Пещера Черного Льда

Вейс, не беспокоясь об этом, провел ножом по горлу Хода.

Мертвым обморожение не грозит.

43

ВСТРЕЧИ

Гуль Молер, единоличный владелец таверны «У погонщика Джека», прибирался после вчерашней драки. Метла у него была добротная, но даже жесткому конскому волосу не под силу было соскрести с пола засохшую блевотину — Гуль только головой качал. Мало им биться на кулачках — всегда найдется такой болван, который даст другому пинка промеж ног. Разве кто удержит внутри свой ужин в таком-то разе? Вопиюшее неуважение к владельцу. Великое унижение для владельца становиться на четвереньки и отскабливать с пола клейкий полупереваренный овес.

Все это, конечно, из-за Десми, как оно обычно и бывает. Если у его дочки и есть какой-то талант, так это служить причиной драки. Слишком она смазлива для ее же блага. Кто бы, поглядев на ее покойную мать, мог предположить, что из девчонки выйдет этакая сердцеедка? Покойница, к слову сказать, была хорошей женщиной и превосходной женой, хотя красотой не блистала.

Почувствовав легкий укол вины, Гуль отставил метлу и пошел к плите, нуждаясь в горячей воде для полов и паре рюмашек для души.

В таверне «У погонщика Джека» имелась только одна комната. Кухня, бочки с пивом, обеденные и игральные столы, помост для певцов и большая медная ванна — все это теснилось на пространстве не больше скромного огорода. И помост, и ванну Гуль, правда, мог бы убрать без особого ущерба для своего заведения. Здесь, в тридцати лигах к северо-востоку от Иль-Глэйва, в тени Горьких холмов, в сердце овечьего края, редко появлялись музыканты, готовые поиграть в уплату за ужин. А те, что появлялись, тоже не выказывали интереса к помосту. Они садились поближе к печке или, того хуже, расхаживали между столами. Но даже с учетом всего этого Гуль не мог заставить себя расстаться с помостом. Только одна его таверна во всех Трех Деревнях могла им похвалиться.

Так же обстояло дело и с ванной. «Погонщик Джек» был таверной в полном смысле этого слова, где можно поесть, выпить и погреться. Постелей на ночь тут не водилось. С этой отраслью своего ремесла Гуль Молер не хотел иметь никакого дела. От заезжих гостей одни хлопоты: платят они чужеземной монетой, говорят так, что ничего не разберешь, и всегда заводят драки. В Трех Деревнях, конечно, и своих драк хватает с тех пор, как Десми подросла, но местные они и есть местные, и дерутся они на знакомый Гулю манер. Никогда не чинят вреда ни печке, ни бочонкам, ни владельцу. А чужие крушат все, что под руку попадается.

Так вот о ванне. За те пятнадцать лет, что она стоит в своем углу под окороками и сушеными травами, ею пользовался только Редро Пиль, да и то не сам мылся, а замерзшую овцу отогревал. Но ванна — это ванна, и с ней тоже Гуль расставаться не собирался. Мало того что она блестит, как новенький грош, освещая своими боками темный прежде угол, так ею еще и похвастаться можно.

Она годится, чтобы отогреть обмороженную конечность, охладить лихорадящего больного и устроить серную купель страждущим от клешей, золотухи и дурной болезни. Гуль, преисполнившись нежности и гордости, похлопал ее по изогнутому ободу, и его острый хозяйский глаз сразу засек красноречивые голубые пятнышки на меди. Его объемистый мягкий живот даже колыхнулся от огорчения.

Зелень!

Десми клялась, что чистила ее на прошлой неделе, но Гуль-то видел, что к ванной добрый месяц рук не прикладывали. От этой девчонки последнее время одни неприятности. Драки между ее ухажерами еще можно стерпеть, девичьи капризы тоже, но неряшество в таверне он допустить никак не мог. Надо поговорить с дочкой серьезно, а то у нее голова закружилась от собственной красоты.

— Десми! — позвал он, задрав голову к оштукатуренному дубовому потолку. — Спустись-ка, дочка, сюда!

Никакого ответа — а ведь полдень на дворе! Гуль перевел взгляд с потолка на ванну. Можно, конечно, подняться и самому привести Десми, но пока он будет этим заниматься, таверна не откроется и ванна чище не станет.

Это решило дело. Гуль достал из-под своего знаменитого прилавка кровавого дерева корзину с жесткими и мягкими тряпками, щелок, сосновый воск, пемзу в порошке, белый уксус. Дочь он любил и лелеял, но ванну тоже очень ценил.

Он не слышал, как вошла эта женщина. Он стоял на коленях и счищал с ванны зелень, когда чей-то голос произнес:

— Тут лучше подходит молоко с фосфором, а если еще протереть потом медь тунговым маслом, то зелень долго не пристанет.

Гуль Молер повернул голову и увидел маленькую, хотя скорее среднего роста женщину лет так тридцати. Первым, что он испытал, было разочарование.

Золотые переливы ее голоса обещали нечто из ряда вон, незнакомка же оказалась неприметной, одетой в бесформенное серое платье.

— Извините, что отвлекла вас. Дверь была открыта, я и вошла.

Гуль Молер посмотрел на дверь. Ведь он как будто еще не открывал щеколду?

— Я хотела постучать, но потом сказала себе: «Почтенный владелец этого заведения, должно быть, занят делом — зачем же я буду его отрывать?»

Гуль Молер отложил тряпку, поправил воротник и выпрямился, начисто забыв о щеколде.

— Очень любезно с вашей стороны, барышня.

Сперва ему померещилось, что волосы у нее с проседью, но теперь он разглядел их пепельно-русый цвет. Она учтиво кивнула в ответ на его слова.

— Благодарю вас, но вы ошиблись, назвав меня барышней. Я вдова.

— Мне жаль это слышать, сударыня. Могу я предложить вам рюмочку наливки?

— Я не пью спиртного.

Гуль помрачнел. Опыт научил его не доверять трезвенникам.

— Ничего такого, что крепче вина.

Гуль с облегчением вздохнул. Вдове умеренность только к лицу.

Выйдя из-за прилавка с двумя кубками красного вина на липовом подносе, он был вознагражден зрелищем вдовы, стоящей на коленях и начищающей его медную ванну.

— Надеюсь, вы не станете возражать, — сказала она, продолжая полировать металл движениями столь плавными и твердыми, что Гуль помимо воли ощутил любовное томление. — Мне подумалось, что у такого почтенного и занятого человека, как вы, есть много дел и помимо чистки меди.

— Обычно это делает моя дочь, но...

— Но она в таком возрасте, что больше занимается собой, чем таверной.

— Истинная правда, — вздохнул Гуль.

Он так и не понял, какого цвета у этой женщины глаза, но заметил, как они потемнели.

— Вам с дочерью просто необходима какая-то помощь на несколько дней в неделю. У молодой девушки свои девичьи заботы, и упрекать ее за это нельзя. А у вас как у хозяина есть, разумеется, дела поважнее.

Гуль кивнул. Не то чтобы его в «Погонщике Джеке» обременяли какие-то важные дела, но ему было приятно с ней соглашаться.

— С лишней парой рук по вечерам вы с дочерью будете меньше уставать.

Смекнув внезапно, куда она клонит, Гуль поставил поднос на ближайший стол. Он почувствовал себя одураченным.

— Я не могу вас взять, сударыня. Мы с дочерью всегда управлялись вдвоем с тех пор, как жена умерла. Работнице мне платить нечем — доходы не те.

— А я столько хорошего слышала о вашей таверне, — огорчилась женщина. — И теперь, когда я своими глазами увидела вашу прекрасную ванну и замечательный помост для музыкантов... — Она отложила тряпку и встала. — Что ж, пойду, пожалуй.

Гуль перевел взгляд с нее на ванну, блестевшую ярче, чем в тот день, когда Риз Танло привез ее из Иль-Глэйва. Даже рельеф у колец для переноски был очищен от всех прежних напластований. Адесми становится просто несчастьем — взять хоть прошлую ночь, когда Бурдал Рафф пнул промеж ног Клива Вита за то, что тот не так на нее посмотрел.

Взгляд Гуля снова обратился на женщину. С ее наружностью драться из-за нее никто не станет, и в то же время она не столь безобразна, чтобы отпугивать посетителей. Притом сразу видно, что она честная и работящая.

— Я буду платить тебе пять грошей в неделю. — Гуль покраснел, назвав эту никчемную сумму.

— Согласна. — Женщина, рост которой показался ему небольшим, вдруг сделалась высокой. — Займусь-ка я столами — слишком много воску на них наляпано. А потом приколю передник и буду подавать тем, кто придет перекусить. К вам ведь со всех Трех Деревень люди приходят, правда?