Царица Аттолии (ЛП)

В небе сияли звезды, когда Евгенидис осторожно пробрался вниз по дороге от храма. Он вздрогнул, проскользнув через калитку во дворик, и кивнул охраннику, войдя во дворец. Коридоры были пусты, и он не встретил ни одного человека по дороге к своей комнате.

Дверь библиотеки была открыта, и свет из камина мерцал в глубине темной комнаты. Он остановился на пороге, чтобы заглянуть внутрь, и увидел отца и царицу, молча ожидавших его в креслах у огня.

— Вы не должны находиться здесь, — сказал он.

Они встали. Евгенидис посмотрел на отца.

— Я был в храме, — сказал он.

— Мы знаем, — ответила царица. — Вряд ли стоило бежать туда с риском попасть под дождь, и теперь, просидев весь день на камнях, ты посинел от холода. Садись к огню.

Евгенидис не стал садиться; он растянулся перед очагом в опасной близости от летучих искр, и подпер голову рукой, дрожа от холода.

— Трусость имеет свои преимущества, — заметил его отец, глядя на сына сверху вниз.

— Больше, чем ты думаешь. — Евгенидис не пошевелился. — Приходила Мойра. Она передала мне послание богов.

Царица и отец молчали. Евгендис перевернулся на спину, чтобы согреть другой бок. Теперь он смотрел в потолок. Он знал, что после уничтожения Дара Хамиатеса год назад, то, что казалось непоколебимой верой в божественное предназначение власти через чудесный Дар, будет медленно выцветать в умах людей, пока не превратится в расплывчатый образ из старых сказок, нереальный даже для его отца. Он очень надеялся, что Эддис, принявшая Дар из его рук, по-прежнему верит в Бессмертных. Она смотрела настороженно, в то время как лицо отца выражало только вежливый интерес.

— «Хватит ныть», — сказал Евгенидис.

— Что? — выражение лица Эддис сменилось с настороженного на озадаченное.

— Это было сообщение. Мне, единственному из смертных, боги отправили свою посланницу, чтобы приказать мне перестать ныть. Это отучит меня прятаться в храме.

— Евгенидис, — сказала Эддис.

— А я думал, что делаю все правильно, — с горечью произнес он.

— Ты на всю зиму заперся у себя в комнате, чтобы заниматься правописанием, — заметила Эддис.

— Ну да.

— И что ты будешь делать, когда твой почерк станет безупречным? — спросил отец.

Евгенидис сел на разогретые камни перед камином и вытянул к огню ноги.

— Я думал, что смогу поехать учиться в один из университетов на Полуострове, — сказал он наконец. — Я думал, что если буду учиться, то смогу вернуться через несколько лет и стать… полезным.

Он подтянул колени к подбородку.

— Извините, — он пожал плечами. — Мне казалось, что это был хороший план.

Эддис беспомощно посмотрела сначала на него, а потом на его отца. Военный министр наклонился вперед, просунул руки сыну под мышки и поднял его на ноги.

— Пора спать, наверное, — сказал он. — Мы сможем обсудить сообщение богов, когда выспимся. Некоторые вещи, — произнес он, глядя на царицу, — иногда не таковы, какими кажутся на первый взгляд.

Царица села, а министр без лишних слов помог сыну перебраться в постель. Он резким рывком стянул куртку и рубашку через голову Евгенидиса, а затем повернул его к кровати.

— Сядь, — сказал он.

Евгенидис послушался, и отец стянул с него остальную одежду, толкнул на подушки и накрыл одеялом.

— Умоешься утром, — добавил он.

Евгенидис лежал на подушке и смотрел в потолок.

Отец спросил:

— Есть хочешь?

— Я съел жертвенный хлеб в храме.

Его отец в изумлении покачал головой.

— И молния тебя не поразила? — спросил он.

— Ни одна, — ответил Евгенидис.

— Повезло. — он подошел к двери и остановился. — Насчет университета на Полуострове…

— Что?

— Это была разумная идея.

«Была?», — поинтересовался Евгенидис, засыпая.

Глава 7

Утром Евгенидис спал допоздна. Когда он проснулся, вся комната была залита солнечными лучами, а халдей из Суниса сидел в кресле у изножья его кровати.

— Что вы здесь делаете? — недовольно спросил Евгенидис.

— Не думал, что смогу скоро увидеть тебя снова, потому и зашел. Ты же знаешь, мне нужна Эддис.

— Страна или царица?

— Я предпочитаю свою страну, — признался халдей.

— И мою царицу, — сказал Евгенидис. — Только вы ее не получите.

Халдей улыбнулся. Он сделал все возможное, чтобы добиться политического брака царицы Эддиса с его царем, но не преуспел, в основном, по вине Евгенидиса. При этом, несмотря на разницу в возрасте и целях, они сохранили большое уважение друг к другу.

Халдей получил доступ к докладам посла из Эддиса и внимательно изучал их на протяжении всей осени и зимы, пытаясь примирить личные симпатии с политическими интересами. Его царь был в восторге от результата, достигнутого Аттолией. Халдей огорчился, и постарался сосредоточиться на планах, которые считал приоритетными для своей страны. Но он был осторожен и решил повидаться с Евгенидисом лично, прежде чем призвать своего царя к открытому конфликту с Эддисом.

— Чем вы так заняты в своем Сунисе, что не скоро вернетесь полюбоваться на мою царицу? — спросил Евгенидис.

Халдей был готов к апатии и безразличию, но не к хамству.

— Сунис объявит войну Эддису этим летом, — сухо сказал он.

Евгенидис уставился на него.

— Может быть, ты не в курсе, что после твоего возвращения твоя страна находится в состоянии войны с Аттолией?

— Это невозможно, — категорически заявил Евгенидис. — Почему мы должны воевать с Аттолией?

Халдей указал пальцем на правую руку Евгенидиса.

— Не смешно, — отрезал Евгенидис и поднялся с постели. Он вытащил свой халат из гардероба и накинул его на плечи. — Если вы так пошутили, я убью вас, — прорычал он.

— Тебя вернули в Эддис с условием, что воды Арактуса будут выпущены. Ты знал об этом? — спокойно спросил халдей.

Евгенидис вздохнул и подтащил свое рабочее кресло от стола, чтобы сесть лицом к лицу с халдеем.

— Да, — сказал он и стал ждать, когда халдей снова заговорит.

— Твоя королева согласилась открыть шлюзы водохранилища. Но одновременно она приказала конфисковать имущество десяти торговых караванов Аттолии на перевале. Аттолия выразила протест. Эддис списала их в качестве репараций. Аттолия назвала это недружелюбным актом и потребовала возвращения товаров. Эддис предложила международный арбитраж с участием Десяти Наций, но Аттолия отказалась. Она прислала в Эддис ультиматум с требованием вернуть караваны или считать себя в состоянии войны.

Евгенидис ждал. Халдей откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

— Ваша царица ответила в двух словах: «Значит, война». Она приказала аттолийскому послу и его миссии покинуть дворец и открыла главный шлюз водохранилища Хамиатеса. Паводковые воды ворвались в ирригационную систему Аттолии и уничтожили большую ее часть. Эддис направила вооруженные отряды в предгорье, чтобы перекрыть водоснабжение в верховьях Сеперхи. Больше четверти посевов в этой области сгорели на полях. Эддис потеряла часть своей армии. — халдей внимательно посмотрел на него. — Это для тебя новость?

— Продолжайте.

Халдей кивнул.

— К тому времени, когда Сунис узнал о конфликте, а Аттолия покинула рынок, и цены рванули вверх, Эддис успела купить большую часть излишков местного зерна. Проверив записи, я обнаружил, что она купила большую часть еще до ультиматума Аттолии. Неужели ты не в курсе? — спросил он, не в силах поверить.

Евгенидис снова встал с кресла, качая головой. Он напоминал халдею медведя, посаженного на цепь. Небольшого, но медведя.

— Совет Эддиса проголосовал за объявление войны, — сказал халдей. — Почти единогласно. Военный министр воздержался.

— Почему? — воскликнул Евгенидис, думая не о Совете, а своем отце.

— Думаю, из любви к тебе, — сказал халдей.

— Они никогда не поступали так раньше, — сказал он с горечью.