Курсовая и дипломная работа по обитателям болота. Дилогия

Мы уходили, а я никак не могла отделаться от ощущения ирреальности происходящего, даже когда Феликс резко остановился и крепко-крепко меня обнял, зарываясь носом в волосы.

— Хорошая моя…

Я со вздохом обхватила руками его шею, поднимаясь на цыпочки и целуя подбородок, эхом ответила:

— Хороший мой…

Потом он снова сжал мою ладонь, привычно переплетя наши пальцы, и повел дальше.

Остальной день прошел… ровно. Без особых эксцессов. Ну, конечно, если не считать таковым очередной скандал казначея и экономки. Если не ошибаюсь, Шадир посчитал согласие Риши погулять с ним в человеческом виде согласием и на приставания в любом другом. За что, собственно, и получил по морде. А Ришка за это получила… по хвосту. Вернее, он просто перекинул обалдевшую от такого поворота дел змейку через плечо и куда-то уволок. Мы с Феликсом с уважением посмотрели вслед героическому рыжему мужику. Это какую же силищу надо иметь, чтобы тащить хоть и мелкую, но нагу?

Из неведомого «куда-то» Риша вернулась спустя минут десять, с лихорадочно блестящими глазами (от злости, конечно же!), красными и припухшими губами (тоже от злости, кусала много, вестимо, или кусаЛИ, что более вероятно) и совершенно обалдевшим выражением личика. Последнее уже, наверное, все же из-за Шада.

— Юль? — прошептала она, прислоняясь спиной к двери моего кабинета. — Это что было?..

— Страсть великая? — предположила я, пряча улыбку. — И кстати, да, что там было?

Девушка покраснела и озвучила очевидное:

— Целовал… ну и… — скосила взгляд на свою грудь, покраснела еще больше, смешалась и замолкла.

— Ну вот! Ты, кажется, страдала, что нет любовника? Так вот он! Страстно желающий!

Ришка вскинулась, яростно всплеснула руками и выдала глупость. Откровенную такую:

— Я не извращенка!

— Правда? — искренне изумилась я, про себя подумав, что извращенец, наверное, у нас казначей. — А где тогда вопли на полдворца: «Спасите, помогите, насилуют»? Не было! А значит, нравилось! Шадир это тоже чувствует, иначе бы не был таким настойчивым.

— Но, Юля… — почти плакала нага. — Я не могу так…

— Не понимаю твоего упрямства. — Я устало посмотрела на нее. — В вашем обществе это хоть и не особо приветствуется, но и не порицается!

— Дело не только в общественном строе. — Экономка грустно улыбнулась и, поправив волосы, открыла дверь: — Я пойду, Юль, спасибо.

— Не за что. — Я проводила ее задумчивым взглядом.

Таки пнуть, что ли, Леля? Мы ей нага обещали, а он все еще в музее пылится… Не порядок!

Хм, странно, с чего это такой настрой? Я вроде бы вчера должна была впасть в подобное состояние… или накрывает с опозданием?

А вообще… клиентов у меня уже нет, так что схожу-ка я поищу Лельера. Хочу увидеть шута. Хоть иногда и тянет придушить его за идиотские шуточки, но от него не хочется убежать, улететь или сквозь землю провалиться, лишь бы оказаться подальше.

И еще… Феликс мне должен как минимум один свободный вечер!

С чего это я буду подстраиваться под отсутствие кикимора дома, как будто к любовнику собираюсь, а не с другом погулять? С другом мы, конечно, задумали магический музей обнести… Но по фигу! Мне очень-очень хочется чего-то настоящего и экстремального — такого, отчего нервы как струна и ощущения как на грани! Короче, мне Лель нужен.

Для начала я решила зайти к Ларишу. Когда шут был свободен, он, как правило, торчал у арахна. Вот только я без понятия, чем блондин вообще бывает занят… Ну, конечно, в амплуа шута. Гудвина во дворце нет, смешить, по сути, некого. Или он Леля специально шутом назначил, чтобы придурочного музыканта за его приколы дворцовые обитатели не прибили? И вроде все выглядит естественно.

Как только я подошла к дверям обители паука, то поняла, что Лель и правда там. И Лель — неадекватный.

М-да, господин шут, вы сегодня что-то поете много. Притом… странное. Из-за двери слышались заводной гитарный бой и веселый голос музыканта:

М-да, репертуарчик-то знакомый. Я где-то с недельку назад в очередной раз рассказывала Лельеру о музыке нашего мира. И эта группа, несмотря на искорку сумасшествия в творчестве, мне всегда очень нравилась. А Лельеру, наверное, она приглянулась именно поэтому.

Я открыла дверь и увидела, что ткани задвинуты в углы, только на одном большом полотне, натянутом через весь зал на высоте двух метров, лежит Лариш, а рядом с ним пристроилась Настя, которая то рассеянно поглаживала его по спинке, то перебирала мягкую шерстку своего рила.

Лельер в обнимку с гитарой завис над полом и задорно играл. На лице музыканта застыла привычная широкая улыбка, но… Но-но-но!!! Не то, Лель. Глаза! Тебя выдают глаза! Лихорадочно сверкают, и в них отнюдь не привычный драйв. Что же вывело тебя из равновесия? Неужели то, что утром тебе пришлось… работать в пыточной?

Но если всякий раз ТАК, то зачем ты это делаешь?! Зачем?!

— Юлька! — Шут прекратил играть. — Привет, кудрявая, какими судьбами? А у нас тут маленький концерт, как видишь.

— Ага, — кивнула Настя. — Мы его уговорили немного поиграть.

— И не терпелось вам, — хмыкнул блондин, устраиваясь поудобнее на «пустоте» и рассеянно поглаживая деку гитары. Потом с каким-то странным выражением посмотрел на подушечки своих пальцев, и его губы стали расплываться в непонятной ухмылке.

— Шут! — внезапно резко окрикнул его арахн. — Лельер Хинсар, ШУТ его величества Гудвина.

— Да помню я! — сверкнул злым синим взглядом музыкант и, снова беззаботно улыбнувшись, спросил: — Ну что, девушки, чего бы вам хотелось еще?

— А ты не доиграл же эту песню, — с улыбкой сказала я. — И если не сложно, то начни сначала, я люблю ее.

— Без проблем! — расхохотался бард и, взъерошив волосы, подмигнул: — Но если ты будешь подпевать.

— Буду… — согласилась я.

— И я буду, — захлопала в ладоши Настенька, попыталась немного отодвинуться от рила, но из-за того, что ткань была натянута слабо, получилось наоборот — она свалилась на Лариша, который тихо хмыкнул. Свалилась… не из-за того ли, что кое-кто повернулся на другой бок и поэтому натяжение стало сильнее?

Нет, вот в эти отношения я точно лезть не буду! Ибо не хватает мне фантазии… даже с учетом того, что у Плетущего вроде бы есть вторая ипостась. Но его в ней никто не видел!

— Лель, — вдруг спросила я. — Тот куплет, который ты пел, когда я зашла… Он же с кем-то у тебя ассоциируется, верно?

— Верно, — спокойно кивнул мужчина. — Я и Гудвин.

— Интересно…

— Неинтересно! А остальное… остальное послушай!

Он щелкнул пальцами, и меня, подхватив потоком воздуха, закинуло к Лару и Настьке.

И снова заводная мелодия, блеск в глазах шута, который становится все более знакомым, улыбка, на которую невозможно не ответить взаимностью. И — песня, да, песня, которая очень ему подходит.

Я вступила почти сразу и, весело болтая ногами, переглядывалась с Настей и пела!

О да, у нас у всех сначала главное — это слово «Я». А вот «война с самим собой»… у меня ее никогда не было, но тот, кто сейчас играл, наверное, прошел все ее грани. Даже те, о существовании которых мы и не догадываемся.

— Потом настало чувство… — Пауза, блондин задумчиво оглядел меня, а потом Настю. Лар тихо, но очень зло заворчал, отчего блондин понятливо кивнул и ткнул пальцем в меня. — И чувство было Ты. Ложь стала бесполезней, а боль — еще больней.