Ярмо Господне (СИ)

— Месье Луи Блерио?

— Он самый, идальго мио дон Фелипе Бланко-Рейес. И я была девушкой юной, чесалось мое естество… Летала, парила она под белыми облаками без прокладок…

Не то что теперь: либо над самой землей о рельеф колотишься, трясешься, либо, штурвал на себя, величаво разгоняешься до пяти «эм» за облачным слоем в стратосфере. А там, мой идальго, черным-черно сверху и пятнистая горбатая земля снизу.

— Ага! Рулить-то, править как будешь, старосветская княжна Прасковья? На «четырнадцатом» ведь сплошняком интерфейс Тинсмита и виртуальное компьютерное окружение?

— Я вам, милостивый государь Филипп Олегович, не баба-яга, костяная нога. На ступе с метлой не летаем-с.

Старый черт дед Патрикей с компами справляется. Я же ему в праправнучки гожусь. От меня не убудет, если одену жестяные браслеты с интерфейсом молодого сквайра Тинсмита.

Ты же видел, братец Фил: негодяй Патрик сегодня этим самым интерфейсом меня так в интимную женственность под колечком дрючил, жалил, стопорил больно. Его идеомоторного руководительства по гроб жизни мне хватило в девичий похотничок…

У женщин и девушек, ты знаешь, это есть наиболее стимулирующее место. Вот и настроил добренький дедушка, настропалил девку похотливую, нынче до полетов в звездном безмолвии охочую.

Если хочешь и тебя, идальго мио, покатаю туристически на первой, второй космической скорости в околоземном пространстве. Креслице второго пилота-бомбардира на «четырнадцатом» имеется.

— Буду ждать с нетерпением и Парашей не назову. Покамест мне только асилум реально демонстрировал космические пейзажи.

— О! Покажи эйдетику, если мне дозволено.

— Отчего ж нет? Садись ко мне поближе и смотри…

«Вот и ладненько. Заодно эту сумасбродную девицу к закатному ритуалу подготовлю. Пилотесса окольцованная, из рака ноги…»

С добавкой полнодуплексная эйдетика рыцаря Филиппа словоохотливую даму Прасковью несказанно впечатлила. Целую минуту она ошеломленно безмолвствовала, потом залпом опрокинула рюмку бенедиктина и плеснула в квадратный стакан «Джона Уолкера». Употребив так же залихватски неразбавленного виски, она заговорила:

— Сферический кабак на орбите — крутизна грандиозная, Фил! Еще круче одинокая брюнетка на шпильках, в мини и в колготках «сеточкой» у барной стойки…

Умеет девочка себя преподнести. Ножки стройные, попка изящная… Кругленькие сиськи под белой блузкой не меньше и не хуже моих…

Но вот твой орбитальный полет на автомобиле, на мой взгляд, выглядит глуповато, не бей ногами лежачего…

О, братец Фил! Чегой я те сей секунд скажу! Узнаешь — выпадешь из кресла в осадок.

Вижу, тебе покуда неведомо, что твоя миниатюрная женушка заимела в качестве арматорского джипа слоноподобный черный «хаммер»! И прецептор Патрик ее титаническое приобретение санкционировал. Намедни полночи возился, наводил арматорский тьюнинг, рестайлинг и глянец сообща со сквайром Квентином…

«Ох мне арматоры, мужчины и женщины…»

В ту же минуту арматор Патрик, к слову, вошел в гостиную, чем опроверг сразу два варианта простонародной довольно бессмысленной поговорки. Ибо не был радушный хозяин просторного четырехэтажного особняка и нескольких акров земли в пригороде Филадельфии ни чертом, ни дураком, какие вульгарно являются на помине.

И поминать-то его недобрым словом никому не было особой нужды. Потому как, обнадежив гостей известиями о хорошем самочувствии дамы-неофита Анфисы, он гостеприимно настоял на спальном отдыхе дамы-зелота Прасковьи.

Сверх того, Филипп Ирнеев ждал именно к этому времени Патрика Суончера для доверительного и даже конфиденциального рыцарского разговора. Поскольку в нем на двух языках тет-а-тет и визави эзотерически пошла речь о кавалерственных дамах…

За обедом в шесть часов по филадельфийскому пополудни четыре кавалерственных дамы на загляденье блистали молодостью, красотой, здоровьем… Но и без литературных штампов, каких усилий им это стоило, один Бог знает, чья сущность апофатически неизвестна нашим героям. Тогда как, согласимся с ними, цели и мотивы Его неисповедимы в рациональном изложении фактов и последовательности событий какого-то бы ни было романического повествования, касающегося каждодневной жизнедеятельности наших рыцарей и дам, мужчин и женщин.

На закате рыцарь-адепт Патрик ассистировал рыцарю-зелоту Филиппу в непростом ритуале дивульгации трех сверхъестественных артефактов и окончательном избавлении дамы-зелота Прасковьи от последствий воздействия на нее «престера Суончера».

Три тонких золотых кольца выскользнули из-под багряной мантии кавалерственной дамы и с мелодическим звоном раскатились по мраморному полу часовни. Каждое кольцо рыцарь Патрик осторожно подобрал, методично осмотрел и почтительно вручил рыцарю Филиппу.

— Примите мои поздравления, брат Фил. Алгоритм ритуала рыцаря Рандольфо вы освоили в совершенстве и синтагматически применили к весьма необычному случаю.

— Во имя вящей славы Господней, брат Патрик, наши прерогативы непреложны.

— Это так, брат Фил.

Затем рыцарь Патрик поинтересовался у дамы Праски, не затруднит ли ее сейчас посещение арматорской лаборатории на втором нижнем уровне. Получив согласие, рыцарь Патрик церемонно сопроводил даму на углубленный медосмотр и лечебно-оздоровительные процедуры.

Как док Патрик с ней дальше будет церемониться, Филипп хорошо представлял. «Блаженны пациенты, ибо их есть долготерпение. Благослови, Господи, лекарей и все кроткое человеколюбие врачующих».

Едва филантропический доктор и его обреченная на излечение пациентка удалились по направлению к лифту, на Филиппа набросилась Настя, терпеливо выжидавшая в засаде за углом. Она хищным зверем прыгнула ему на плечи, оседлала и скомандовала:

— Поедем, красавчик, кататься! С ветерком и музычкой!

Фил, Фил! Ты еще не знаешь. У меня новая супертачка! — соскочив на пол, она взяла мужа под руку. — Пойдем скорей в гаражи, сейчас я тебе ее покажу.

Ты когда-то долбался на вишневом советском «зубиле-чизеле», а я обзавелась черным штатовским «молотком-хаммером». Патрика мой каламбур очень рассмешил.

Движок мне Квентин заменит на следующей неделе, но арматорскую защиту на корпус и раму Патрик уже поставил… Завтра, Патрик мне разрешил, мы с тобой вдвоем, я за рулем, сгоняем в Нью-Йорк и обратно…

В нью-йоркской арматорской клинике Настя обрела подходящие живые зачатки-имплантанты недостающих ей до комплекта зубов. На людях она по-прежнему предпочитает разговаривать по-английски, особо не размыкая губ:

— …Чтоб вы знали, насмешливый мистер Фил, по сути факта ваша рассудительная супруга не злобствует на леди Праски и зла не таит на леди Мэри…

Сама виновата, коли одной достопочтенной леди позволила начать счет моим зубам простейшим левым хуком, а другой — довершить успешно начатое. Мэри хорошо подловила меня пяткой на встречном движении в прыжке с разворота.

Благослови их, Господь, всех наших кавалерственных дам и высокородных рыцарей!

Улыбайтесь, улыбайтесь, рыцарь насмешник. Но во французском ресторане вы, дивный мистер Фил Ирнив, поставите хороший аудиовизуальный камуфляж у столика, заказанного вашей предусмотрительной женой…

Атлантическим майским вечером в дорогом ресторане косметические недостатки неулыбчивую миссис Нэнси Ирнив не слишком смущали во время приема пищи и не испортили ей наслаждения от ужина вдвоем с мужем. Потому что счастливая Настя смогла в конце концов вдоволь без стеснения наговориться с мужем на родном русском языке в Нью-Йорке.

Вчера вечером в Филадельфии ей едва-едва хватило сил надеть пижаму, забыв о том, чтобы принять душ, снять макияж… Филипп потом поудобнее благорасположил крепко спящую жену под одеяло.

После же из Филадельфии в Нью-Йорк они везли сэра Патрика и леди Мэри. Таково было благое пожелание прецептора. Наверняка из тех, какими вымощена дорога в стоматологический ад.

Какие уж тогда откровенные и задушевные разговоры за рулем тяжеленой тачки? Муж-то, единственный и любимый, на самом заднем сиденье о чем-то тайном втихую переговаривается с Патриком.