Знамение пути

берёгший от смерти хозяина дома, начинает превращаться в обузу, ему совсем не хотелось бы переступать. Под вечер третьего дня в Овечий Брод ещё и приехали на лошадях четверо тин-виленских жрецов, и Волкодав окончательно решил про себя: Всё! Завтра солнышко встанет – и ухожу…

Однако уйти, честь честью поклонившись хозяевам и печному огню, судьба ему не судила. Да и когда у него, если хорошенько припомнить, всё получалось согласно задуманному, гладко и ровно?.. Начал припоминать – не припомнил. И Хозяйка Судеб, как это у Неё водится, тотчас учинила над ним шутку, ни дать ни взять пробуя по-матерински вразумить: ты, человече, предполагай себе, но имей в виду, что располагать буду всё-таки Я…

Жрецы привели с собой странника. Хромого, согбенного старика, опиравшегося на костыль. Встретив его на лесной дороге и выяснив, что он держал путь в тот же самый погост, кто-то из совестливых молодых Учеников даже предложил хромцу сесть в седло, однако тот отказался – и так, мол, все кости болят, а к седлу непривычен, того гляди, от конского скока вовсе рассыплюсь!.. Стремя, впрочем, он взял с благодарностью. И так и доковылял до ворот Овечьего Брода, цепко держась за ремённое путлище<Сейчас, по мере отхода человечества от различных старинных практик, в частности от верховой езды, начинает забываться смысл многих понятий. Так, “держаться за стремя” трактуется нами совершенно буквально, в смысле – за металлическую опору для ноги верхового. Между тем брались исключительно за путлище (ремень, на котором стремя подвешивается к седлу), помещая при этом руку возле колена всадника, чтобы не мешать ему в управлении лошадью. Автор позволил себе столь пространное примечание, поскольку данное недоразумение вкрадывается даже в романы талантливых авторов, пишущих о старине: “схватился за серебряную скобу…”. >.

Он назвался Колтаем. Без сомнения, это было прозвище, но весьма ему подходившее, ибо означало одновременно и колченожку, и говоруна. Ещё в дороге старик, которому вроде бы полагалось бы одышливо хвататься за грудь, вместо этого без устали потчевал своих спутников всякими смешными рассказами. Знать, много по свету побродил, всякого разного успел наслушаться-насмотреться. Кто сказал, будто разговорами сыт не будешь? Добравшись в погост, Ученики Близнецов пригласили речистого старца к вечере:

– Хлеба с нами отведай, винцом захлебни.

Тот себя упрашивать не заставил. Одежда у него была сущие обноски, котомка – латаная-перелатаная и почти пустая, а когда в последний раз досыта ел – и вовсе неведомо.

Вечер был погожий. Жрецы не пошли внутрь харчевни, предпочтя расположиться во дворике, подальше от духоты и запахов, доносившихся с кухни, где как раз пролили мясной сок прямо на угли. В тёплую погоду здесь и впрямь было славно. Хозяин, давно это поняв, устроил во дворике длинный стол, задней лавкой которому удобно служила завалинка. С другой стороны вместо скамьи стояло несколько пней, некогда приготовленных на дрова, но оставленных до зимы послужить седалищами