Кукушка

Голоса и топот ног раздавались уже совсем рядом. Бенедикт захлопнул дверь, посмотрел на выбитую в камне надпись над нею: «Hie locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae» [104]  и взбудораженно хихикнул.

— А я ещё завидовал Рембрандту… — пробормотал он. — Нет, но чёрт подери… Такая история! Такая история… и нельзя никому рассказать!

Nix et nox. Море и ночь. Две составляющие пиратской вольницы. Голландский флот — разрозненные суда, бывшие торговцы, китобои, рыбаки, объединённые в один кулак; шхуны, корветы, бриги и барки — они несутся, они скользят, накренив паруса до воды, быстрые, как облака под северным небом. Кнорр Яльмара нагнал их на второй день, потратив сутки, чтобы загрузиться порохом и пулями и принять на борт два десятка вооружённых гёзов, да и то пришлось идти на вёслах. Появление его на горизонте под трёхцветным флагом — белым, синим и оранжевым — было встречено приветственными криками на всех кораблях, и «Сокол» отсалютовал ему из пушки холостым выстрелом.

И они шли весь день на запад, вдоль голландского побережья. И гёзы говорили, глядя на норвежцев: «Смотрите, смотрите: даже этот ворон летит с нами на битву, чтобы заклевать испанского стервятника!»

И другие отвечали им: «Если Бог с нами, то кто против нас?»

Потом были только ночь и море. Ночь была темна, а море неспокойно. Всё покрыл туман, седые тучи спрятали луну. Эскадра легла в дрейф и замерла в ожидании. Ни единого огонька не горело на мачтах и палубах, даже трубки были погашены. И гёзы видели перед собой только тусклое осеннее небо, мрачные тучи, оседлавшие светящиеся волны, и — совсем близко — красные звёздочки. То были фонари эскадры из Лиссабона, командир которой не знал, что Флессинген уже в руках восставших. Два десятка кораблей, гружённых пряностями, сахаром, парчою, золотом и ртутью, они шли, переваливаясь на волнах. И гёзы набросились на них, как лисы на кур, все суда, какие были: «Сокол», «Лебедь», «Иоганна» и «Согласие», «Гёз», «Анна-Мария» и «Эгмонт», и «Горн», и «Вильгельм Молчаливый», и все прочие, и преследовали их до Миддельбурга, где завязался кровопролитный бой. И португальские корабли были очищены от груза, вылущены, как скорлупа ореха, и брошены носиться по волнам без мачт и парусов и догорать на взморье. Часть кораблей гёзов после этого вернулась отвезти добычу во Флессинген, другая же направилась на помощь Лейдену.

— Они ещё держатся, и это удивительно, — говорил Энтенс де Мантеда. — Наши братья-реформаты сопротивляются, голодают, но не сдаются и надеются на нас. Мы не должны оставлять их в беде.

И снова — вперёд, день и ночь, не останавливаясь, пока есть попутный ветер, мчались корабли, под завязку нагруженные порохом, оружием, съестными припасами и вооружёнными людьми, и на третий день с палуб уже можно было разглядеть шпили осаждённого города. Но подходов не было, и устье Рейна было перекрыто; испанские пушки били в упор с укреплённых позиций. Попытка прорваться едва не кончилась для гёзов плачевно: испанцы потопили один корабль, повредили ещё два, остальным пришлось отступить. Ширь и простор — два верных союзника восставших, не могли ничем помочь им в узком пространстве рек и заливов. Эскадра откатилась назад и замерла на рейде. Канониры держали наготове кучи ядер и картечных бомб, пушки были заряжены и укрыты парусиной, непрестанно горели фитили.

Вечером в каюте «Сокола» капитаны кораблей держали военный совет. Яльмар Эльдьяурсон тоже был здесь. Шла зыбь, корабль качало, волны с тихим шорохом плескались в борта. Фонарь под потолком отбрасывал мечущиеся жёлтые блики на лица собравшихся и карту на столе.

Большинство ратовало за то, чтоб уходить.

— Мы полощем якоря уже два дня, а ничего не происходит! — возмущался капитан корвета «Пчела» Винсент ван Кестерен. — Чего мы ждём? Со дня на день сюда явится испанская эскадра, и тогда останется только поворачивать и идти обратно на острова. Так почему не сделать это сразу?

— Если мы и дальше собираемся стоять и ждать, то этим и кончится, — сказал адмирал Буазо. — Мы сейчас собрались не для этого. Есть другие предложения?

— А что нам остаётся? Даже если подойдёт подкрепление и мы разобьём испанцев на воде, это мало поможет нам на суше. Давайте глядеть правде в глаза: Лейден обречён. Из нашей затеи ничего не вышло.

— Капитан Винсент прав: надо возвращаться, — поддержал его Джон Бадд, шкипер английского барка «Святой Георг». — Гром и молния! — выругался он. — Мы ничего не добьёмся, если будем торчать тут, у всех на виду, надувать щёки и таращить глаза! Этим испанских дьяволов не испугаешь. Надо набирать людей, высаживать десант и атаковать сразу с двух сторон. Тогда, быть может, что-то и получится.

— Это займёт слишком много времени, — возразил де Мантеда. — Чтобы собрать достаточно серьёзные силы, принцу потребуется два или три месяца. Лейдену столько не продержаться.

— Гарлем продержался.

— Гарлем пал. И вспомните, как всё произошло: была зима, Гарлемское озеро замёрзло, и наши корабли не смогли прийти на помощь осаждённому городу, а те, которые пришли, вмёрзли в лёд и были сожжены. И надобно учесть, что каждый день к городу по прекрасно охраняемым путям шли сани с хлебом и порохом. А Лейден полностью отрезан от мира! Если мы не успеем до холодов, эта зима станет для лейденцев последней.

Воцарилась тишина. Сквозь плеск волн и посвист ветра было слышно, как перекрикиваются вахтенные на соседних кораблях.

— Я скажу, — встал Яльмар, и все взоры устремились на него.

— Говори, Яльмар Эльдьяурсон, — кивнул де Мантеда, предварительно испросив разрешения взглядом у адмирала Буазо. (Тот кивнул.) — Говори.

Яльмар заложил ладони за пояс и обвёл взглядом всех присутствующих.

— Послушайте меня, — сказал он. — Я не силён в болтовне, и я не знаю, можно ли ждать помощи от вашего оранжевого принца. Но мне ясно одно: пока вы тут, городу вы ничем не поможете. У нас два выхода: первый — уйти, второй — атаковать.

— Атаковать мы не можем, — напомнил ему кто-то.

— Можно бросить корабли и высадиться.

— Что?! — вскричал ван Кестерен. — Высадиться сейчас и бросить корабли на произвол судьбы? Наши прекрасные боевые корабли! Только этого не хватало! Не для того их строили и вооружали, чтоб теперь бросать!

— Если вы хотите вызволить людей, придётся чем-то жертвовать, — резонно возразил варяг. — И пусть лучше это будут корабли, чем головы. Что да, то да: часть кораблей придётся отослать за помощью. Но надо воевать. Можно сгрузить пушки, припасы, высадить людей и захватить часть побережья.

— Пусть так, — кивнул адмирал. — Мы захватим плацдарм. Что дальше? Дальше что?

Яльмар дёрнул себя за бороду и оглядел собравшихся.

— Есть сага про князя русичей. Его звали Хельг. Хельг Предсказатель. Когда он попал в такое положение, то поставил свои ладьи на колёса и на них подошёл к крепостным стенам. Так он взял Константинов град. Почему нам не сделать так же?

Де Мантеда с грустью покачал головой:

— Варяг, ты забываешь: наши суда не новгородские ладьи. Твой кнорр, быть может, и получится вытащить на сушу, вкопать и превратить в крепость или даже поставить на катки. Но у наших кораблей круглые днища, их выбросит на мель и разобьёт волнами. А если снять пушки, суда останутся без оружия и станут добычей испанских собак. Мы не можем быть одновременно здесь и там, это ерунда.

— Вы мужчины или нет? — рассердился Яльмар. — У вас десять отговорок, почему не надо делать это или то, вместо одной причины, чтоб начать и делать! Раз так, поставьте на нос каждого корабля по десять человек, и пусть они поливают из вёдер водой впереди корабля, может, тогда ваши круглые посудины поплывут по суше. А иначе у вас ничего не получится. Я сказал.

Как ни были собравшиеся мрачны и подавлены, шутка норманна вызвала у всех улыбки и смешки.

— Позвольте мне сказать, — вдруг раздалось из угла, и взоры присутствующих обратились туда.