Инферняня (СИ)

— А вдруг его лишили родительских прав в… в… судебном порядке??

— Боги могут проиграть суд только таким же как они, то есть — богам. У других нет никаких шансов, — сообщил Томас и спросил: — Вроде в учебнике это было?

— В каком учебнике?

— Начальный курс для нянь.

— А — а, ну да…

Я отнеслась к новой работе очень ответственно и засела за чтение талмуда, который мне вручили в агентстве, в первый же вечер. Вступительная статья была о том, как нужен этот учебник каждой няне особенных детей. В этом авторам удалось меня убедить. А так же в том, что учебники пишут зануды. Я просмотрела некоторые картинки (больше всего хотелось узнать, как выглядят инопланетяне — ну и насмешили они меня!), после этого талмуд был похоронен в шкафу под грудой одежды.

А я решила облегчить жизнь последующим поколениям нянь, а так же родителям особенных детей, и написать для них Руководство. Там будет только важное и ничего лишнего. Думаю, двух страниц хватит.

— Тем более, это Гермес Олимпус, — продолжал Томас, — он и богам не проиграет — он известен своей хитростью. Читала мифы Древней Греции?

— А, мифы, — неопределенно сказала я и решила уйти от опасных тем: — А если выяснить, кто мать Петера, не удастся?

— Удастся.

— А если нет?

— Тогда Петера воспитает корпорация. В любом случае, тебе не придется взваливать заботу о нем на себя, — миролюбиво сказал Томас и снова взял меня за руку.

Но я выдернула руку:

— А я о себе и не беспокоюсь!

— Тш — ш, — сказал Томас и кивнул в сторону открытой двери спальни.

Я договорила уже тихо:

— Я переживаю за малыша — как он будет без родителей?

— Если так и получится — в чем я очень сомневаюсь — Корпорация его не оставит, не бойся. Он будет расти в довольстве и роскоши. А потом останется работать в Корпорации.

— И будет там работать всю жизнь?

— Нет, всего пятьдесят лет. Но большинство из них бессмертны, так что…

— А если кто‑то не захочет остаться?

— Не имеют права отказаться. Контракт.

— Тоже ты составлял?

— Не подозревай меня во всех злодеяниях мира. Это очень старый закон. Ему лет пятьсот. И потом, любой бы душу продал за работу в Корпорации. Если бы знал о ее существовании.

— Возможно, — сказала я.

Томас сказал:

— Я сделаю все, чтобы найти Гермеса или его жену, я тебе обещаю.

— Хорошо, — я посмотрела в его глаза. А они у него такие… Синие!

Я быстро отвела взгляд. Томас и не заметил моего смущения, он зевнул и потянулся:

— Извини. Я так устал. Ты, наверное, тоже.

— Да, — сказала я, вставая. — Я прилягу в спальне.

— Да, а диван мой, — сказал он и хлопнул ладонью по подушке дивана. — Довольно мягкий.

— Спокойной ночи, — сказала я и зашла в спальню.

Петер тихонько посапывал, уткнувшись в подушку. Я поправила у него одеяло, умылась и устроилась спать на второй кровати.

Проснулась я аж в девять часов (набегалась вчера предостаточно), было совсем светло, Петер еще спал.

Никаких страшных птиц ночью не было слышно. Только раз я проснулась — от глухого собачьего лая, и сначала подумала, что это та собачка, что я видела на руках у седовласой дамы. Но лай был низкий и хриплый, и собак явно было много. И, что показалось мне самым странным — были они где‑то за окнами. Помню, перед тем, как я снова провалилась в сон, в голове пронеслась бредовая фраза: «Собак называют стаей, потому что они, как стая гусей, летают…» И чего только во сне не придумаешь. Смехота. Наверное, городские дворняги пробегали мимо гостиницы.

Позевывая, я вышла в гостиную. Томас, совершенно свежий, выбритый и при галстуке, будто встал давным — давно, сидел в кресле у журнального столика, просматривал газету и пил чай. Он поднял голову:

— Как спалось?

— Прекрасно, — я улыбнулась.

— Присоединяйся, — он указал рукой на столик — там были чашки, чайник, бутерброды, джем.

Я беспокойно взглянула на окна — шторы раздвинуты и светит тусклое октябрьское солнце. Он понимающе сказал:

— Гарпии не показываются днем. При солнечном свете они слепы, как кроты.

— И когда пасмурно?

— Да…

Я села на другое кресло.

— Что пишут? — киваю на газеты, типа я светская девушка и завожу по утрам светские разговоры, вместо того, чтобы ворвавшись в комнату, завращать глазами и закричать: «Поехали скорее в погоню за Гермесом или за его женой!»

— Сегодня ничего интересного, — отвечает он спокойно и, сложив газету, бросает ее на стол. — Позавтракаешь, и я отвезу вас к тебе домой, — и, предупреждая мои вопросы, досказал: — А сам отправлюсь разыскивать Гермеса.

— Но если он «черти где», то как ты его найдешь?

— Есть место, где всегда знают, где он.

— И что это за место?

— Его работа.

— Он… — в памяти всплывало что‑то, вроде бы какая‑то незначительная смешная работенка, которую Гермес Олимпус назвал мне через дверь при нашем знакомстве. Ах, да! — Он сказал, что он посыльный. Обманул, наверное.

— Ты же знаешь, родители не имеют права врать при заключении договора с няней.

— Ну да, — сказала я неуверенно, потому что не помню я, кто на что там имеет право и когда.

— Он посыльный. У Зевса.

— Да? — Еще один бог майя? — А ты знаешь, где живут южноамериканские боги?

— Почему южноамериканские? — уставился он на меня.

О, черт, кажется, я ошибалась. Ну и ладно. Я что, обязана знать всех богов всех народов? Я не этот, как его… фиолог, телолог, ну, неважно.

— А что, нет?

— Греческие, — улыбнулся он.

Вот уж тем более! Где Греция и где мы! А где, кстати, эта Греция? Да нет, знаю я, что в Европе, за кого вы меня принимаете! Или ближе к Азии? А может, в самой Азии? Или на островах… Мои лихорадочные вскапывания знаний по географии прервал голос Томаса:

— Это на юге Европы.

— Я знаю, — обиженно сказала я.

— Извини. Мне показалось…

— Значит, они живут в Греции?

— На горе Олимп. Только жить они могут по всему свету, а на горе Олимп работают.

Прикольно. Жить, к примеру, в Америке, а на работу к восьми утра являться в Грецию. Или, вообще, в Австралию! Я спросила важно:

— Ты полетишь в Грецию?

— Нет. Я постараюсь связаться с боссом Гермеса отсюда. По специальному каналу. Из центра.

— А — а.

Я пожевала хлеб со сливочным маслом. И вспомнила:

— Но если родители не имеют права врать, тогда почему Гермес сказал, что придет за Петером сегодня в два часа?

— Так и сказал? — прищурился Томас. — Дословно?

— Дословно я не помню. Хотя… — что же он тогда сказал? — Вроде бы… э — э… Он спросил, может ли он оставить Петера на сутки. Да.

— Значит, он не врал, — одна бровь полоска поднялась. — Он просто не договорил. Например, на сутки… и еще двадцать лет.

Я возмущенно покачала головой:

— Вот обманщик!

— Да.

Я допила горячий чай, съела лимонную дольку из него, отряхнула крошки с ладоней, заметила со вчерашнего дня оставшийся лежать на столе «Элль», взяла его, чтобы сунуть в сумку и дома полистать на досуге. Из журнала выпало что‑то, стукнулось об пол, да так, что во все стороны полетели разноцветные искры, и укатилось под кресло, где сидел Томас. Я запищала от испуга, Томас соскочил с кресла, сказал:

— Не бойся.

Пошарил под креслом рукой, отодвинул его немного в сторону и вытащил из‑под него маркер.

— Всего лишь маркер? — с сомнением спросила я, но ближе, чем на полметра, не приблизилась. (И ничего я не трусиха, но и маркеры ведь не должны плеваться огнями!)

— Точнее, небесный маркер. Я только читал о них, — Томас рассматривал находку с любопытством. Открыл колпачок, и провел несколько линий… в воздухе. За маркером, словно след от самолета, повисли огненно — оранжевые полоски. Томас прикоснулся к ним пальцем, они подернулись рябью, подул на них, они превратились в дуги, но не рассеялись и не исчезли. А так и висели посреди комнаты.

— Ух ты, — сказала я. — А мне можно?