Наследие. Трилогия (ЛП)

— Знаешь, в которой бездне я видала твою гребаную вселенную? — выдала я заключительный залп. — Ты-то больно думал о ней, когда Войну богов начинал? Да тебе вообще на все наплевать, в том числе и на себя самого!

Я кое-как изобразила неопределенный жест одной рукой.

— Хочешь меня убить? А право на это ты заработал? Давай-ка для начала вытащи меня из этого Дома. Потом можешь забирать мою жизнь!

Он замер. Ага, так я и думала: эти слова привлекли его внимание.

— Я тебе честный торг предлагаю. Это ты способен понять? Честный и порядочный, вполне в твоем духе. Ты помогаешь мне, потом я — тебе.

— Помогаю тебе бежать?..

— Вот именно, проклятье!

Мой голос эхом отдался от стен, и я запоздало вспомнила о стражах за дверью. Я продолжала шепотом:

— Помоги мне удрать отсюда и остановить этих людей!

— Если я убью тебя, они больше не смогут пользоваться твоей кровью.

В этом он был весь. Я снова расхохоталась и явственно ощутила его недоумение.

— Не станет меня, у них все равно будет Датэ, — сказала я, отсмеявшись.

Я смертельно устала. Меня клонило в сон. Но нет, спать не время. Если я не договорюсь с Солнышком, то не проснусь уже точно.

— Имея лишь кровь Датэ, они убили Роул. Его могущества хватило на то, чтобы пленить богов. А мою кровь — они четыре раза брали ее! Четыре раза! Как ты думаешь, скольких твоих детей они ею отравили?

Его дыхание пресеклось. Я попала по больному. Наконец-то я нащупала слабое место, щелочку в броне его безразличия. Низложенный, униженный, ко всему равнодушный, он все-таки продолжал любить свою семью. И я нанесла рассчитанный удар:

— Может, они используют мою кровь, чтобы убить Нахадота…

— Это невозможно, — сказал Солнышко. Но я успела слишком хорошо его изучить — и расслышала в голосе страх. — Нахадот разнесет этот мир вдребезги, прежде чем Датэ успеет моргнуть…

— Нахадота можно отвлечь.

Мои глаза закрылись сами собой. Я изо всех сил пыталась открыть их, но уже не могла.

— Они убивают богорожденных, чтобы его сюда заманить… в смысле, в мир смертных. Датэ убивает младших богов и ест их плоть…

Я вспомнила кровь Сумасброда, темными ручьями сбегавшую по подбородку Датэ, пока тот жевал его сердце, точно яблоко. У меня перехватило дыхание, я с усилием отогнала видение.

— Он забирает их магию. Не знаю уж, как он… он… — Я сглотнула и заставила себя сосредоточиться. — Ночной хозяин… Не знаю, как Датэ собирается убить его. Стрелой в спину?.. Во имя бездн, никому не известно, сработает или нет, но… Ты хочешь дать ему попытаться? Если есть какая-то возможность, что у него получится… что он сможет…

Силы кончались. Я больше не могла. Мне требовалось отдохнуть — и чтобы хоть до утра никто не пытался убить меня. Добьюсь ли я этого от Солнышка?..

Есть только один способ узнать это, решила я наконец. Уронила голову — и провалилась в беспамятство.

*

Потом я всплыла из глубины, но не до конца. Я плавала под самой поверхностью; сознание не спешило окончательно возвращаться ко мне.

Стоял день, в окна вливалось тепло. Слышались голоса.

— …Воспаление.

Говорил мужчина. Славный такой скрипучий старческий голос, почти как у Вуроя… Ох, как же я соскучилась по нему… Еще что-то приглушенное. «Припадок», «потеря крови», «лекарь».

— …Необходимо. Есть же признаки…

А это Серимн. Я припомнила, что она и раньше приходила проведать меня: ах, как мило. Какая забота.

— …Надо действовать быстро…

Скрипучий голос звучал то громче, то тише, но я как следует расслышала одно только слово:

— …Умрет.

Долгий вздох Серимн.

— Раз так, повременим день или два.

Еще шепот. Ничего невозможно разобрать. Я почувствовала усталость и снова уснула.

*

Опять ночь. В комнате прохладно.

Я открыла глаза и услышала неровное хриплое дыхание. Солнышко? Да, он. Он сипел и едва ли не пускал пузыри. Странно. Я что-то не припоминала подобного. Я стала слушать, и через некоторое время его дыхание замедлилось. Споткнулось. Возобновилось. Снова споткнулось… Воцарилась тишина.

В комнате пахло свежей кровью. Они что, опять меня?.. Но нет, я чувствовала себя определенно лучше.

Я заснула прежде, чем Солнышко успел воскреснуть и рассказать мне, что сделали с ним новозоры.

*

Той же ночью, только совсем уже в глухой час, меня разбудило яркое зарево. Я повернулась и посмотрела на Солнышко. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, и еще мерцал после очередного возвращения к жизни.

Я попробовала пошевелиться и обнаружила, что силы начали восстанавливаться. Рука еще болела, и здорово. Она была перехвачена толстой повязкой, но я могла ею двигать. Меня снова пристегнули тугими ремнями — они пересекали грудь, бедра и ноги, но петлю не затянули на правой руке, и я легко высвободила ее.

Уж не Солнышко ли за это следовало благодарить?.. Если так, значит нашу сделку он принял.

Я расстегнула пряжки и осторожно, медленно села. Тотчас вернулись головокружение и тошнота, но скоро прошли — на сей раз я не свалилась. Я посидела на краешке кровати, глубоко дыша и как бы заново осваивая свое тело. Ступни. Неверные, тряские ноги. Вокруг бедер пеленки, по счастью чистые и сухие. Спину я отлежала, шея затекла. Я подняла голову, и она не закружилась. Очень-очень осторожно я встала…

Три шага от моей кровати до кровати Солнышка совершенно вымотали меня. Я села на пол и уткнулась головой ему в ноги. Он не пошевелился, но я поднесла руку к его носу, и пальцы защекотало дыхание. Я легонько ощупала его. Брови были нахмурены даже во сне. На лице, особенно вокруг ввалившихся глаз, залегли морщины, которых не было прежде. Он был жив, но что-то очень скверно сказалось на нем. Обычно он просыпался сразу по возвращении к жизни. А теперь? Странно, очень странно…

Убирая руку, я задела ткань его балахона. Она была холодной и мокрой, и это удивило меня. Я стала ощупывать и обнаружила широкое пятно наполовину высохшей крови, занимавшее всю нижнюю часть его торса. Я задрала на нем бесформенную рубашку и пробежалась пальцами по животу… Сейчас там не оказалось раны, но прежде она была. Причем жуткая.

Пока я все это выясняла, Солнышко зашевелился, его сияние быстро угасало. Я увидела, как он открыл глаза и нахмурился. Потом он вздохнул, приподнялся и сел подле меня. Так мы и сидели молча некоторое время.

— У меня есть одна мысль, — сказала я. — Насчет того, как сбежать. Сейчас расскажу, а ты подумай, получится ли.

Я стала говорить. Он внимательно слушал.

— Нет, — сказал он затем.

Я улыбнулась.

— Нет — в смысле не сработает? Или — нет, ты лучше убьешь меня намеренно, но не дашь погибнуть случайно?

Он резко встал и отошел от меня. Я видела лишь его смутный силуэт: он стоял у окна. Руки сжаты в кулаки, плечи напряжены…

— Нет, — повторил он. — Я сомневаюсь в успехе. Но даже если все выйдет…

Он содрогнулся всем телом, и я поняла отчего.

Я пришла в ярость, но тем не менее рассмеялась:

— А-а, понимаю. Я и забыла тот денек в парке. Когда ты заварил всю эту кашу, напав на превита Римарна. — Я тоже стиснула кулаки, не обращая внимания на боль в развороченном локте. — Припоминаю теперь твое лицо, когда ты это сделал! В то время мне грозила опасность, я с ума сходила от страха — что с тобой будет? А ты знай себе наслаждался возможностью пустить в ход толику былого могущества…

Он не ответил, но мне не требовалось подтверждения. Такую улыбку, какая была у него тогда, поди позабудь.

— Тебе, должно быть, тяжело приходится, Солнышко. Ты на краткий миг обретаешь себя прежнего… а потом все уходит. И ничего не остается — только вот это.

Я ткнула пальцем в сторону его меркнущей спины, не пытаясь скрыть отвращения. И пусть думает обо мне что хочет: мне плевать. Я его в самом деле не очень-то уважала.

— Достаточно скверно уже то, что ты его немножко вкушаешь каждое утро, не так ли? Было бы даже проще, если бы тебе не оставили и такого напоминания о том, каким ты был когда-то…