Разделяющий нож: Приманка. Наследие

– Как ты думаешь: это последствие того странного повреждения Дара, которое причинил Злой?

– Не знаю. Что это последствие чего-то, сомнений нет. —. Может быть, всего, что накопилось. Даг чувствовал, как растет в нем нечто, но не мог найти ему имени.

– Не повредило бы, если бы ты больше рассказывал о том, как все было, – сказал Громовержец. – Не думаю, что люди понимают, как много потеряет и этот лагерь, и Олеана, если тебя изгонят.

– Так что, я должен похваляться? – поморщился Даг. – Тогда мне разрешат сохранить Фаун, раз я такой замечательный?

– Если ты не хочешь говорить о своих заслугах друзьям, то как ты собираешься явиться на совет и говорить о них врагам?

– Это не мой стиль, и к тому же оскорбление всем, кто выполняет свой долг несмотря ни на что, без фанфар и ожидания благодарности. А вот если ты хочешь, чтобы я настаивал на том, что мне следует разрешить сохранить Фаун, потому что она замечательная, на это я согласен.

– М-м... – промычал Громовержец. Если он и представил себе такую картину, она, похоже, не очень его порадовала.

Даг смотрел вниз, ковыряя сандалией влажную землю.

– Вот что я тебе скажу. Если продолжение существования лагеря Хикори – или Олеаны, или всего мира – зависит всего от одного человека, то мы уже проиграли нашу долгую войну.

– И все же в конце концов уничтожение Злого совершается рукой одного человека, – сказал Громовержец, внимательно глядя на Дага.

– Неверно. На острие разделяющего ножа балансирует весь мир, да, и удар наносит рука одного дозорного, о нож, который она сжимает, – это кость другого человека, сердце третьего, искусство и точность глаза мастера, который нож изготовил. И все дозорные участвуют в том, чтобы этот единственный человек оказался в нужном месте. Мы, дозорные, охотимся стаей. А за спиной дозорных – их лагерь и родичи, те, кто дает им коней и оружие, кто обеспечивает их пищей. И эту цепочку можно продолжить. Так что не один человек, Громовержец; скорее кто-то один из многих.

Громовержец медленно кивнул, соглашаясь. Через несколько мгновений он поинтересовался:

– Кто-нибудь сказал тебе «спасибо» за Рейнтри, командир эскадрона?

– Не припоминаю такого, – сухо ответил Даг, но тут же пожалел о своем тоне, заметив, как поморщился Громовержец. – Надеюсь, Дирла получила свою вечеринку, – добавил он задумчиво.

– Да, в ее честь устроили празднество в Бивер Сае, как я слышал от тех, кто после него остался в живых.

Даг ухмыльнулся.

– Это хорошо.

Громовержец потянулся, и в прохладной тишине его суставы тихо хрустнули. Между темными стволами деревьев была видна блестящая поверхность озера, которую морщил ветерок.

– Мне нравится Фаун, и все-таки... Я не могу не думать о том, как все упростилось бы, если бы ты вернул эту милую крестьяночку ее семье в Вест-Блу и предложил им оставить себе свадебные подарки.

– Это довольно оскорбительно, Громовержец, – сказал Даг, хоть и не уточнил, для кого. Таких оказалось бы много, решил он.

– Ты мог бы сказать, что сделал ошибку.

– Но это не так.

Громовержец поморщился.

– Я и не думал, что ты согласишься, но попробовать предложить тебе такое стоило.

Даг сдержанно кивнул, показывая, что понял резоны Громовержца. Тот говорил так, будто все вертелось вокруг Фаун; и действительно, неприятности начались с ее появлением; однако теперь Даг не был уверен, что дело только в его крестьянке-жене. Проблема стала казаться ему более значительной и более сложной. Когда все началось? В Рейнтри? В Вест-Блу? В Глассфордже? Или еще раньше, а он не замечал?

– Громовержец...

– М-м?..

– Этот год был неудачным для дозорных. Стало ли больше чрезвычайных ситуаций или они просто сделались более тяжелыми?

Громовержец молча начал загибать пальцы, производя подсчеты, и его брови удивленно поползли вверх.

– На самом деле в этом году Злых было обнаружено меньше, чем год или два назад, но в Глассфордже и в Рейнтри они оказались такими могущественными, что кажется, будто их было много: из-за этих двух мы отстаем от графика.

– Оба самых тяжелых случая произошли в крестьянских землях.

– Да. Ну и что?

– Крестьянские земли теперь стали более обширными. Фермеры расчищают все новые поля... В результате нас ждет еще больше чрезвычайных ситуаций, и не только в Олеане. Ты ведь из Трипойнта, Громовержец, ты знаешь о ремесленниках больше других. Мастеров вроде тех, что сделали мой протез, – Даг поднял руку, – я этим летом видел в Глассфордже: они производят все больше товаров и становятся все более умелыми. Ты слышал о том, что случилось в Гринспринге. Что, если бы жертвой Злого стал большой город вроде Трипойнта или такой, каким становится Глассфордж?

Громовержец сидел неподвижно, слушая Дага, слушая очень внимательно; однако о чем бы он ни думал, на лице его ничего не отразилось.

– Стоит Злому захватить подобный город, – продолжал Даг, – и он не только получит рабов и уничтожит их Дар, он получит знания, инструменты, оружие, лодки, кузницы, мельницы – все, что уже построено, силу и власть, а не только насытится краденым Даром. И чем больше городов построят фермеры – а это непременно случится, – тем скорее вероятность несчастных случаев превратится в неотвратимость.

Громовержец мрачно покачал головой, соглашаясь с Дагом.

– Мы не можем насильно загнать крестьян обратно в безопасные районы – не можем тратить на это силы, их и так не хватает.

– Значит, они останутся там, куда уже проникли, а? Я не предлагаю действовать насильно. Но что, если мы добьемся от них помощи, воспользуемся их силой вместо того, чтобы позволить это делать Злым?

– Мы не должны делаться зависимыми. Мы не должны снова стать лордами. Эта ошибка наших отцов чуть не погубила весь мир.

– А разве нет другой возможности для Стражей Озера и крестьян существовать, не становясь лордами и слугами, Злыми и рабами?

– Да, такая возможность есть: жить порознь, – сказал Громовержец, делая резкий рубящий жест рукой. – Так мы предотвратим опасность.

Даг промолчал; у него перехватило горло.

– Итак, – через некоторое время снова заговорил Громовержец, – как ты планируешь действовать в отношении совета лагеря?

Даг только покачал головой.

Громовержец раздраженно посмотрел на него, потом продолжал:

– Дело обстоит так. Когда я вижу хорошего тактика – а мне известно, что ты именно таковым и являешься, – который сидит и ждет, вместо того чтобы сопротивляться наступающему врагу, я могу предположить одно из двух: или он не представляет себе, что делать, или его враг сам идет ему в руки. Я знаю тебя очень давно... и все-таки, глядя на тебя теперь, я не могу решить, что именно происходит.

Даг отвел глаза.

– Может быть, я и сам этого не знаю.

Последовало тяжелое молчание; потом Громовержец вздохнул и поднялся.

– Что ж, возможно. Я сделал все, что мог. Будь осторожен, Даг. Похоже, теперь мы увидимся на совете.

– Наверное. – Даг поднял руку в приветствии и стал смотреть вслед устало пересекающему рощу Громовержцу.

Рассвет следующего дня был ясным, обещая прекрасный день – теплый и сухой. Поверхность озера казалась стеклянной. Даг, лежа под навесом, наблюдал, как Фаун плетет шляпы – она нашла водоросли, которые, по ее мнению, напоминали привычную для крестьянки солому и потому подходили для плетения. Фаун, взяв ножницы и забавно высунув кончик языка, осторожно принялась подравнивать торчащие на длину пальца из полей концы растений.

– Ну вот, – сказала она, поднимая готовую шляпу, – эта для тебя.

Даг взглянул на другую шляпу, лежащую рядом.

– А почему у моей края так же аккуратно не заделаны, как у той?

– Дурачок, то шляпа для девочки, а эта – для мальчика. Как же иначе их различить!

– Не хочу подвергать сомнению обычаи твоих соплеменников, но я обычно иначе определяю различия между мальчиками и девочками.

Его слова, как Даг и рассчитывал, заставили Фаун захихикать.