Техномонстры

Глаза отражали все шесть спин бегущей прочь Филики. Но убежать далеко не получилось: повсюду были стены, сотканные из паутины.

— Ты бежишь от меня? Или от себя? От своего предназначения? Ха-ха-ха! — громовой голос бога пауков рвал душу на мелкие ошмётки. — Никуда тебе не деться. Эти стены создал не я. Их воздвигла ты сама! Мне не нужно ничего делать: твои страхи делают всё за меня…

Филика закричала. Дежурившая у лежанки Джина обняла её:

— Успокойся, всё хорошо, не забивай себе голову «им», не надо. Он, пусть и бог, но этого недостоин…

Сутки напролёт Филика пролежала в беспамятстве. Её рвало, лихорадило. О том, что творилось в её истерзанной душе, не подозревал никто. Разве что Джина…

Ночь наступала мгновенно, настигая врасплох не успевших к ней приготовиться. Но не так-то просто природе застать врасплох опытных путешественников под предводительством Дрима Плувера Младшего! Развели костёр. Большинство домиков были готовы. Соорудить лежанку из листьев и мха — дело десяти минут. Ночью вполне тепло, так что переживать по поводу тёплых одежд не приходилось. И если бы не прожорливые москиты, не боящиеся дыма от костра, — вообще прекрасно бы всё было.

Но не одни москиты являлись кусачей проблемой. От свирепых укусов невыносимо страдали Бирюк, Тос и Кич. Местные блохи, вши и клещи не преминули забраться в их густую шерсть. Днём Тос и Кич то и дело отрывались от дел и вычёсывали друг друга, что те обезьяны. Бирюк к себе никого не подпускал: сам выгрызал кровососущих насекомых. Но что потуги примов, что отчаянные попытки волка — всё без толку. Они даже все втроём пытались утопить паразитов в ледяной воде Вечного Океана. Но только сами намёрзлись и без особых результатов поплелись на берег. Если какие твари и утонули, то на их место с ещё большим остервенением пришли новые. Ночью дела обстояли куда хуже. Уснуть практически не удавалось. У всех троих от укусов тела дико зудели. Если и выпадала возможность провалиться в сон, то только очень тревожный и короткий. И когда такое происходило, то сновидения находили до того отвратительные и мерзостные, что хотелось и вовсе не засыпать. Пробуждался каждый, разумеется, в ужасном настроении.

Остальных, как это ни странно, нашествие блох, вшей и клещей обошло стороной. Хотя короткая шерсть Моррота или волосы на голове (и в других частях тела) любого — просто идеально бы подошли для подлых кровососательных делишек.

Четыре дня Филика пролежала в бреду. Всё это время над ней дежурила Джина: ставила компрессы, поила водой, отварами лечебных трав и растёртой кашицей мякоти плодов. Благодаря её самоотверженной заботе, к пятому утру командирша смогла подняться на ноги. И ещё как: тут же пустилась помогать Тоне собирать кокосы и ежевику, игнорируя все запреты Ночной Бабочки.

Филика чувствовала сильную слабость, но о том, чтобы полежать ещё хоть сколько-нибудь — она даже не хотела и слышать. Уж належалась предостаточно! И чем больше она работала, тем чётче ощущала, что болезнь покидает её. Подорванная сила воли вновь начала возвращаться. А вместе с ней, возвращалось и здоровье.

Вконец утомившись от труда, Филика решила отдохнуть на берегу, в тени пальмы. Стоял обеденный зной и лагерь был пустынным: большинство прятались от палящего солнца в домиках. На противоположной от берега стороне лагеря виднелся Бирюк: он лежал в тени папоротников и неистово выгрызал кровопийц.

Обидевшаяся на «глупую, непослушную и неблагодарную» Филику, Бабочка делала вид, что разглядывает перламутр громадной ракушки. А на самом же деле, только и косилась на командиршу. Они случайно встретились взглядами, и трудно сказать, чего было больше в глазах Джины: обиды или радости за начало выздоровления подруги. Некоторое время они напряжённо глядели друг на друга. Филика улыбнулась. Джина улыбнулась ей в ответ. И тут же забылись все обиды. Сейчас они казались такими глупыми и надуманными, что Бабочке даже стало смешно.

Взявшись за руки, девушки отправились на берег, в тень громадной пальмы с волокнистой тёмно-зелёной корой и жёлтыми листьями. Болтать и любоваться бликами солнца на пенящихся волнах океанического прибоя.

Джина говорила без устали: столько всего произошло, пока Филика находилась в беспамятстве! Были достроены домики, но это и так видно. Из тонких лиан сплели сеть и улов рыбы возрос многократно. Мало того, Брок успел переругаться с Тоной: она, видите ли, взялась вычёсывать вшей из шерсти Кича! Люрт был вне себя от ревности! Как ведь всё-таки глупо это со стороны смотрелось: бедняге Кичу пришлось вскарабкаться на самое высокое дерево и провести там с добрую половину дня. Ослепший от глупых домыслов Брок караулил его внизу. Пришлось усмирять всей толпой. А попробуй-ка, усмири хвостато-рогатого великана почти в два с половиной метра ростом! Оружие тут не применишь. Ох он вырывался, ох брыкался и бодался… Раз десять его усмиряли и столько же раз он выкручивался и бежал к дереву, на котором сидел бедолага Кич. Ну не жертва ли необоснованной ревности? К вечеру пыл Брока остыл, и великан позволил себя скрутить окончательно, пообещав загнанному Кичу, что не тронет и «хвостом». Весьма странное обещание, как на взгляд Джины. Но действенное — Брок больше не нападал на Кича. Зато с Тоной он долгое время не разговаривал. А если и ронял словечко, то уж такое кислое, что зубы у всех сводило! Вот только вчера они вроде бы и помирились. Да так, без лишних разговоров (что и немудрено для люртов). Брок проснулся посреди ночи и пошёл в их домик, где в одиночестве спала Тона. Джина тогда как раз не могла заснуть… В общем, так они и помирились — по первой мужской прихоти. Была бы Джина на месте Тоны — ни за что не простила так быстро! Филика согласилась полностью.

Кроме этого, случилось ещё много интересного. Бирюк, к примеру, принёс из леса тушу странного шестилапого зверя с белой шерстью. Его мясо было жестковатым и жилистым, но вполне даже съедобным. Шкуру Дрим постелил на пол в их домике. Шестишерст? А что, вполне даже хорошее название дала командирша зверю! Джине нравится!

Два дня назад Лароус чуть не взлетел на воздух. Да, именно так! Он откопал в слое земли и опавших листьев леса кусок застывшей лавы. Не стоит забывать о Вулкане Ненависти, который периодически ровняет весь этот лес с землёй — заливая лавой и засыпая чудовищным градом раскалённого пепла. Так вот, ему, шестерёнчатая его башка, захотелось «попробовать этот вулкан на вкус». Он забросил найденный кусок в свою грудную печку. Прежде чем мы успели что-то сообразить, произошёл взрыв. Благо, ему хватило-таки мозгов или чем он там думает не закрывать крышку печки: основная сила взрыва вышла из отверстия. Закрой он её — последствия бы оказались уж слишком плачевными. А так — только закоптил себя хорошенько, что потом целый день отчищался.

С подчинённым Филики Морротом, кстати, тоже случился казус. На следующее утро, как нашлась командирша, он ушёл в лес на охоту. Целый день все были заняты усмирением разбушевавшейся ревности Брока. Куда там о чём-то другом думать? К вечеру Брок утихомирился и все спохватились: крот не вернулся в лагерь. Но паниковать не стали: предположили, что он просто зашёл далеко и решил переночевать в лесу. Да даже если бы и запаниковали, всё равно ночью в неизученный лес идти на поиски — занятие гиблое. Разве только Бирюку под силу. Но измотанный бессонными ночами и укусами паразитов волк стал слишком озлоблённый и нервный. Даже Дрим не решился к нему подходить с просьбой. Утром тревога усилилась: крота всё не было. Тут уж выбора другого не осталось: хочешь, не хочешь, а идти на поиски надо. Охранять лагерь остались Кич и Тос. Да и толку бы от них было мало: измученные, не выспавшиеся, злые… Правда, Бирюк пошёл с нами. И от него как раз польза была самая большая. Запихнув всю ненависть к паразитам на теле в сундук силы воли, волк взял след. Всем остальным только и оставалось, что следовать за ним.

Уже к обеду Моррот нашёлся: заточённый в кольца здоровенного питона с кроваво-красными пятнами на жёлто-зелёной чешуе. Одна рука крота была скрыта в объятьях змеи полностью. Вторая — по локоть. Когти свободной руки вонзались в закрытую челюсть питона: змея была жива, но раскрыть пасть и проглотить добычу она не могла. Что Моррот, что удав — были обречены на мучительную смерть. Сдавленный кольцами крот ухитрялся дышать, хоть и еле-еле. Ему повезло: в таких случаях это большая редкость. В любом случае, он уже умирал от истощения и недостатка воздуха. Ещё бы — пробыть в смертельных объятьях десятиметрового питона почти сутки!