Самый важный день в его жизни (СИ)

Да, ошибкой, в результате которой она сделала этот крюк на своём пути. Петлю, которую хотелось отрезать ножницами. Вот только не отрежешь…

Это тупик, думала она. Конец пути — её главного пути, на котором она могла бы оставаться собой. А все тропинки, по которым она попытается брести дальше, влача ставшее никчёмным существование, — не её. Зачем ей эти маленькие побочные тропинки, если главную дорогу она обрушила сама?..

Она обрушила, а её сероглазый улыбчивый чудак перекинул через пропасть канатный мостик, у противоположного конца которого стоял Эйрик. Или, может быть, не он это сделал? Нечто огромное, некая Сила или Разум, пути которого были для Стеллы непостижимы?.. Она запуталась. Мозг был готов взорваться, не вмещая этих вещей…

— Ну, тебе всё ещё нужны подсказки?

Стелла вздрогнула, встретившись с улыбающимся взглядом Рогволда. Не дав ей опомниться, он сказал:

— Пока ты дремала, я покормил детей и отвёз в школу.

Стелла снова опустилась на подушку.

— Что бы я без тебя делала…

А он, склонившись над ней, ласково, совсем по-отечески погладил её по волосам и шепнул:

— Вот ты сама и ответила на свой вопрос "зачем?" И обошлась без подсказок.

— Когда это я успела? — Язык Стеллы, задав этот вопрос, оказался не в ладах с мыслью, которая уже воскрешала образ канатного мостика через пропасть.

— Да только что, — тихонько засмеялся Рогволд. — Закрой глаза и представь себе Эйрика. Что ты чувствуешь рядом с ним?

Стелла закрыла глаза и отдалась ощущениям…

— Я расцветаю, — с удивлением и восхищением призналась она. — За спиной как будто крылья… Мне очень легко и хорошо. И в животе… щекотно от счастья.

— Слушай, слушай себя внимательно, — проговорил Рогволд возле самого уха Стеллы, и от вибраций его голоса она ощутила кожей волну тёплых мурашек. — Зафиксируй это чувство, сосредоточься на нём… А теперь произнеси вслух то, что тебе хочется сказать больше всего!

Стелла открыла глаза. Она стояла на краю пропасти, дна которой было не видно: от взгляда в её головокружительную глубину слабели ноги. Перед ней покачивался канатный мост, а на противоположной стороне её ждал тот, от чьего взгляда раскрывались крылья за её спиной. То, что она хотела сказать больше всего, было:

— ДА.

Не успев моргнуть и глазом, она очутилась на той стороне. И увидела серые улыбающиеся глаза очень близко.

Мир встретил их холодной дождливой ночью, шелестом мокрой листвы и светом факелов. У выхода из пещеры, в которой находился портал, мокнул, кутаясь в плащи с капюшонами, отряд из шестнадцати вооружённых всадников. Когда один из них, высокий, статный, в чёрном кожаном костюме и высоких сапогах, спустился в пещеру в сопровождении двоих человек с факелами, дети робко прижались к матери, а Рагнвальд приобнял женщину за плечи.

— Всё хорошо, не волнуйся, — сказал он.

Человек в кожаном костюме откинул мокрый капюшон, открыв светло-русую голову, увенчанную сверкающей в свете факелов диадемой. Спокойные и ясные серые глаза, окинув взглядом женщину с двумя детьми, мягко засияли, и лицо обладателя диадемы озарилось улыбкой, хорошо знакомой всем. От этой улыбки женщина сначала напряжённо замерла, а потом подалась всем телом вперёд. Рагнвальд, почувствовав это движение, осторожно отпустил её, как родитель — только что научившегося ходить ребёнка. Светловолосый король, завладев обеими руками женщины, поцеловал их, а она дрожащими пальцами дотронулась до его щеки. Свет его взгляда отразился в её глазах.

Присев, король протянул руки к мальчику с девочкой. Не сводя с него зачарованных взглядов, дети доверчиво прижались к нему, а он сгрёб их обоих в охапку и поднял. Обратив взгляд на Рагнвальда, он проговорил:

— У меня нет слов, чтобы выразить вам всю мою благодарность, милорд.

Рагнвальд сдержанно кивнул: не нужно слов.

Командир королевского эскорта, завидев государя, выходившего из пещеры с двумя детьми на руках и в сопровождении красивой женщины в платье странного покроя, отдал всадникам приказ садиться в седло. И женщина, и дети выглядели то ли слегка испуганными, то ли ошарашенными, как будто никогда в жизни не видели конного отряда. Детей король отдал всадникам; мальчик залез в седло безропотно, а девочка вдруг испуганно уцепилась за шею короля и ни за что не хотела отпускать. Король разрешил эту загвоздку несколькими поцелуями и парой нежных слов на ушко. Девочка всё-таки разжала руки и отправилась к всаднику, который тут же укрыл её своим плащом от дождя. Леди в странном платье король не доверил никому — взял к себе в седло. Его просторного плаща хватило, чтобы укрыть от дождя их обоих.

Отбытие отряда было задержано криком девочки:

— Дядя Волик!

Рагнвальд вышел из пещеры. По знаку короля весь отряд осадил лошадей, так чтобы Рагнвальд мог подойти. Из-под плаща всадника высунулось растерянно-испуганно-недоуменное личико девочки и протянулась тоненькая рука.

— Дядя Волик, а как же ты? — пробормотала она трясущимися губами. — Ты что… остаёшься?

Рагнвальд взял тянувшуюся к нему ручку. Конь постоянно переступал ногами и нервничал, приходилось держаться на расстоянии.

— Детка, нашим путям суждено разойтись. Этому миру я не принадлежу, равно как и тому, из которого мы только что прибыли. У вас всё будет хорошо, не расстраивайся.

— Дядя Волик! — закричал и мальчик, до которого только что дошёл смысл происходившего. — Мы что, тебя больше не увидим?!

— Моё участие в вашей судьбе подошло к концу, Глеб, — ответил Рагнвальд. — Но я всегда буду вас помнить.

Он поцеловал и отпустил руку девочки, потом перевёл взгляд на бледное лицо женщины. Она молчала, прикусив губу и еле сдерживая слёзы, бережно обнимаемая рукой короля.

— Миледи, — проговорил Рагнвальд с поклоном.

Король, приложив руку к сердцу, наклонил голову. Рагнвальд ответил на поклон и отошёл на несколько шагов. Копыта лошадей зачавкали в жидкой грязи, и отряд скрылся за деревьями, унося с собой женщину и двоих детей.

Рагнвальд постоял ещё немного, вдыхая полной грудью чистый холодный воздух и слушая шум листвы. Вытерев рукой мокрое лицо — то были не слёзы, а дождь, — он вошёл в портал и исчез.

В лесу шелестел дождь.