Иллюзия обмана (СИ)

Они смогли потихоньку выйти из дому. За амграманцев их принять было невозможно: Риаталь по-прежнему одевалась, как жительница Стевоса, а Хаймер был законченным мэнигцем. По улице шли медленно, спокойно и не таясь. Редкие прохожие не обращали на них никакого внимания. В самом деле, мало ли почему молодые господин и госпожа решили прогуляться перед сном.

За три квартала обойдя страшную площадь, они подошли городской стене.

Несмотря на позднее время, ворота были открыты. Хаймер уже доставал коврик…

Совсем рядом зазвучали солдатские голоса и ещё один странный и подхохатывающий:

— Я видел, как они шли сюда, почтенные господа! Точно, хи-хи, видел! Она беременная, а он чопорный такой…

— Далеко не уйдут! — сказал один солдат.

— Спасибо, любезнейший, дальше мы сами! — добавил второй.

— Почтеннейшие господа, а как же, хи-хи, деньги? За службу-то?

— Самим пригодятся! — рыкнул первый.

— Или, может, ты жаловаться побежишь? — издевательски осведомился второй.

Судя по семенящему топоту, доносчик решил не связываться.

— Послушай, может, пойдём, а? — с надеждой спросил первый. — Не ровен час на засаду нарвёмся…

— Ты не засады, парень, боишься… — ответил его напарник.

— А чего же? — задиристо спросил первый. — Не тебя же, урода этакого!

— Не меня, хоть ты и сам не краше! — буркнул второй. — Ты просто не хочешь беременную бабу на площадь тащить! А ты знаешь, что будет с тем ненормальным, что утром двух пацанят отпустил? Вот через пару-тройку дней моя очередь исполнять приговоры. Так ты зайди, посмотри!

Голоса то удалялись, то снова приближались… Медлить было нельзя… Хаймер бросил коврик под ноги жене:

— Немедленно беги домой! Я их задержу, — он уже доставал меч.

Она не стала спорить и ступила на истёртую ткань:

— Я дам о себе знать! И дождусь…

Домой, могло означать лишь одно — в Стевос. Риаталь пошла туда.

В последний момент она увидела, как Хаймер упал, держась за плечо, откуда торчала стрела.

VII

…Яспен! — это имя не шло из головы. Оно преследовало солдата и днём и ночью. Последние трое суток особенно…

…Яспен… Черноглазая и светловолосая… Лёгкая и певучая… Их ручьи слились ещё в детстве и с годами могли стать большой полноводной рекой…

Она всегда умела делать подарки. Цеспелу напоследок подарила имя и память…

Чья-то жёсткая рука грубо тряхнула его за плечо.

— Эй, ты! — раздался над ухом голос нынешнего Исполнителя. — Идём!

— Меня зовут Цеспел из Ванирны, а мою невесту, казнённую, вот этими руками, — он показал раскрытые ладони. — Яспен.

— Не надейся, что умрёшь быстро. Я — не ты, и приговоров не нарушаю, — стараясь не слушать, Безымянный солдат с издёвкой смотрел на Цеспела.

Тот выдержал взгляд палача и усмехнулся:

— Веди!

— На кляп тоже не рассчитывай — все должны услышать твой крик! — не совсем уверенно отрезал Исполнитель.

— Это даже хорошо… — пробормотал приговорённый, последний раз полной грудью вдыхая прохладный осенний воздух. — Тебя, наверное, тоже как-нибудь звали… и ты был откуда-то родом…

Проблеск памяти мелькнул в пустых глазах Безымянного. И погас. Навсегда.

…Чтение приговора не заняло много времени. Да и кубок наполнился быстро…

— Яспен!.. — собрав всю волю, силу и несбывшуюся любовь закричал Цеспел, захлёбывавшийся огнём. — Я… иду… к тебе!..

…Никто не обратил внимания на его голос, растворившийся в общем страдальческом вопле…

ИСУЛОЛГДА

I

Неизбежность — страшная вещь. Безысходность — и того страшнее. Но ничто не может сравниться с неизвестностью! Риаталь не могла даже плакать. Она сбросила туфли и шла по краю прибоя, не мигая глядя на восходящее солнце. Как же давно она здесь не была!.. Море, как большой ласковый зверь, радостно приветствовало Хранительницу. В другое время она задохнулась бы от счастья… А сейчас просто брела по с детства знакомой дороге, зная, что останавливаться пока нельзя. Краем глаза поискала, не летит ли к ней старая подружка — тапямь. Небо было пустым… Скользнув взглядом по небольшой груде камней, Риаталь осознала произошедшее, но сердце даже не отозвалось горем — слишком уж много его было последнее время.

Подобрав повыше подол, она по мелководью обогнула скалу, на которую в своё время героически карабкались Арнит с Отэпом, и вышла в бухту лежбиков. Там было пусто. Громадное дерево, столь любимое синими кошками, стояло сгоревшее наполовину. Хранительница направилась в грот. Здесь тоже не было ни души… Наверное, нужно было уходить, но она слишком устала… Сбросив с плеча сумку, Риаталь прилегла на подсохшую траву…

Проснулась она от того, что какие-то люди разговаривали у входа. Слов было не разобрать, но голоса напоминали те, что совсем недавно звучали под Ванирной. Материнское чутьё толкнуло женщину вглубь пещеры. И не напрасно! Там, где по её воспоминаниям раньше стояла глухая стена, открылась широкая расселина. Риаталь кое-как пробралась между двумя отвесными скалами и так же машинально пошла вперёд по узкому тёмному коридору. За её спиной снова вырос монолит с едва заметной трещинкой посередине. Перемещающий коврик остался по другую сторону стены. Оставался лишь путь вперёд.

Пещерный коридор был душен, извилист, но короток. Вскоре беглянка вышла на опушку незнакомого леса. Осень, если и коснулась здешней листвы, то несильно… Воздух был пропитан солнцем и хвойным духом. Многодневная усталость, как намокший плащ, медленно сползла с её плеч и растаяла в звонком воздухе.

Некоторое время Риаталь постояла, наслаждаясь лесными ароматами. Это придало ей сил. "Почти как амграманское вино!" — впервые за несколько дней улыбнулась она. Как во сне она шла и шла… и даже не заметила, что лес давно кончился. Чем дальше, тем быстрее и легче был её шаг. Потом — бег. Потом — почти полёт.

Теперь путь лежал мимо горбатых, поросших мхом холмов. Краем глаз Риаталь отмечала их мягкие кошачьи бока. В одной из таких уютных горок, она увидела вход, едва заметный под свисавшими сверху плетьми душистой травы. Сердце отозвалось и настойчиво застучало: "Туда! Туда! Туда!" Осторожно отодвинув полог, Хранительница скользнула в грот. Вход за ней затянуло тёплым туманом. Всё горе осталось за порогом — здесь ждало счастье и великое таинство рождения!

Всё вокруг было окутано золотистым светом, исходившим из небольшого тихонько бормочущего озерца в центре пещерного зала. Несколько мгновений Риаталь стояла, прислушиваясь к происходившему внутри неё. Поняла всё. И ещё она почувствовала, что не пела так давно, что успела отвыкнуть от собственного голоса. Какое же это было блаженство — вспомнить, как просыпается в душе мелодия! Потом роженица скинула платье и, продолжая радостно напевать, спустилась в тёплые ласковые воды и закружилась, подчиняясь их светящемуся танцу…

…Когда она выбралась на берег, на руках у неё лежала девочка. Совсем крохотная, но самая прекрасная в мире. И такая похожая на Хаймера…

Наверное, место здесь было такое, что юная мать не удивлялась ничему: ни кувшину с питьём, ни ложу с мягкими простынями, ни крохотному оберегу, который она тут же надела на шею малышке…

II

Двор, куда попала Риаталь, был прекрасен и навевал воспоминания о Тильецаде. Дочь, по виду уже достаточно большая, молча жалась к матери, во все глаза таращась на роскошное убранство, а особенно на дивные растения, росшие в центре помещения. Женщины, взрослая и маленькая, уселись на высокие каменные скамьи усыпанные множеством подушек, и залюбовались клумбой с четырьмя светящимися цветами.

— Как их зовут? — спросила дочь, показывая пальчиком, на гордые стебли, легко нёсшие свои тяжкие короны.

— Это — гладиолусы. Гербовые цветы-обереги дивных дюков и, — мать задумчиво посмотрела на небольшой медальон, красовавшийся на груди малышки. — Кажется, твои…