Тёмный день

Да, это был настоящий кобольд. Крынкин разглядел голову с маленькими рожками, немного похожую на собачью, узкую морду, длинный голый хвост, покрытые короткой шерстью лапы. Глаза кобольда горели, как два раскаленных угля.

— Я тебя вижу, — не веря сам себе, пробормотал Крынкин, не сводя глаз с удивительного существа.

Кобольд, держа в зубах клетку, скользнул назад. Несси беспокойно металась в крошечной переноске, натыкаясь на решетку. До открытого подвального окна кобольду оставалось не больше пары шагов.

Крынкин тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Несси?

— Стой! — вдруг гаркнул он во все горло. — Отдай крысу!

Кобольд зашипел и бросился вдоль стены дома. Вот когда Крынкин отчетливо понял, что кобольд — существо из другого мира: тот несся неестественно легко и совершенно бесшумно, перелетая через скамейки и песочницы.

Крынкин с топотом бежал следом. Мысль о том, что он упустит кобольда, и тот исчезнет вместе с Несси, наполняла его ужасом.

— Стой, гад! — орал он, больше всего на свете боясь потерять из виду похитителя. — Стой! Отдай крысу, гад! Отдай крысу!

Кобольд завернул за угол дома, Крынкин, задыхаясь от быстрого бега, последовал за ним. Посреди темного чужого двора он остановился и огляделся по сторонам. Кобольда нигде не было видно.

— Где же он? — в отчаянии бормотал Крынкин. — Куда делся?!

Вокруг не было ни души. Шелестели деревья, со стороны шоссе доносился шум автомобильного потока.

— Несси! — позвал Крынкин. — Несси! Ты где?

Он ругал себя последними словами, одновременно лихорадочно соображая, что делать дальше. Кобольд появился из подвала, стало быть, там его и нужно искать!

Крынкин обвел взглядом темные пятиэтажки. Домов кругом — тьма, и в каждом — громадный подвал, поди-ка отыщи, в котором из них затаился кобольд!

— Что же делать? — снова спросил сам себя Крынкин, чуть не плача. — Что делать-то?!

Послышался шум мотора, в темноте вспыхнули фары. Медленно проехало такси, водитель, опустив стекло, пытался рассмотреть номера домов.

— Эй, мужик, — обратился он к Крынкину. — Дом восемнадцать «В» — это здесь или на другой стороне?

— Здесь, здесь, — торопливо ответил Крынкин. — Со стороны стадиона подъедешь и…

И вдруг, в свете фар, он заметил кобольда: тот притаился, сжавшись в комок, на площадке возле мусорных баков, держа клетку в лапах.

Крынкин мгновенно забыл про все на свете. Широко расставив руки, он осторожно двинулся вперед, отрезая кобольду путь к отступлению. Тот сидел неподвижно, лишь глаза его светились зловещим красным огнем.

Крынкину сделалось жутковато. Вспомнилась некстати статья, что в учебнике напечатана была, там кобольдов называли жестокими беспощадными существами, и особо упоминалось, что людей они на дух не переносят и, повстречав — непременно убивают.

Крынкин бы и близко не подошел, жить-то хочется, но в клетке-переноске металась перепуганная Несси, а потому — отступать было невозможно.

— Давай по-хорошему, — осторожно проговорил он, гадая, понимает ли кобольд человеческую речь. — Ты мне крысу отдай — и иди себе. Я никому не скажу, что тебя видел. Все равно не поверит никто… только ты мне крысу верни…

Кобольд метнулся в сторону, тенью перемахнул через дорожку, шмыгнул под машиной и помчался по двору. Крынкин бросился в погоню.

Не останавливаясь, кобольд швырнул на землю клетку, взлетел по отвесной стене дома и исчез за темными кронами тополей.

Крынкин подбежал, схватил клетку: Несси была цела и невредима. Он рухнул на землю, вцепившись в переноску обеими руками, стараясь отдышаться.

Сердце колотилось так, будто собиралось вот-вот выскочить прямо на асфальт. Наверное, можно было радоваться, что сбылась его мечта, и он увидел кобольда, но сил на это уже не было. Немного успокоившись, Крынкин сел и вытер со лба холодную испарину.

— Пойдем-ка домой, — сказал он крысе, просунул палец сквозь проволочные прутики и погладил ее по спинке. Несси что-то пискнула в ответ.

— Ладно уж, не сердись, — виновато пробормотал он. Крынкин посидел еще немного, потом поднялся на ноги и отряхнулся. Руки немного тряслись, и застегнуть воротник рубашки никак не получалось.

— Сыру сейчас тебе купим по дороге. Самого лучшего, голландского. Любишь голландский? Я тут магазин круглосуточный знаю поблизости.

И он пошел, прижимая к груди клетку с Несси.

… Рано утром услыхав гудок под окнами, Тохта понял — снова предстоит тяжелое испытание автомобилем. Но, как и подобает отважному кобольду, взял себя в лапы, запрыгнул в салон и тут смалодушничал: крепко-накрепко зажмурил глаза и не открывал, пока до норы Гингемы не доехал.

В норе, покончив с важными и срочными делами, немедленно удалился в соседнюю комнату, где находился кабинет Гингемы, и устроился за письменным столом: разложил мятые листки, исписанные вкривь и вкось крупными печатными буквами. Потом зубами стянул с фломастера колпачок и вздохнул: похоже, история про отважного и опасного кобольда-одиночку так и не будет закончена… да что ж делать! Предки Тохты умели не только сражаться, они умели и умирать и он, скромный меняла из Лутаки, собирался доказать сегодня, что и это ему по плечу: встретить, если придется, смерть достойно, лицом к лицу.

Это выражение так понравилось ему, что он, сопя от усердия, вывел его на бумаге, затем, покусывая острыми зубами фломастер, задумался. Выражение отличное, но что значит «лицом к лицу»? Какое у кобольдов лицо? Тохта решительно перечеркнул написанную строчку и приписал сверху: «Смелый и опасный кобольд-одиночка встретит смерть достойно — морда к морде!»

— Вот так-то, — довольно промолвил он, перечитав предложение пару раз. — Совсем другое дело!

Недописанную историю про кобольда он собирался оставить у Гингемы: если все пойдет, как они задумали, то потом всегда можно вернуться и забрать, а если же нет…

Тохта снова вздохнул: что-то подсказывало ему, что он никогда больше не увидит замусоленные мятые листки с жизнеописанием отважного кобольда…

Тохта посмотрел в окно, где шумел листвой тополь, потом перевел взгляд на письменный стол и снова принялся за работу:

«Бесстрашный и опасный кобольд-одиночка не боялся ничего совсем. Хотя ему постоянно грозила опасность. Вот и сегодня — он совсем ничего не боялся».

Кобольд дернул хвостом, пригладил вставшую дыбом шерсть. Отчего-то стало холодно, будто кто-то, внезапно появившийся за спиной, дохнул ледяным морозом. Тохта сжал зубы и дописал строчку:

«В этот день кобольду предстояло страшное. Но он не боялся. Совсем не боялся. Не боялся, потому что он — потомок смелых и отважных воинов. И его не запугать, потому что он — смелый. А еще у него были друзья».

Тохта поставил жирную точку, перечитал написанное и задумался: куда бы спрятать понадежней? Он посмотрел на пухлую папку с надписью «Экзаменационные ведомости», поколебался и осторожно вложил туда листок, как раз между стопкой других бумаг. Попытался было прочитать один из документов, но после второй попытки бросил: ничего не понятно! Тогда он заглянул в небольшую толстую книгу, которая находилась рядом с лампой — ежедневник Гингемы. Полистал страницы, густо заполненные телефонными номерами и фамилиями, вздохнул и вернул на место. Потянулся за свернутой газетой и вдруг замер, поймав себя на не очень-то приятной мысли. А ведь он, кобольд, потомок бесстрашных воинов, чем занимается сейчас, вместо того, чтобы отправиться в соседнюю комнату, где его ждут Дарин и Гингема? Он тянет время, да-да, тянет время, потому что страшно не хочется ему делать то, что предстоит сделать. Вот кабы заснуть и проснуться уже в Лутаке, оказаться в доме с синими ставнями, где Дадалион, болтливое зеркало и старый друг — Фендуляр или за меняльным столиком возле крепостной стены появиться, а кругом народу — толпа и нетопырь номер пять крылом машет! Вот это бы хорошо, вот это бы прекрасно — в Лутаке очутиться… это да, но только, чтоб и Дарин там же был… а, может, и Гингема.