Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов

Значит, лучше вернуться и разыскать людей из Мароба.

Она посмотрела на стену. А из-за стены выскочил, перепрыгнув через нее, крылатый конь со Стейнвор, которая держала под мышкой мертвого героя. Конь приземлился как раз подле нее, аккуратно поставив копыта на твердое место, чтобы не провалиться в гниль, и сложил крылья.

— Я так и знала, что это ты, — сказала Стейнвор, вынимая ноги из стремян, кладя одну на другую и одновременно укладывая героя поперек конской спины. У него была снесена часть черепа, похоже, камнем.

— Далеко же тебя послал Всеотец, — заметила она.

— Сюда я сама пришла! — сказала Халла.

— Вы все так думаете, — сказала Стейнвор. — А мы знаем. Мы у него на службе. Между прочим, все прядется. Как семя упадет, так и дерево растет. Глянь, какого я везу.

— У него мозги капают, — сказала Халла, передернувшись от отвращения.

— Они ему не понадобятся, — сказала Стейнвор, — да и не были нужны никогда. Это один из варягов, героев Императора, ты их видела.

— Он успел кое-чем поживиться, — сказала Халла, рассматривая тяжелое золотое ожерелье, болтавшееся на вывернутой шее.

— Еще бы! Он примчался сюда, как дракон, разорять гнезда. Поверил во все, что ему рассказывали на Севере. И ему везло, пока он не убил топором сапожника, закрывавшего ставни, а жена сапожника сбросила ему на голову горячий чугунок с едой. Он надел новый шлем, который был ему велик и слетел с головы вместе с куском черепа. Остался бы в старом, все бы обошлось. Так ему и надо, нечего выряжаться!

Но Халла вдруг нахмурилась.

— Сапожник? — спросила она.

— Ну да. На твоей улице. Когда шайка голубых — люди Железного Заслона — пришла за тобой…

— Но какое дело Железному Заслону до бегов?

— Очень большое. И он прослышал про твоих людей.

— Он их убил? — спросила Халла и вдруг первый раз почувствовала настоящую ненависть к Железному Заслону. До сих пор он был для нее только именем в чужой истории. А теперь, раз он убил ее людей, это уже ее история.

Стейнвор перегнулась через героя, выдрала перо из конского крыла, поковыряла им в зубах.

— Нет, нет, — сказала она. — Его вовремя придержали. Аргирий не допустил. Отец Иоанн сказал ему, что они умеют узнавать победителя в состязаниях, и он заинтересовался. Но они очень беспокоятся о тебе… Они думают, что тебя могли убить. Таркан-Дар хотел бежать искать тебя. Его связали.

— Значит, я должна их найти, — сказала Халла, очень не любившая, когда кого-нибудь связывают.

— Не торопись. Толпа Аргирия их не тронет. А сейчас они направляются к Императору. Так, как хотели. Ты им не нужна.

— Но я же их уста!

— Ну, старик уже достаточно знает греческий, чтобы сказать все, что хотел. Лучше присоединяйся к нам, Халла. Неужели не хочешь?

— Ты меня уже звала однажды. Я не люблю героев.

— Привыкнешь. Впрочем, у Всеотца могут быть на тебя другие виды.

— Всеотец давно про меня забыл. Я была для него мошкой, которая запуталась в паутине в лесу. Он меня вытащил и отпустил.

— Может быть, может быть. Ну ладно, мне пора везти этого, а то они будут ломать головы, где я. Если хочешь найти своих людей из Мароба, иди в ворота и все прямо, до овощного рынка. Там спросишь.

— Да, там, наверное, есть крысы.

— Можешь спросить у зеленщиц. Ты похожа на деревенскую потаскушку. Только воняешь, как крыса. Зачем ты с ними водишься. Они еще хуже драконов.

— Неужели от меня еще воняет? — сказала Халла, огорченно рассматривая драное платье…

Основную грязь она смыла, теперь на нем были мокрые пятна и местами выступила соль. Запах, конечно, остался.

— Да, дорогая! Знаешь, что? Давай снимем плащ вот с этого, им все прикроешь!

Но Халла сделала шаг назад.

— Я уже один раз взяла золото с мертвого героя, — сказала она. — Из этого ничего хорошего не вышло.

Она сказала так, потому что почувствовала, как снова по-драконьи тянется душой к золотым застежкам и шитью плаща, а умом понимает, что сейчас это не нужно.

— Ну ладно, как хочешь. Мне пора.

Стейнвор сунула ноги в стремена, откинулась в седле и натянула поводья. Конь развернул одно крыло, потом другое и умчался за море.

Халла накинула поверх платья лоскут плаща Всеотца. Он лучше отмылся и запах из него уже выветрился. Опустив голову и крепко прижимая к себе края плаща, она прошла в ворота и направилась к овощному рынку. Там она без труда нашла крысу, пробиравшуюся куда-то через кучу полусгнивших овощей возле сточной канавы, и попросила показать ей дорогу. Все были так заняты, выкрикивая, что у них самый свежий и дешевый товар, или крича в ответ, что товар, наоборот, дорогой и несвежий, что никто не заметил, как она говорила с крысой и как потом побежала за ней в узкую улочку с множеством мелких лавчонок, а оттуда — по другой, тоже узкой улице, но уже с высокими стенами, с которых свисали ползучие растения.

Так она попала к боковому входу в большой дом Алексиса Аргирия, который занимал целый квартал до следующей улицы.

Там, сразу за входом, в маленькой комнатке сидели на лавке люди из Мароба. Вид у них был самый несчастный, а у Таркан-Дара руки были связаны за спиной, а на лице — следы слез. Рядом на табуретке сидел охранник, щелкая подсолнечные семечки и мыча какую-то песенку. Когда Халла Богом Посланная вошла в комнатку, Таркан-Дар громко вскрикнул, а другие двое подбежали к ней и расцеловали ее. Она попросила охранника развязать Таркан-Дара.

— Я боюсь, — сказал охранник. — Он меня с ног сшибет, бешеный. Как только развяжу. Уже было.

— Не сшибет, — сказала Халла. — Ему нужна я, а я здесь.

Охранник еще поворчал для порядка, потом развязал Таркан-Дара, и они сели рядом и стали ждать. Ждали долго. Охранник, видя, что они сидят спокойно, угостил их семечками.

Глава пятая

ГЛАВНЫЙ ДРАКОН

Наконец, вошел отец Иоанн, очень обрадовался, увидев Халлу, но пришел в ужас от ее платья. Он тут же распорядился принести новое и надеть на нее, но не разрешил никому дотрагиваться до ее плаща.

После этого их провели во внутренний дворик, где на мраморной скамейке под густо цветущими кустами темных роз у водоема с рыбами сидел сам Алексис Аргирий. Время от времени он отламывал белый хлеб, крошил и бросал рыбам или толпе голубей, которые дрались, толкались и бранились на своем голубином языке тут же, под кустами роз.

Он посмотрел на троих мужчин и Халлу так, будто они тоже были какими-то животными, и заговорил не с ними, а с отцом Иоанном, словно они не могли его понять. Отец Иоанн без конца кланялся, но они поклонились только раз, подойдя. Многое из того, что говорилось, было, и правда, трудно понять, потому что даже Родин ничего не знал о тех людях и событиях, а Халле было безразлично, а потому неинтересно.

Наконец, Аргирий сказал отцу Иоанну:

— Спроси ее о бегах.

И отец Иоанн сказал Халле, что Его Величество желает узнать, если спрашивать об этом не грех, как она угадывает победителя в состязаниях.

— Я спрашиваю коней, — сказала Халла, слушая голубиную брань и забавляясь тем, как разительно отличается речь этих птиц от их внешности.

Отец Иоанн нервно поклонился и повторил ее ответ.

— Она безумна, — сказал Аргирий. — Но спроси ее, кто победит в следующий раз.

— Я не могу его назвать, пока не поговорю с лошадьми, — сказала Халла. — А может быть, они скажут одно, а сделают другое. Иногда возничие придерживают их и не дают выиграть. Надо приказать возничим, чтобы они так не поступали, господин, — добавила она. — Они портят лошадям состязания.

Аргирий засмеялся.

— Она не так уж безумна, а? Что ты об этом думаешь, Старый Лис? (такую возмутительную кличку он придумал служителю Бога, отцу Иоанну).

Отец Иоанн выпрямился, произнес:

— Ее безумие ниспослано свыше, — и перекрестился.

Трое из Мароба тоже перекрестились, а затем и господин Алексис, но делал он это лениво, поигрывая кольцами. После этого он еще раз посмотрел на них и повернулся к отцу Иоанну: