейчас они мертвы, а ты снова пришел пытать меня! Ну, теперь я сделаю больно тебе!

Он целился не в меня. Будь это так, я бы вопил не хуже Коултри. Тем не менее, направленный поток агонии зацепил меня, и я беспомощно упал на палубу Совершенного. Я видел всё – горячие клещи, цепи, не дававшие встать на ноги, крошечные лезвия, разгуливавшие по моей плоти. И я почувствовал, как он осознал свою силу.

Хватит орать!

Он заставил свою жертву затихнуть. Соображал он небыстро, но при той мощи, которой он обладал, это не имело значения. Его мысль ползла, как телега, взбирающаяся на крутой холм. Я ощутил его ребяческое ликование, когда он почувствовал свою силу.

Коултри, теперь ты любишь меня. Любишь меня больше всего на свете. Тебе так грустно оттого, что мне больно. Сними с меня цепи! Приведи мне целителя и принеси еды. Хорошей еды, как у маленьких Белых в их домиках! Ты заберешь меня отсюда в хорошее место с мягкой кроватью. И ты скажешь Капре и Феллоуди: все то, что я говорил им – правда. Пчелка обладает магией, и это ее рук дело. Она убила Симфи и Двалию.

Я почувствовал всплеск волны Скилла, несущей абсолютную убежденность, которую он обрушил на кого-то другого. У меня не было сомнений в правдивости его слов. Он пропитывал меня уверенностью насквозь, пока я не испугался, что Скилл навсегда выжжет это во мне. Одно ужасное мгновение я считал, что Пчелка - опасна, и разделял его полную уверенность в том, что она должна умереть.

Заставь их поверить мне! Я пытался предупредить вас раньше, но никто не слушал меня. Скажи им, что Видящий близко! Он говорил, что всех нас убьет, что разрушит Клеррес. А еще в гавани есть драконы. Я их чувствовал! Я практически видел их. Скажи им это! Но сначала принеси мне поесть.

Высвободиться из этого было не легче, чем выбраться из болотной трясины. Его сознание засасывало меня подобно грязи, в которой накрепко увязли сапоги. Я противостоял мощи, которая была легко сравнима с силой Олуха в его лучшие годы. Его разум сжимал мой в отвратительном объятии, и вот он уже начал смотреть моими глазами, обонять, касаться и ощущать все то же, что и я. Стены поднять было невозможно, и чем глубже я уходил в себя, тем большим количеством моих ощущений он завладевал. Он был на грани полного захвата моего тела и воли.

Тогда я бросился на него. Он не ожидал атаки. У него не было стен? Действительно, не было. Он расширил мост меж нами - и так я захватил над ним всю власть, присвоил его зрение и остальные ощущения. Надо мною стоял человек с лицом, покрытым белой краской и пудрой, одетый во все зеленое, цвета болотной тины. Я лежал на ледяном каменном полу, мою шею стягивал холодный металлический ошейник. Руки кровоточили от мелких свежих порезов. Я насквозь промерз, всё болело, глаза затекли, синяки ныли по всему телу. Повреждения были пустяковые, но каждое из них я лелеял как дело рук моего брата. Мой брат был повинен во всем, и теперь я ненавидел его.

Я брезгливо отделил от него свое сознание. Он было вцепился в меня, не давая уйти, и тогда я позволил ему насладиться тем, как презираю его слабость. Ни одно из его повреждений не могло бы вывести из строя воина. Шуту пришлось вытерпеть гораздо худшее. Этого же уязвленное чувство собственной правоты лишило сил - он был изнежен и полон жалости к себе, как нарыв, заполненный гноем.

Я страдал! – где-то там он произнес эти слова вслух. Мое пренебрежительное отношение к его ранам показалось ему оскорбительным. Отвлечь его легче легкого.

– Винделиар, – я услышал, как кто-то умолял, – поговори со мной. Что здесь произошло?

Под кандалами на его запястьях была содрана кожа. Я выбрал эту боль и сфокусировался на ней. Его руки были сплошь покрыты небольшими порезами - я заставил его сознание сосредоточиться на жжении ранок. Нашел больной расшатанный зуб и вывел эту боль на первый план его сознания. Он начал издавать беспомощные звуки. Я ощутил, как он размахивает руками, и чем больше внимания он обращал на свои легкие раны, тем больше он преувеличивал их в своем воображении. Внезапно я, щелкнув его челюстью, прикусил ему язык достаточно сильно, чтобы пошла кровь. Он вскрикнул от боли - и в равной степени из-за моей власти над ним. Я хотел большего - убить его. Я дал ему это понять, и, запаниковав, он вытолкнул меня из себя. Я влетел в свое тело и бросился поднимать защиту. Стены взметнулись, тело приняло защитную позу. Я тяжело дышал, как будто выдержал схватку на топорах с Барричем.

– Принц Фитц Чивэл! Фитц! Фитц!

Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Брэшена. На его лице страх боролся с облегчением: