Сказки Лэя Лилэя (СИ)

- Что с ним случилось? – поинтересовался кто-то из монахов.

- Того никто не знает. Пришел к нам из степей, без коня, без оружия.

Вед прошел помещение, осторожно опустился на лавку, скрипнувшую под его весом. Монахи вежливо рассматривали проводника. Высоченный, мускулистый, длинные светлые волосы стянуты в хвост на затылке какой-то разноцветной тряпицей, лицо открытое, а в глазах стынет та странная звериная тоска, какая бывает у выброшенных из теплого дома на мороз псов.

- Что с тобой случилось? – один из монахов коснулся его руки. – Расскажи мне, может, я сумею помочь тебе.

- Нет, - кратко отозвался варвар. – Не сумеешь.

- А ты расскажи.

- Не расскажу.

- Расскажи мне свою историю, варвар, - монах не отступал.

Вед хмыкнул горько:

- Умен. Ну ладно, видно, впрямь время пришло. Только ничего в этой истории и нет радостного.

- Ну, о том мы сами рассудим. Говори, Вед.

- Было это десять лет назад, когда я был еще предводителем в своем войске. Совсем молодым был, когда завоевал себе славу на весь Интар, в страхе держал всех разбойников, а сам хуже них оказался.

- Десять лет назад. Да кто ж ты такой?

Варвар усмехнулся:

- Никто я теперь, тварь последняя. А тогда не было на весь Интар грознее воина, чем юный Ярис Сокол.

Вся таверна так и ахнула. Кто ж не знал Яриса Сокола, предводителя самого знаменитого войска степей Интара. Как пропал он – так и полезли разбойники по селениям душегубить.

- Что ж случилось? – подивился трактирщик.

- Взяли мы лагерь один, разбойников порубили, добычу их забрали, в деревню, от засухи пострадавшую, увезти. И нашли пленников. Был там юноша… Солнца краше был парень, глаза – что вода синяя. Пропал Ярис Сокол, - Вед развел руками. – Он моим талисманом был, возил я его с собой повсюду, разбойников рубить не уставал, мне от его взгляда сил прибавлялось немеряно, думал – весь Интар к его ногам брошу. А потом занемог мой солнечный, без него я в поход пошел, думал, обернусь к следующему вечеру. Прокралась змея черная в шатер, девка пленная, улестила одного из моих воинов… Связали солнцу моему руки, выволокли, в степь увезли. Да на солнцепеке и бросили, - голос Веда прервался. – Сожгло его солнцем, высушило тонкие косточки. Опоздал я его спасти, с богатством вернулся, только некому было подарков дарить, сгорело мое счастье, не уследил глупый Сокол, полетел за добычей, проворонил любовь свою. Ушел я из степей, видеть их не мог, поселился вот тут. А девку с ее пособником мои ж воины к коням привязали. Пустили по Интару гулять.

В таверне воцарилась тишина.

- Любишь его все еще?

- Люблю больше жизни, только что в том толку теперь?

- Ну, раз твоим талисманом был, - встал один из монахов, бросил покрывало на пол, заструились волосы золотые, засверкали глаза синие. – Так седлай коня, Ярис, поскачем Интар отбивать, довольно разбойникам по селам ходить. Незачем мне тебя больше по степям разыскивать.

Так Вед с лавки к его ногам и грянулся, колени руками обхватил, слова сказать не смог. Вцепился и парень в него. А снаружи гроза разыгралась: земля дрожит, грохот на всю округу стоит – только не гроза то, мчится к селению войско степное в плащах с перьями соколов степных, слетается стая Ярисова.

Подхватил Ярис солнце свое на плечо, из таверны вынес, в седло прыгнул, оружие свое, друзьями сбереженное, подхватил, да пошел по Интару маршем, степь как иглой прошил, напомнил, как крепки когти соколиные. Вздохнули города да селения, подуспокоились – крепки теперь границы, не пройдет через Интар чужая сила, стерегут людей степной сокол да его синеглазое солнце.

========== Дух Черного Леса ==========

Хорош собой волхв княжеский Льдан Север — высок да строен, что ясень в лесу; гибок, что ива молодая: в поясе тонок, в плечах неширок, коса длинная белая по полам в тереме стелется, тянется; глаза как небо летнее. И нравом незлоблив Север. Княгиня молодая посреди ночи кличет — прибегает, дитя в ее чреве сказкой успокоить, колыбельные спеть. У князя настроение хорошее, по спине хлопнет кулаком пудовым, чуть дух не вылетает — смеется Север, обиды не держит, хоть потом спина и побаливает. Хороши у него князь с княгинюшкой, она — мудрая, он — сильный.

Да есть одно горе у волхва — сушит его сердце любовь лютая, а к кому присушило, того Север не ведает.

Пошел он как-то в лес заповедный, белых цветов для младшей сестрицы князя набрать. Призадумался о чем-то, заблудился. Бояться не боится — свой лес, родной, ветвями обнимет, мха на ночь постелет, ни один зверь не тронет, а к утру во дворец тропинкой выведет. Идет Льдан, по сторонам поглядывает, с белками перецокивается, с волками перевывается. Глядит, впереди ручей бежит. Склонился к нему волхв, воды в ладони набрал, так и замер — смотрит из воды отражение чье-то, глаза золотые, кудри черные. Поднял голову Льдан — на том берегу только трава шелестит. Пустился волхв вдогонку, воду из ладоней разронял, на поляну выбежал — не видать чуда златоглазого.

— Покажись, — волхв молит.

Нет ему ответа. Мечется Льдан по поляне, коса развилась, травы в волосы цепляются — не ходи волхв, дальше, не тревожь лиха черного — пустынные земли дальше лежат, темные, не придет оттуда счастья. Не слушает леса родного Льдан, бежит через мост старый, к лесу черному, любовь искать.

Плачет над волхвом небо, полил стеной дождь, дорогу запутал, пришлось вернуться Льдану, слезы в ливне укрыв — куда пойдешь, коль в шаге от себя ничего не видать, как в лес черный войти, коль его и различить нельзя?

— Что ты, Льданушка, невесел, светлу голову повесил? — его князь на пиру спрашивает. — Мед горек, яства несладки, беседа скучна?

— Хмельной у тебя мед, княже, — тихо волхв отвечает. — Век бы пил, не напился. Только другим медом я обнесен, да так, что на мир глянуть тошно. Забрали сердце мое глаза золотые, унесли сердце мое в черный лес.

Приутихла на пиру беседа, нахмурился князь, отодвинул кубок.

— Не дело это, Льдан, в черном лесу счастья искать.

Молчит волхв, только слезы хрустальные на скатерть падают. Не вытерпел старый воевода:

— Дозволь мне, княже, дружину мою собрать, в черный лес пойти, весточку отнести духу лесному, чтоб к волхву явился.

— Дружину сгубишь, — волхв шелестит. — Спасибо тебе, Буйволк Солнцевич, да только не губи ты воев своих понапрасну, переживу я, перемелется, позабудется.

А слезы все точатся, звенят да падают, как камни драгоценные. Не выдержал тут и сам князь:

— Не реви, Льдан, не рви мне душу. Коль мил тебе дух тот, ступай, не держать же тебя.

Обрадовался волхв, вскочил на ноги резвые, да прочь из дворца и кинулся.

Сменился месяц на небе, рожать пришла пора княгинюшке. Мечется она по постели, кричит. Ходит князь по двору, бледный, губы кусает, Льдана зовет.

— Отпустил я тебя счастья искать, сгинул ты в лесу черном, друг мой Север, кто теперь княгиню с дитем от смерти сбережет?

Видит вдруг князь — летят по небу два лебедя, белый да черный, крыльями махнули, в окно раскрытое влетели. Вскоре и детские крики послышались — разродилась княгиня первенцем. А из терема два волхва спускаются, у одного коса белая по полу тянется, у второго — ночи чернее, у одного взгляд васильков синее, у второго — золото старое во взгляде плещется.

— Не стал ты меня держать, князь, отпустил к счастью моему, — Льдан смеется. — Неужто ж думал, что в беде брошу, душу любовью завью, не приду друга спасти?

Молчит дух златоглазый, только улыбается, да за спину Льдану хоронится.

— Коль придет беда — кликни нас, — Север говорит. — Прилетят из леса черного тучи грозные, врагов твоих молниями пожгут, прилетят с леса светлого облака белые, врагов твоих холодом завьюжат. А по мне не грусти — не пропал я, князь.

Обернулись волхвы обратно лебедями, да пропали в небе синем.