Месть Бела

— Причина твоего изумления, Конан, мне ясна, — приостановил рассказ киммерийца Симур. — Ты привык к тому, что уродство встречается редко и присуще либо темным колдовским созданиям, либо людям, которые тяготятся им, а тебя самого при этом тешит мысль, пускай подспудная, что ты-то, слава богам, здоров, нормален. И вдруг ты осознаешь, что попал в мир, где уродство норма, а ты сам вроде как изгой, урод. Осознание этого тебя и напугало. Так?

Конан как-то странно посмотрел на собеседника и неуверенно кивнул.

— Наверное, так. А тогда я подумал, ну и что мне дальше делать? Неизвестно до чего б я додумался, только вдруг вижу, что один из этих безглазых что-то сказал другим, и они все посмотрели в мою сторону. Тьфу ты, не посмотрели, конечно, а... э-э... навострили уши, завертели головами так, что я понял — их интересует сарай. А в сарае-то я сижу. Видать, шумнул я ненароком, любой зрячий такой шумок и впритык стой не услышал бы, а у этих, чую, вместо зрения слух развился, как у кошек. Постояли они, значит, повертели головами, а потом направились всей толпой к моему сараю. Другого выхода кроме как на улицу из этой западни нет, я еще раньше осмотрелся. Остается или сидеть тише тихого, надеясь, что не услышат, не нащупают, или выскакивать на улицу да бежать от них со всех ног. Да: прятаться или убегать... Никогда прежде не приходилось делать такой постыдный выбор.

Конан ненадолго замолчал — видимо, тот свой позор был ему неприятен до сих пор. Хотя и колдовством из его сердца удалили храбрость, а все же...

Киммериец тогда предпочел бегство. Он подскочил к двери, распахнул ее, шагнул на улицу и...

— Я чуть замешкался, выбирая в какую сторону бежать, и эти... повели себя удивительно. Я-то думал, они меня за вора принимают, а тут вдруг...

Вдруг они все как один радостно вскрикнули. Кто-то вскинул руки в приветственном жесте. Их лица покинула напряженность, на смену пришло выражение счастливого ожидания. И они остановились, резко, будто наткнувшись на стену. Конана такая перемена обстановки заставила отложить бегство, но непроизвольно он сделал несколько шагов по улице и... И еще раз ему пришлось удивляться. Потому что люди с зашитыми глазами разом, словно по команде, попадали на колени с криками восторга: «Всезнающий Бог, точно, Бог! Мы любим тебя!»

«Вот тебе и на!» — только и смог подумать киммериец.

После чего ноги сами понесли его прочь от этого сарая, от этих слепых сумасшедших, которые, поднявшись с колен, провожали его улыбками осчастливленных людей.

Но оказалось, что такими же слепыми и сумасшедшими полон этот город...

Очень неуютно чувствовал себя Конан на странных улицах странного города. Будто голышом вышел в шадизарские Торговые ряды. Каждый обращал на него внимание. Прохожих в этот час было немного, но и те редкие ранние пташки, что попадались киммерийцу на его бесцельном пути, едва заслышав тяжелую поступь варвара, хлопали в ладоши, принимались истово кланяться чуть ли не до земли и шептать — всякий раз одно и то же: «Благослови меня, Всезнающий Бог, благослови...»

Конан морщился, торопился свернуть на какую-нибудь боковую улочку между некрашеных домов... но и там не удавалось избежать встречи с аборигенами. Ему хотелось запрятаться в дыру поглубже и потемнее, там дождаться сумерек, а уж потом... Впрочем, что потом? Ведь они все слепые! Им что день ясный, что безлунная ночь — все одно. Всяко узнают.

Хорошо еще, к его, Конана, божественности местные относятся пусть и благоговейно, но, в общем-то, спокойно, не хватают на месте и не волокут в храм, чтобы денно и нощно молиться сошедшему с небес божеству. Будто настоящий бог каждый день прогуливается по этому городишке и раскланивается со смертными обитателями. Хотя — почему бы и нет? Тут все может быть... Но он-то, Конан, богом не был. И если настоящий бог прознает о существовании шарлатана, что тогда будет?

Даже подумать страшно, что тогда будет... Надо немедля что-то придумать. Замаскироваться, что ли...

Единственное, чем киммериец отличался от местных жителей, были его глаза. Зрячие глаза. Но как горожане распознавали в нем зрячего, будучи сами слепы?

Только одним образом: по походке. Хотя центральные улицы и были вымощены со всем тщанием, камушек к камушку, почти без зазоров, щелей и мусора, местные по ним ходили весьма своеобразно: ногу над землей высоко не поднимали, ступню ставили в несколько приемов, точно пробуя болотистую почву, точно проверяя, нет ли какой преграды на пути, потом уже твердо опирались на эту ступню и подтаскивали другую ногу.

Конан попытался подражать им, однако у него ничего не получилось: он быстро запутался в собственных нижних конечностях и чуть было не растянулся на пыльной мостовой. Горожане же передвигались быстро, уверенно, будто с малолетства учились ходить таким манером. Возможно, так оно и было. Киммерийцу оставалось только запрятаться в какой-нибудь захламленный проулок, каких между центральными улицами полным-полно, и не шевелиться. Но — сколько? Час? Сутки? Год?..

Итак, в этом сумасшедшем городе его принимают за бога. Что ж, не самый плохой вариант. Могло быть и хуже. Его, например, могли принять за врага или лазутчика, и, в лучшем случае, засадить в подземелье — до тех пор, пока власти не выяснят, кто он такой и что делает в этих местах. И что они выяснят? Что сможет Конан объяснить им? Что бог Бел отправил его в «земли, которые лежат совсем неподалеку, но одновременно недосягаемы» — для того, чтобы он, Конан, отыскал там самого себя? Даже слушать дальше не будут. На плаху сумасшедшего чужака — и все.

От таких мыслей северянину стало вовсе неуютно.

Он свернул в узкий переулок, куда горожане не заглядывали по причине беспорядочных груд мусора, наваленных равномерно между глухими стенами домов.

Шепотом кляня свою судьбу, Конан пробирался среди нагромождения полусгнивших досок, перелезал через кучи обломков строительного камня, огибал пирамиды пустых, развалившихся ящиков; несколько раз буквально из-под его ног шмыгали с коротким визгом крупные, отъевшиеся крысы, и тогда Конан начинал клясть все на свете в голос.

Он не знал, зачем полез сюда, куда направляется. По крайней мере, тут нет слепых аборигенов. Кто ж из них сунется сюда? Только ноги переломает, если сунется...

Однако — сунулись: когда киммериец находился шагах в десяти от противоположного выхода из переулка, там, у этого выхода, возникла фигура молодой женщины в простой одежде; стройная, светловолосая, с по-крестьянски крепким телом, она могла показаться привлекательной, если б не уродливые стежки ниток, которыми были зашиты ее веки.

— Слава Всезнающим Богам, наконец-то! — воскликнула она, заслышав Конана, и привычно хлопнула в ладоши. — Ты пришел! Мы ждем с самого наступления тепла. И уж начали думать, что ты вовсе у нас не появишься. Откажешься почтить церемонию своим присутствием...

Конан открыл было рот, чтобы ответить, ничего для ответа не придумал и рот закрыл.

Женщина между тем продолжала тараторить, заламывая руки:

— Какой был бы позор для всей семьи! Ужасно, ужасно... Но теперь все будет в порядке. Соизволь же разрешить мне проводить тебя. Все ждут. Родукар нервничает...

Дом, в который незнакомая женщина привела Конана...

— Почему я пошел с ней? — переспросил погрузившийся в воспоминания Конан, когда Симур своим вопросом прервал повествование. — Сам не знаю. Наверное, я подумал, будто... То есть решил, что... Великий Кром, как это объяснить?! Ну, вот я оказался в городе слепых психов, совершенно один, никого и ничего тут не зная, без денег и пристанища, не понимая, зачем я здесь и что делать дальше.. И подходит ко мне женщина, и говорит, что, дескать, меня давно тут ждут и чтобы я быстренько шел за ней. Что я, по-твоему, должен был думать? Ясно дело, я решил, будто она знает о поручении Бела и собирается мне помочь. Вероятно даже, привести меня к этому... ну, к родственнику моему в том мире. А что еще мне было думать? Все прочие слепцы только тупо кланялись мне и называли каким-то богом... Сет, Адонис и Нергалова селезенка, лучше б я навсегда остался в переулке этом загаженном, лучше б вовсе не видел то, что довелось увидеть в доме Хайри...