Маша Орлова. Тетралогия (СИ)

Она открыла блокнот на первой же чистой странице, а таких осталось немного, и записала прозвище хозяина дома, рядом нарисовала жирный знак вопроса.

– Хорошо. – Маша переминалась с ноги на ногу, ёжась от сквозняка. В доме было едва ли не холоднее, чем на улице. – Тогда скажите, что вы знаете об эпидемии?

Пользуясь тем, что Комиссар опустился на одну из подушек и уставился в пол, Маша принялась перерисовывать символ со стены. Навесу плохо писала ручка, от холода костенели и не слушались пальцы. Маша вполголоса ругалась.

– Знаю. Я многое знаю, – выдохнул он и издал протяжный стон‑вой, заставивший Машу вздрогнуть. – Эпидемию на нас наслали за все наши провинности. Это высшие силы… Они следят за нами.

– Ясно. – Отчаявшись довести до ума первый символ, Маша принялась за второй, похожий на двух дерущихся собак. – А что, были какие‑то особые провинности?

Он уронил голову на грудь, и в первую секунду Маше показалось – потерял сознание. Но Комиссар заговорил снова.

– Провинности… провинности‑провинности‑провинности. Предательства! Предатели‑предатели‑предатели. Они здесь, предатели. Они среди нас. И знаете, какое наказание за это последует?

Он резко развернулся к Маше, и она ощутила, как по спине бегут мурашки. Когда она собиралась идти сюда, ей говорили, её ловили за руку и повторяли: «Он безумен». Он давно чокнулся. Да он чинил крышу, упал, ударился пятками о твёрдый, как камень, утоптанный двор, и – до свидания, разум!

– Смерть! – рявкнул Комиссар и в одно мгновение оказался так близко к Маше, что она ощутила запах его дыхания: табак и ещё что‑то неприятное, горькое.

Его глаза, с белками, красными от полопавшихся сосудов, оказались прямо перед ней. Маша подалась назад, рукой оттянув ворот свитера, как будто ей вдруг стало очень тяжело дышать.

– Да‑да‑да, – забормотал Комиссар и, подволакивая ногу, заковылял вдоль стены. Подол цветной хламиды, в которую он завернулся, скрюченными пальцами сжимая края тряпок на груди, волочилась следом, мёл земляной пол. – Смерть. Вот что всех нас ждёт. Смерть. Это достойное наказание нам всем. За то, что мы творили. За то, что могли бы сотворить. Но ничего… ничего! Умрут – и не смогут больше грешить. Грязные отродья.

В окна, тоже изрисованные красными корявыми узорами, снова били дождевые капли.

Дома тонули в зарослях ивняка и череды – низенькие крыши сами заросли травой. Деревню с одной стороны подпирал реденький лесок, с трёх других – залитые туманом болота.

Когда Маша, уже привычно пригибаясь, выбралась из дома, с неба сыпал мелкий дождь, растворяясь в серых лужах на разбитой дороге.

– Ты заметила, – сказала она ожидающей возле дома Сабрине. – Здесь люди совсем не такие, как в городе. Не любят они общаться. Никак не могу привыкнуть, что со мной никто не собирается разговаривать.

– Ты бы ещё с трупами пошла общаться. Дался тебе этот ненормальный.

Сабрина, в отличие от неё, ни разу ещё не приложилась лбом о притолоку, ступала бесшумно даже по скрипучим половицам, и когда неожиданно возникала за чьей‑нибудь спиной, даже у Маши пробегали мурашки по коже. Сейчас она остановилась на середине разбитой дороги и окинула дома взглядом полководца.

– Куда теперь? Ты ещё не со всеми местными жителями напререкалась?

Сунув в карман куртки изрядно помятый и уже чем‑то испачканный блокнот, Маша ткнула пальцем в сторону окраины деревни. Лес, цветной от прикосновений осени, подступал к самым домам и почти погребал их под собой, оставляя на обозрение только крыльцо с разноцветными обшарпанными ступеньками.

– Пойдём пререкаться туда.

– Как скажешь.

На улице, как всегда, царили пуста и тоска, только собаки лениво тявкали из‑за заборов.

– Ещё сегодня нужно зайти к докторам. Что они скажут, интересно, – пробормотала Маша, топая по грязи. Дорога недолго хранила следы, их смывал дождь.

– Зайдём, – отозвалась Сабрина. – Вчера говорили, что эпидемия пошла на спад.

– Надеюсь… – Маша нашарила в безразмерном кармане брезентовой куртки медицинскую маску и запоздало попыталась пристроить её на лицо, чем вызвала усмешку подруги.

– Перестань. Всё равно непонятно, как передаётся эта болезнь. И если бы мы могли заразиться, мы бы уже это сделали.

Маша кивнула, соглашаясь то ли с Сабриной, то ли со своими мыслями, что зря весь этот переполох был затеян. Мало ли заразы нашлось в забытой богами деревеньке, что посреди болот и лесов, в царстве осенней скользкой грязи, и зачем сразу же и во всём видеть злой умысел мага.

Они с минуту шли в молчании, и за это время мысли Маши успели плавно перетечь от мистических сказок к вполне реальным вещам.

– Если так ничего и не найдём, дело придётся закрывать за неимением состава преступления, – сказала она, стукнув кулаком в низкую калитку – для проформы. – В конце концов, странные болезни – не наша компетенция. Хочешь уехать домой?

Сабрина изучающе глянула на небо и пожала плечами.

– Здесь тоже неплохо.

Маша так и не поняла, шутит она или говорит серьёзно, потому что прислушалась к возгласу, который в ответ на её стук раздался из дома. Она не раздумывала над тем, это их пригласили войти или послали к самым жутким демонам. Маша сунула руку в зазор между досками и отодвинула лёгкую щеколду – такие замки были тут у каждого второго.

Потопав на крыльце ногами, чтобы не натащить в дом слишком уж много грязи, она достала из кармана удостоверение и толкнула размокшую и от этого жутко тяжёлую дверь.

Опять пришлось пригибаться – и почему во всех домах были такие низкие потолки в прихожих! Небольшая мрачная комната и облицовка стен, сколоченная из разномастных досок, давили со всех сторон, заставляя сдерживать дыхание. В углу, рядом с небольшим квадратным окном сидела девушка. Она замерла, занеся иголку над шитьём.

– Вы кто?

– Лейтенант Орлова, центр по борьбе с нелегальным применением магии. Я хочу задать вам несколько вопросов. – Маша поднесла к лицу девушки удостоверение.

– Вы от Судьи, да? – выдохнула она так обречённо, будто Маша взяла её под руку, чтобы вести на эшафот.

– Хм. – Маша никак не могла привыкнуть к прозвищу здешней старосты. – Да, можно и так сказать. Мы от Дианы Никоновны.

Она не успела опомниться, как девушка отбросила шитьё и рухнула на колени, прямо на пол. Раздался глухой стук. Маша и не успела бы отреагировать, но Сабрина схватила её сзади за локоть и дёрнула назад.

– Умоляю, не выселяйте меня, – зарыдала девушка, отчаянно промахнувшись мимо полы Машиной куртки. – Прошу! Мне некуда больше идти. Мне же негде жить!

– Успокойтесь, – крикнула Маша, толком не представляя, сможет ли переголосить хозяйку дома. – Никто не собирается вас выселять.

Она обернулась к Сабрине: та очень красноречиво покрутила пальцем у виска. Выражение лица у неё было – не подходи близко, – и профессиональное безразличие на нём перемешалось с обывательской раздражённостью.

Хозяйка дома подняла на Машу лицо, вытирая со щёк тёмные дорожки слёз.

– Правда?

– Да. – Маша поторопилась подать ей руку и помочь встать, чтобы не дождаться очередного приступа истерики. – Мы пришли поговорить об эпидемии.

Она оказалась ещё ниже ростом, чем Маша, хоть та и сама никогда не считалась высокой. Хрупкая – даже ключицы выступали через полупрозрачную кожу, и бледная до желтизны в пыльном солнечном свете, она представилась:

– Меня зовут Алина. Я не болела, если вы об этом. Да и вообще мало что знаю.

Маша кивком пригласила её присесть и сама устроилась в низком, застеленном грубой тканью кресле. На коленях удобно расположила блокнот, открытый на новой чистой странице. Сабрина немного побродила по комнате и остановилась у неё за спиной, Маша почувствовала. Хоть Сабрина могла двигаться так бесшумно, что её шагов никто бы и не услышал.

– Хорошо. Расскажите, как, по‑вашему, всё началось?

Алина дёрнула плечом, обтянутым тонкой тканью платья, и Маша поёжилась под курткой: даже от вида собеседницы ей становилось холодно.