Ойкумена (СИ)

Рыжая ведьма меж тем заинтересовалась происходящим. Она слезла с камня и несмело подошла к Кодуре, стараясь, впрочем, держаться подальше от Сантели, которого явственно боялась.

Лена совершенно не понимала происходящего. Вожак как будто чего-то от нее ждал. И вся прочая банда тоже ждала, тихо переговариваясь меж собой на языке, который одновременно походил и на английский, и на немецкий. Причем девушке казалось, что путники боялись ее не меньше, чем она их. Надо было на что-то решаться. Может быть по местным обычаям ей следовало что-нибудь сделать. Или наоборот, не делать... Лена опустилась на колени рядом с лежащим человеком, по-прежнему подальше от вожака с его зловещим топориком.

Человек был молод и похоже ранен. Даже не похоже, а наверняка. И без того не упитанное лицо обтянуло желтоватой кожей, как восковую маску, покрытую мелкими бисеринками пота. Раненый был в сознании, но, похоже, плохо понимал, что происходит вокруг. Левая штанина из какой-то дерюги крупного плетения была отрезана почти до самого паха, а сама нога заключена в примитивную шину из узких дощечек и плотного серого бинта в подсохших пятнах крови.

Лена посмотрела снизу вверх на вожака. Тот посмотрел на нее, заложил косички за уши и пригладил бороду. Во взгляде темных глаз по-прежнему читалось ожидание.

Уж не приняли ли ее за целительницу? Может местные врачи... или лекари, так и ходят, в мановарских футболках и джинсовых парах?

'А что я теряю?..'

Решившись, девушка попробовала размотать повязку. Получалось плохо, узлы были завязаны крепко. Сверху упала тень - вожак склонился над лежащим, с топором в руке. Елена отпрянула, но бородач просто разрезал первый узел. Похоже, секира была заточена на совесть.

- Сейчас жрать начнет, - глубокомысленно заметил Виаль. - Или кровь лакать.

Бригада неотрывно смотрела, как ведьма неумело разматывает повязку, морщась и смешно задирая нос. По-прежнему никто не понимал, что задумал Сантели. Наконец ведьма освободила ногу и аккуратно смотала полотно в рулончик. Внимательно осмотрела рану.

- Нет, заколдует, - авторитетно заметил Бизо.

- Как она его заколдует? - резонно возразил Кай. - Мы же на земле. А не внизу.

- Как-нибудь, - значительно вымолвил Бизо.

Крыть было нечем. Тем более, что порчу можно навести и не спускаясь в мрачные и страшные глубины пустоши. Дурное дело простое.

Елена боялась, что ее снова начнет выворачивать. Однако обошлось. После всех приключений минувших суток восприятие притупилось, утратило остроту. Просто раненый. Просто нога. Просто ... вот ведь черт возьми ... Не просто ни разу.

Нога выглядела плохо. Не так, как в огромном Атласе огнестрельных ранений Деда, изданном еще при Сталине, с большими подробными картинками гангрены, но все равно плохо. Глубокая, хотя и не до кости, открытая рана шла вдоль бедренной мышцы, заканчиваясь над самым коленом. Внутри была видна розоватая плоть и даже кровеносные сосуды, сизоватые, как веточки в гербарии. При одном лишь взгляде на рану девушке вспомнилась лапа отвратительной кошки с мордой василиска. Только здесь поработал коготь куда больше, хотя и столь же острый. Но этим неприятности не исчерпывались.

Отек по всему бедру был виден невооруженным взглядом, как и неестественная подвывернутость конечности (как это назвать правильно, Лена не знала). Судя по увиденному, здесь имела место не только рваная рана, но и перелом бедренной кости. Опять же по обрывкам воспоминаний Деда - комбинация крайне опасная даже для развитой медицины ХХ века. До которой здесь, похоже, еще много столетий.

Лена потерла ладони, стряхивая чешуйки подсохшей крови, осторожно провела пальцами вдоль краев раны. Девушка ожидала почувствовать жар, но кончики пальцев наоборот, кольнуло неестественным холодком. Что-то здесь было неправильно, но Лена запретила себе думать об этом. Она боялась, что стоит на миг выйти из состояния медитативной сосредоточенности, и все, считай, пропало. Вожак банды казался вполне мирным, но девушка была уверена, что он может убить ее в любой момент, по каким-то своим непонятным мотивам.

Что делать?!!

Словно вторя ее мыслям, бородатый поджал губы и выставил вперед нижнюю челюсть с видом некоторого разочарования. Надо было что-то придумать, и очень быстро. Или бежать без оглядки.

А что бы сделал Дед?..

Память услужливо и невпопад подкинула воспоминание. Раннее детство, старый медик, который любит сидеть в кресле-качалке, читая 'Науку и жизнь'. Качаться нельзя - в доме кот и маленький ребенок, поэтому Дед намертво застопорил кресло прикрученными на шурупах валиками. Но сидеть все равно любит, качалка из старых времен, память о прошлом. Внучка не дает читать, ползая по дедушке, как 'древесный зверь Бибизьян', он так любит ее называть, строя грозные рожи, но сквозь сеть морщин глаза смотрят добро, с любовью.

Иногда, чтобы немного утихомирить расшалившуюся девчонку, Дед рассказывает внучке истории из своей обширной практики. Нестрашные, приглаженные. Тогда его взгляд меняется. Старик смотрит куда-то вдаль, и никто не знает (да и не узнает), какие картины рисует его собственная память. Внучка не понимает и половины. Слова ужасно взрослые, умные, но сам по себе голос Деда успокаивает, он течет, как огромная река, мягко и глубоко.

Почему вспомнилось именно это? Зачем?

'Подумай' - шепнул призрак старого военного врача.

Точно. Теперь она вспомнила.

Внучка сидит на коленях, отложен в сторону толстый журнал. А Дед говорит:

'Когда ты спасаешь человеческую жизнь, счет идет на минуты. Часто на секунды. Поэтому хорошего медика учат годами. Он не должен колебаться, не должен сомневаться. Руки должны действовать сами по себе. Но если не знаешь что делать... а такое, к сожалению, бывает.'

Девочка свернулась на коленях и почти заснула. Но только почти, так что взрослую сказку нельзя прерывать. Ладонь, пораженная артритом, но все еще крепкая, мягко опускается на светлые волосенки, которым со временем суждено налиться ярким медным цветом.

'Если не знаешь, что делать, сядь и подумай. Просто подумай так, словно вокруг ничего нет. Это трудно. Пациент может умереть. Но это лучше, чем делать абы что и абы как.'

Просто подумай...

Лена села по-японски, на колени, сложив руки на животе, и закрыла глаза. Попыталась отрешиться, насколько возможно, от всего, что за пределами мыслей и памяти. Ничего нет. Совсем ничего. Нет изнуряющей жажды, боли в руке, нет опасности и явных бандитов рядом. Ничего нет.

Дано - рана. Глубокая, скверная. Но парень не истек кровью, воспаление не сильное. Кажется это называют "локализованное". Озноб есть, но опять же не сильный, а вот хорошо это или плохо - непонятно.

Дано - перелом. Что с ним делать - снова непонятно, но он закрытый, кости наружу не торчат. Это уже хорошо.

Дано - она не врач и понятия не имеет, как лечить раны и переломы. Помочь раненому даже как фельдшер - не получится.

Это безнадежно.

Ну а если не пытаться стать медиком? Она занималась фехтованием, ходила в походы и слушала Деда. Их учили, как надо поступать при ушибах и переломах, пока не приедет скорая. Что можно сделать для раненого, хотя бы для облегчения его страданий?

Нет, не так. Неправильный вопрос. Что можно сделать в порядке оказания первой помощи, для которой не нужно ни образования, ни медикаментов, ни специального инструментария?

Сантели уже свыкся с мыслью, что напрасно потерял время. Это оказался плохой выбор. Бригадир немного приобрел в авторитете, не побоявшись встать рядом с ведьмой без оружия в руках, но этого маловато, если учесть потерянное время. Оставалось лишь решить, как лучше все закончить.

Рыжую от удара в череп топором отделяли считанные мгновения, когда она внезапно поднялась на ноги и начала действовать. Сантели в скрытом замешательстве снова пригладил бороду. Больно уж целеустремленно у девчонки все получалось, совсем не как прежде, когда она смахивала на испуганного кролика.