Файл (СИ)

Лорды, воскреснув, смогли все восстановить. Вернуть к жизни тех, кого было возможно. Вновь наполнить сокровищницу богатствами и чудесами. Невозможно даже и представить, каких сил это стоило.

Предателя уничтожили. Его дальнейшее существование свелось к бесконечным смертям, и в итоге он раскаялся и принял решение прекратить свое существование в Иггдрассиле. Насколько такая кара соответствует его поступку, не ей судить — вопросы такого масштаба задают Лорды.

Но Маликрисс, корень зла, главное оружие, которым был нанесен роковой удар. Вместо вечного ада, вместо самых ужасных кар, получила лишь арест и забвение. Камеру в глубине подвалов дворца. Такого великодушия Дрэга просто не могла понять, хоть и приняла, как и все остальные. Если Пророк так решил, значит, так и должно быть.

А теперь ЭТО желает свободы?..

При мысли о том, чтобы оказывать помощь Маликрисс, Дрэге сделалось дурно. Но так или иначе получается, что у нее нет выбора.

Чтож, в любом случае, Пророк во всем разберется. А она — сделает свое дело, как настоящий преданный вассал. Доложит во всех деталях, и будь как будет.

**Мариус.

Чтобы увидеть стены Рассветного Города, гостям, не имевшим приглашения от его Лордов, требовалось пройти через городское кладбище. Могущественной созидательной магией Лордов, оно было создано таким образом, что нельзя было увидеть городских стен просто так. От входа на него не было видно ничего, кроме бесконечных рядов могил и склепов. Усыпальницы попроще располагались ближе к краю, побогаче — ближе к центру. Крипты и склепы формировали самый настоящий некрополь, разбитый на улицы и аллеи. Здесь никогда не светило открытое солнце, а трава никогда не вырастала выше щиколоток.

Вечный покой этого места стерегло множество существ. Легионы скелетов и рыцарей смерти, семьи вампиров, умертвия, личи, сокрытые от сторонних глаз, несли неусыпное бдение, ожидая своего часа в могилах и саркофагах. Гибельные печати были готовы открыть врата на изнанку жизни, где в вечной жажде томились монстры, столь сильные, что их постоянное присутствие в этом покойном месте, было нежелательным.

Придя без приглашения, нужно было разрушить некрополь, чтобы открылся путь к самому городу. Это было само по себе крайне нелегко, но главную проблему составлял архилич Мариус. Обитающий в склепе, торжественном, как иной храм, украшенном колоннами и невыразимо прекрасными статуями, повелитель нежити. Его проклятия были столь ужасны, что от них не могла избавить даже сама смерть. Манера боя, которую некоторые глупцы называли трусливой, включала использование портальной магии, в которой он был также безупречен. Неуловимый и смертоносный, он сеял боль и ужас на поле боя, в то время как полчища его менее опасных слуг не давали ступить и шагу, завязывая бои на узких, неудобных улицах некрополя.

Но самый мерзкий сюрприз, о котором с ненавистью вспоминали участники трех походов, которые смогли его одолеть, заключался в другом.

Мариус не стоял насмерть. Его задачей было лишь измотать и проклясть врагов, вынудив потратить расходные материалы. Получив урон, близкий к фатальному, он сбегал с поля боя — такой у него был приказ. Сбежав, он получал ограниченное восстановление, и в дальнейшем, по выражению местных Лордов, «развлекал гостей мелкими пакостями». Вне своей вотчины он лишался значительной доли своих сил, но кое-что еще мог. Отомстить за страдания ему можно было лишь в самом конце.

Сейчас Мариус располагался в своих опочивальнях. В одном из подвалов своего склепа, неугасимые факелы бросали неровный свет на ряды изукрашенных мраморных саркофагов. Стены и пол были покрыты рунной вязью, черной, будто прорезанной в самом пространстве, с редко пробивающимися зелеными сполохами.

Архилич ходил кругами и размышлял. И было над чем.

Он знал, что имел привычку, размышляя, ходить кругами, но не знал, откуда она взялась, и никогда раньше так не делал. То есть, привычка, явление, казалось бы, обыденное, было реализовано впервые. Нелогично.

Он знал, что всегда ощущал некоторую скуку, от которой надежным спасением было две вещи. Первая — чтение. Читать, создавая в своем разуме картину идеи, вложенной в текст. Абсолютная память позволяла детально моделировать все, что было вложено в текст, и после прочтения просчитывать варианты возможностей, как могла бы выглядеть полная картина, если изменить один из ее элементов. Заклинания, история, руководства, беллетристика — ему было неважно, к какой тематике относится книга. Мариус знал, что прочел тысячи книг, но — мог вспомнить только то, что относилось к его заклинаниям. Абсолютная память, обращаясь к образу прочтенной книги, выдавала лишь общий тезис, о чем она. Попытки вспомнить текст, структуру или хотя бы количество страниц, не давали совершенно ничего.

Он забыл? Нелогично.

Вторая вещь, служившая развлечением, это беседы с подчиненными вампирами. Наделенные разумом личным мнением, в отличие от бессловесных умертвий всех мастей, они могли поддержать или даже направить разговор. Мариус знал, что таких бесед было много, и всякий раз они в итоге приводили к разочарованию в интеллектуальных способностях его миньонов. Но в деталях — все как с книгами. Пытаясь вспомнить детали диалога, он получал только размытые образы. Ни единой детали — слова, темы или хотя бы точной даты, когда именно был разговор.

Тоже забыл? Это близко к абсурду. Мариус полностью отрицал возможность того, что его личность способна утратить память, оставив остроту разума и способность к анализу. Это взаимосвязанные понятия, одно не может существовать без другого. Без абсолютной памяти способность к анализу, не имея быстрого доступа к точным данным, деградирует. Затраты времени на попытки вспомнить, затраты мыслительного ресурса на построение параллельных логических конструкций, учитывающих возможные неизвестные факторы, затраты и времени и мыслительного ресурса на анализ и просчет природы неизвестных факторов и в итоге неоднозначный результат — все это расшатывало итоговую эффективность разума.

И одно дело фактическое отсутствие данных. Оно статично и способно прогрессировать лишь в одном направлении — отсутствующие данные могут лишь переставать быть таковыми и накапливаться. Но если подводит память — рушится все. Бастион логики, бессистемно теряя кирпичи и колонны известных фактов, так или иначе превратится в руины.

Но Мариус был абсолютно уверен в себе и своей способности мыслить. Его разум был предельно чист, прозрачен и способен к многослойному абстрактному анализу. То есть, либо он забывал все поэтапно, и не обратил внимания, что невозможно, либо забыл все разом, в один момент, и этому не предшествовали никакие сверхординарные события. Тоже крайне маловероятно. Значит, дело в чем-то другом. В чем именно, Мариус пока не мог придти к конечному выводу — не данных.

Единственное, в чем он был точно уверен — первое несоответствие между привычным и реальным положением вещей он заметил семнадцать часов назад. Согласно тому, что он знал, мир должен был прекратить свое существование в это мгновение, и этого не случилось. Мариус был совершенно уверен в этом и вполне обоснованно полагал себя существующим, и этот факт противоречил идее о прекращении его бытия как части мира.

Значит, вместо прекращения существования случилось что-то другое. Что-то, повлиявшее, среди прочего, на его память и привычный порядок вещей. Что-то всеобъемлющее и вместе с тем неуловимое. Такие изменения происходили лишь по воле его Лордов. Существ, стоящих за гранью его представлений о возможном, вне узких и нелепых для них рамок бинарной логики.

Оставалось только ждать. То, что он существует, свидетельствует о том, что ему нашлось место в планах Лордов. Одного, если быть справедливым. Пророк Талларий, возглавлявший последние годы конгломерат мало предсказуемых Лордов, был единственным, которому так и не наскучила эта игра в бытие. Именно игра в чистом ее понимании — Мариус никак иначе не мог оценить действия всесильных существ, создавших для себя определенные ограничения и правила взаимодействия.