Судьба Убийцы (ЛП)

- Расскажешь писарю - вот тогда и решим. Сдается мне, на это уйдет не один день, так как после окончания записи у нас будет много вопросов к тебе. Пока ты беседуешь с писарем, я найду для тебя красивый домик и подыщу личного Служителя. Какой твой любимый цвет? Я должна быть уверена, что новый маленький домик тебе понравится.

Я позволила показать свою обескураженность.

- Думаю, это неважно. Я просто хочу отправиться домой.

- Что ж. Тогда пусть будет голубой. Рада, что тебе понравилась еда.

Вообще-то не понравилась, и я еще не закончила. Но я заставила себя отложить приборы вместо того, чтобы откусить еще кусок пирога. Вошли Служители и быстро установили стол, два стула, чернильницу, подставку под стилус и бумагу. Так же быстро они убрали тарелки и блюда со стола, стоявшие передо мной. Капра встала, встала и я. Обеденный стол и стулья унесли.

- И наш писарь уже здесь. Пилия, если не ошибаюсь?

Писарь так согнулся, что едва не упал на колени. Или - упала?

- Нопет, если вы позволите, Высочайшая Первая, – его голос был похож на влажное кваканье лягушки.

- Нопет, конечно. Этот ребенок расскажет тебе длинную историю. Позаботься записать ее в точности так, как она расскажет. Не задавай вопросов и не пропускай ни слова из того, что она скажет. Это дело величайшей важности. Повтори мои приказы еще раз.

Писарь выполнил повеление, тараща глаза. Он был испуган? Чем больше я смотрела на него, тем больше он напоминал мне Оддессу. Она выглядела так же незавершенно, будто кто-то начал лепить человека, а потом забросил. Глаза Нопета были сильно навыкате, и я сомневалась, могут ли его глазные яблоки полностью закрыться веками. Зубы выглядели как детские во рту взрослого. Он сел за свой стол и жестом предложил мне сесть рядом. Когда он поднял ручку, открылись его короткие тощие пальцы, на которые я старалась не смотреть. Он вытащил лист хорошей бумаги из стопки под рукой, положил перед собой, осмотрел свой стилус, подрезал его немного, обмакнул и занес над бумагой.

- Пожалуйста, начинай, - сказал он своим лягушачьим голосом.

Это было последнее, что мне хотелось делать. Капра наблюдала за мной. Я пересекла комнату и села на стул, стоящий напротив места писаря.

- Что я должна делать? - спросила его.

Он поднял свои выпученные глаза и посмотрел на меня.

- Ты говоришь, я записываю. Пожалуйста, начинай.

Я не стала рассказывать, что за день до нападения мельком видела в городе Винделиара. Я ничего не сказала о мертвой собаке и о нищем, которого отец собирался нести через камни. Ничего про то, как мой отец бросил меня, чтобы позаботиться о незнакомце.

Но Любимый не был для него незнакомцем. Я прогнала эти мысли прочь.

- Я была на уроке в учебной комнате в Ивовом Лесу.

Он взглянул на меня хмуро и неодобрительно, бросил короткий взгляд на Капру, и стилус в его руке без усилий начал заполнять бумагу чернильными письменами, ловко управляемый маленькими пальцами. Но Капра заметила паузу. Она подошла и встала над нами.

- Пчелка, ты должна начать с деталей. Где находится Ивовый Лес? И расскажи об уроках и об учителе. Кто был с тобой? На что был похож день? Каждую деталь, каждый момент.

Я медленно покивала головой.

- Я постараюсь.

- Старайся как можно лучше, - предостерегла меня Капра. Потом добавила: – Я пока оставлю тебя на время. Хочу поговорить с Двалией и Винделиаром. Будь уверена, если я обнаружу, что ты лжешь мне, последствия для тебя будут серьезные. Работайте с писарем, пока я не вернусь.

И я рассказывала. Тщательно. Иногда правдиво. Про то, за что им должно быть стыдно, я рассказывала в подробностях. Как Ревел старался стянуть края раны на груди, и как кровь проступала сквозь пальцы. Я рассказала о порванной одежде на женщинах - сейчас я понимала, что это значит. Несколько раз я солгала. Я сказала, что Персиверанс был убит - тут мне хотелось прикусить язык, чтобы это не оказалось правдой. Писарь не задавал мне никаких вопросов, так что я пробиралась извилистыми путями сквозь мою историю, иногда возвращаясь к началу событий. Не смогла удержаться от слез, рассказывая, как Пер пробирался к телам в конюшне. Я рассказала, как прятала детей в кладовке, но скрыла, что мы проникли туда через секретные ходы. Я так затянула свое повествование, что солнечный свет, падавший из высокого окна, из белого стал желтым, а я все еще не закончила описывать налет на наш дом. Было ясно, что моя история – единственное, что вызывало у них интерес из того, чем я располагала. Мне нужно было найти способ использовать это и получить преимущество.

К тому времени я уже охрипла от слез и долгого рассказа. Писарь подошел к охраннику, остававшемуся с нами, и попросил принести воды для меня. И влажный платок - вытереть нос и лицо. Я подумала, что это очень любезно с его стороны.

Но если ты получишь шанс убить его и ускользнуть, ты не должна колебаться.

Я задержала дыхание. Может быть, прежде чем убивать и удирать, я должна постараться убедить их отправить меня домой?

Ты можешь прождать очень долго до того, как они сами дадут тебе свободу. Взять ее, возможно, получится быстрее.

Вода и платок прибыли. И то, и другое было кстати. Потом я продолжила рассказ. Я должна была рассказать о магии Винделиара. Кроме меня, моя история ни у кого не вызывала особых чувств. При имени Винделиара верхняя губа Нопета изогнулась, на миг приоткрыв крошечные зубки. Но затем он продолжил тщательно записывать каждое сказанное слово. Солнечный свет все еще не померк, хотя мне показалось, что он стал слабее, и я призадумалась, сколько же часов прошло.

Капра вернулась в сопровождении Симфи. А чуть позже в комнату вошли Феллоуди и Коултри. Грим Коултри выглядел почти как натуральный цвет, наверное, он недавно его освежал. Симфи нахмурилась и сказала:

- Ты приказала писарю записывать ее историю, не спросив нас. Определенно, нас нужно было известить и допустить к прослушиванию.

Капра медленно повернулась к ней. Она улыбалась.

- Так же, как ты известила меня перед тем, как позволить Двалии организовать побег Любимого? Повторюсь, ты не включила меня в число посвященных в свои планы.

- И я прошу простить меня за эту ошибку. В который раз.

Симфи отрывисто выговаривала слова, будто хотела плюнуть ими в Капру.

- Ах, да. Ты ждешь ответной любезности. Дорогая Симфи, я прошу меня простить, что не сказала, что эта девочка является достойным доверия источником информации о преступлениях Двалии. Дай мне выбрать одно для примера. Надо подумать… Ага. Ты спрашивала про Аларию? Аларию, которую я учила истолковывать сновидения? Алария, мне помнится, была твоей любимицей, Феллоуди. Вы знали, что Лингстра Двалия продала ее в рабство? В каком-то городе Калсиды, столица у них тоже называется Калсидой. Ее продали, чтобы заплатить за проезд на корабле. Об этом мне рассказала маленькая Пчелка. И я сразу же отправилась за подтверждением этого факта, которое получила от Винделиара уже сегодня. И думаю, что за каждый последующий заход будут подтверждаться и другие события из ее истории.

Она жестом отстранила писаря, перевернула стопку его записей и стала быстро просматривать первую страницу. Потом взглянула на меня.

- И где же был твой отец, Пчелка, когда Двалия подошла к вашему дому?

Нет времени думать, нет времени взвешивать, что знала Двалия и о чем она могла рассказать Капре.

- Он уехал в большой город, - ответила я.

- Правда ли, что перед этим он убил человека с собакой? И всадил нож в живот Любимого?

Туманный человек в тот день был в Дубах-на-Воде, он стоял между лавками на улочке, по которой никто не хотел проходить. Туманного человека, как я узнала позже, звали Виндалиар. Я не могла говорить.

Я смотрела на них, а они - на меня. Затем их взгляды переместились на писаря и увесистую стопку бумаги на столе между нами. Мужчины обернулись к Капре, но Симфи сверлила меня взглядом. Ее губы словно стали еще краснее - или, возможно, просто остальные черты поблекли. Через какое-то время она сообразила, что я рассматриваю ее, зловеще улыбнулась мне, и я отвела взгляд, жалея о своей неосторожности.