Ярмо Господне (СИ)

А любящей жене ехидно так скалится, подлец… В зеркальце во весь рот, сверкая адски безупречной улыбкой.

«И Манька, дура поскудоумная под боком, о каких-то глупостях всю дорогу щебечет, идиотка. Видно, мало я ей ввалила, корове рыжей. Ничего, потом как-нибудь сто пудов подлюке добавлю по зубам и по мордам… Ужо станет те, моя дорогая Марь Вячеславна, твоя победа по очкам и в очко…»

-..Муж мой, нечего тут изгаляться, будто я на Прасковью с Марией зуб заимела! Сначала уточним, не один, а целых три, когда вырастут.

Да будет тебе известно! Твоя щербатая жена ни на кого не в обиде. Бог дает нам мщение. Он же и наказывает за превышение разумной достаточности в обороне и нападении.

Патрик не просто так позволил Прасковье взломать физико-инерционную защиту Анфисы. Вот она была и нет, как я почувствовала в тот момент.

Хвастаться не стану, я покуда мало что понимаю в нейрофизиологической обратной связи, хотя мне от нее в жесть достается по печени и по почкам. И в гинекологию нехило перепадает по п… большой мешалкой…

Филипп хотел было пошутить касательно культуры речи и арматорской матерной риторичности. Но раздумал.

«Пускай Настена выговорится. Нынче женщинам без душевной болтовни никак не обойтись. Это нынешние мужчины больше любят ушами, когда их превозносят и возносят на пьедестал. Меж тем современным женщинам чаще свойственно обрабатывать язычком своего кумира. Понятно, если они кое-что соображают в сексе…»

— …Ты меня хорошо понимаешь, Фил. И разумные души слушать красиво умеешь, женщин наших исповедуя, сообразно отпуская нам грехи наши бабские. Ну, а мы, яко властные над вашими и нашими телами, позволяем вам, мужчинам, спускать нам поглубже, по шейку матки. Причем в нужное влагалищной хитрющей бабе циклическое время, в нужный момент коитуса.

Секс — наука нехитрая, п…стая, научиться ей немудрено. С глубокой древности все до тонкости конгенитально изучено и подробно описано теми, кто не страдает неврозами сексуального ханжества, полового лицемерия, умственной импотенцией или невротической фригидностью.

Но мне, Фил, пуще всего не хочется ограничиваться этими самыми генитальными идеями. Не хочу, представь, одним блядским влагалищем, яичниками и придатками думать.

Правильно говорят: бабские кровя из промежности — извилины на просушку. Вот и жена твоя — баба в самом соку. Мне кажется, будто я и сейчас в прокладку подтекаю…

— С крылышками «бег-бег-бег»? — не удержался Филипп от ехидства.

— Угу, щас взлечу от женского счастья над столом, буду по ресторану нагишом порхать, дойками махать, голым задом рулить, — сердито пробурчала Настя.

— Спасибо, не надо. Я уж в первомайскую ночь насмотрелся на оголтелое бесчиние и непотребство.

Тебя, что ли, опять на стимулированное левитаторство потянуло? — забеспокоился Филипп.

— Да нет, это я так, в жесть к слову пришлось. С тех пор, как в понедельник утром проснулась голяком под потолком, больше этой дурости себе не позволяю.

Но, я ж тебе говорила, во вторник страшно чесалось, — сиськи в растопырку, п… нараспашку, — в полдень птичкой-бабочкой сиволапой крылышками бег-бег-бег. Не зная ни заботы, ни труда, Господи, помилуй.

За ланчем извертелась как маленькая. Патрик форменное внушение сделал по поводу осанки и достоинства, разом вся дурь ушла, словно и не было в лобок и по лбу.

Благослови, Господи, рыцаря-адепта Патрика и всю наставительную строгость его.

Я, Фил, многому от него и у него научилась, ты видишь, — заговорила Настя приподнятым тоном. — Теперь я в главном начала соображать, коли подлинная религиозность и приверженность истинной вере напрямую зависят от образованности и эрудиции человека. Как у тебя и Патрика.

Я до тех пор останусь рядом с вами девчонкой-несмышленышем, покуда не сравняюсь по знаниям и силам хотя бы с дамой-зелотом Вероникой или дамой-зелотом Прасковьей, если вашего с Патриком рыцарского уровня мне достичь не суждено.

Глупой необразованной… блудливой бабой, опытной трахальщицей я уж давно стала, пора бы поумнеть, начать запасаться интеллектуальным багажом на будущее. И учиться понимать что к чему, рационально и сверхрационально.

Затем по логике и повзрослеть можно. Подразумевается, коли ты и Патрик мне сие разрешите.

— Отчего ж нет? Достойно и праведно есть усвоение мудрости житейской.

— Тогда ежели взять по жизни, то на курсы по освоению «серафима-14» ты меня с Прасковьей отпустишь?

— Да тебя на них не возьмут, — сразу же усомнился Филипп. — Ты и на старых-то «серафимах» пассажиркой летала три раза в жизни.

— Вот тут-то вы промахнулись, рыцарь. Ну-тка, гляньте в проницательности…

«Патер ностер! Она с апреля допущена к самостоятельным полетам на тяжелом С-6/8!

Ай да Патрик! Ай да сукина сволочь! Закрыл от меня сей знаменательный факт. То-то он мне, хитрожопец, об отряде подготовки вторых бомбардир-пилотов для «четырнадцатого» всю дорогу трындел, плешь тягомотно проедал…

М-да… С рыцарским предназначением не спорят, его стараются понять…»

— Чтоб ты знал, Фил! Интерфейсом Тинсмита я овладела не хуже Патрика и в компах, благодаря тебе и Нике, понимаю больше, чем дура Манька.

— Так-так-так… Вижу, рыцарь Патрик не против твоих орбитальных и суборбитальных полетов. Куда уж нам до вас, сирым и убогим, к земле прикованным! Наше дело маленькое, тихенькое, низенькое… Что ж, тут-то, жена моя, ты обскакала, обошла на крутом технологичном вираже отстойного мужа.

Но я не возражаю. Бысть по сему. Дерзайте, моя кавалерственная дама-неофит, дальше и выше. Per aspera ad astra…

«Сам дал Патрику карт-бланш. Ему виднее и тернии и звезды…»

— Ой-ой-ой, жил на свете рыцарь вредный, ехидный и насмешливый, — развеселилась Настя. — Сейчас я тебя, Фил, сладко и нежно расцелую за вредность.

Остальное, муж мой, добавлю дома, в отеле или в машине. Do ut des. Я — тебе, ты — мне. И пускай Патрик меня завтра отругает за невоздержанность и распущенность.

— Скажешь тоже! Об этом ему и думать не след. Закрыть от хитроумного деда Патрикея второстепенные подробности нашей брачной жизни, Настя, я могу не хуже, чем он объегорил меня с твоей секретной пилотской подготовкой.

— Я сто пудов хотела тебе раньше похвастаться, Фил! Но все время забывала, фефела, если Патрик оболванил меня наведенной апперцепцией. Так ведь?

— Не совсем так, Настена. Адепт Патрик круче, чем кто-либо, кого я знаю, пользуется дидактической теургией в ритуальном сопряжении с неизреченными пророчествами. И действует, черт старый, тонко, расчетливо, осмотрительно…

Кое-что я вижу, понимаю… Но не все мне всегда ясно. Особенно, если ему вздумалось преподнести урок, не тебе, а твоему благоверному супругу, Настасья моя Ярославна.

Ох не исключено, что я когда-нибудь вдруг да попрошусь к нему в подмастерья, относительно дидактики. Считай заканчиваю в мае мой секулярный пед и бред, а там посмотрим по обстановке… И в конце июня, может, в июле-августе, любящая жена моя, устроим мы себе две-три недели хорошеньких летних каникул.

— Май — не совсем лето, муж мой единственный и любимый. Тем временем до летних денечков еще дожить надобно…

ГЛАВА XIV МЕСЯЦ МАЙ ЕЩЕ НЕ ЛЕТО

Введем ретроспективную авторскую ремарку, мои благосклонные читатели. Ибо без прошлого не бывает, ни настоящего, ни будущего. И вчерашний день так же когда-то был нынешним в диахроническом и скалярном рассмотрении.

Итак, когда в Восточной Европе наступило раннее субботнее утро, рыцарь Филипп участливо сопроводил даму Анфису в загородную резиденцию орденского звена. Неприятно удивившись сырой холодной погоде на дворе, — «в Филадельфии зимой теплее бывает, а тут якобы весна, из рака ноги», — он после завтрака накоротке обсудил с коллегами положение дел в округе. А затем, не мешкая, вновь вернулся в атмосферу ночного и теплого американского гостеприимства, переместившись под сень благоприятного западно-атлантического климата в низовьях реки Делавэр.