Хоббит, который слишком много путешествовал

вает в гарнизон, ему немедленно выделяют дом, хозяйство и солдатку как приложение. Пока солдат в гарнизоне, она ему как жена, а прикажет хозяин отправиться в поход, и уходит солдат, а солдатка его остается, ждет, когда другие солдаты придут в гарнизон. А придет солдат служить на новое место, местный староста прикажет построить для него новый дом и выдаст новую солдатку. Вот так и получается: на первый взгляд семья, а на второй - сплошное непотребство. Солдат не привязывается к временной жене, ведь в любой момент он может отправиться в дальний путь по слову хозяина, и неизвестно еще, дойдет ли солдат живым до конца пути. Зачем впускать в сердце глубокие чувства, если знаешь, что все равно придется расставаться? Лучше уж жить так, чтобы не страдать, когда настанет время разлуки. И солдатка солдату чаще всего не столько жена, сколько рабыня, а дети не столько дети, сколько бесплатные помощники на побегушках. А то и хуже бывает... - Юрген еще ничего, - говорила Эля, когда вчера мы бок о бок лежали под одеялом, - он, по крайней мере, Шаню не трогал, пока жива была, а вот до Юргена был у меня Фобер... я еще тогда в городе жила... так он... нет, Хэмфаст, не буду я говорить об этом, до сих пор горько и противно. - Шаня - это кто? - спросил я. - Дочь моя. Умерла она... уже с полгода, пожалуй, у нас тогда только-только второй василиск поселился. Гуляла в лесу, не знаю уж, чего она там делала, цветы собирала или за бабочками гонялась, вышла на поляну, не осмотревшись, и столкнулась с василиском нос к носу. А у него как раз очки сползли в очередной раз... Шаня маленькая была, худенькая, Юрген сразу же к ней бросился, а уже поздно было. Так и лежит с тех пор булыжник на краю леса. Не знаю, как бы я отреагировал на эти слова, будь я трезв, а вчера я просто пробормотал что-то невразумительное, отвернулся от Эли и заснул. А сегодня это кажется уже совсем далеким и каким-то неважным, что ли... Я осушил вторую кружку и поставил ее на тумбочку в изголовье кровати. Слишком громко поставил, не рассчитал. Эля немедленно открыла глаза, помотала головой и села, даже не потрудившись прикрыть одеялом обнаженную грудь. - Ой, прости меня, Хэмфаст, - сказала она, - я ведь тебе так и не дала вчера. Не обижайся, я сейчас... Я поспешно вскочил с кровати и потянулся за штанами. В глазах Эли проступила обида. - Брезгуешь... - Да ты что, Эля! - Брезгуешь. Старая я стала. Боюсь, Юрген последним моим мужем будет. Уйдет он вместе с тварью своей, останусь я никому не нужна, одна дорога останется - на алтарь. - Как это на алтарь? - не понял я. - Как-как... из одного халфлинга можно получить один миллидух маны. Если правильно совершить умерщвление. - Так это... так что, у вас жертвоприношения практикуются? - Какие же это жертвоприношения? Это не в жертву, это чтобы ману извлечь. Разве ж это жертвоприношение? Меня передернуло. Что за гнусный мир! И мне ведь предстоит прожить в нем всю оставшуюся жизнь! Интересно, хватит у меня сил и умения изменить этот мир? Или мне придется принять его таким,