Пристрелочник (СИ)

Или «бой на якорях»: флот, развёрнутый в линию, накатывался на вражеский, стоящий на якорях и, либо пробивал вражеский строй, либо, развернувшись бортами, молотил своими батареями.

Линейное построение обеспечивало наибольший разовый «вес залпа». Отсюда и название — «линкор» — линейный корабль. Но это пушечные корабли.

Раньше греческие триремы пробивали днище подводными таранами, ломали противникам вёсла носами и закидывали к ним на борт «ворона» — мостик с клювом-крюком. По которому к врагу приходили «гости» — гоплиты с неприятностями.

Викинги тоже сваливались в абордаж. Тактика: догнали, зацепили, перескочили, порубили.

Это общие правила: хоть — на реке, хоть — на море. А специфически речные есть? — Есть! Сам додумался!

По аналогии тактике авиаторов:

Забраться повыше! Очень даже военно-речная песня! Тот же смысл, что и у парусных эскадр. Только не — «перехватить ветер», а — «перехватить течение». Забраться выше противника по течению реки — «Пускай судьба забросит нас далеко». И — «высоко». Это даёт выигрыш в скорости атаки. Соответственно — в свободе манёвра.

Это — для безмоторных плавсредств. Если у тебя под палубой дизель ревёт — тебе без разницы. А вот вгрёбывая лопатой… приходится учитывать мелочи. Типа скорости течения великой русской реки.

— Салман, ты — устал. Перейди на моё место. Порули — отдохнёшь.

— Кандай?! Э… Сахиби, Салман — воин! Салман — батыр! Салман… э… весло коптеген…

— Верю. Что коптеген. Но сейчас ты уступишь место мне. Потому что впереди будет бой. И нам потребуется вся твоя сила. Давай пересядем. Осторожненько.

Мы пересекли реку, прижались к низкому правому берегу и пошли вверх.

У меня было время понаблюдать за моими гребцами, за их манерой держать весло, делать гребок, совмещать движение с дыханием. Теперь я быстро приспособился к манере Сухана. И мы не столь азартно, как раньше, более размеренно, монотонно погнали лодочку против течения Волги. Не столь быстро, но значительно легче. Не вспарывая речную гладь, но скользя по ней. Те недели от самой Твери, когда мы с Суханом сидели на одной банке, синхронно опускали и поднимали вёсла, не прошли даром — мы поймали музыку, ритм нашего движения.

«Каноёвина» легко проскакивала мелководье, пролетала над песчаными мелями, частыми у этого берега. Через час мы увидели ушкуй. Он шёл вдоль другого берега. И шёл тяжело. Пара вёсел из нормального полного комплекта — была не видна. Это не значит, что у них только десять человек. Скорее — больше. Но остальные — раненые или вятшие.

Они заметили нас, но никаких действий не предприняли. Мы — аналогично.

И так всё понятно:

Теперь они могут только умереть. Не потому что мы сильнее, многочисленнее, умелее… Мелочь мелкая — скорость хода.

С кем я тягаться собрался?! — С мастерами речного разбоя в фиг знает каком поколении?!

Все эти расклады они просекают на уровне инстинктов. Там, где я напрягаюсь, думаю, прикидываю, рассчитываю… — они просто перебирают давно и хорошо известное. Как «Дед Мороз» вытаскивает подарки из мешка:

— А вот такой подарочек… А вот такой приёмчик… А вот это мы ещё не пробовали…

Для реализации нашего преимущества — скорости — нужно пространство. Вот они и решили нам его ограничить.

Я не сразу уловил, что ушкуй вместо поворота к берегу, после обхода очередного берегового мыса, продолжил движение по прямой.

Как на автомобиле: полоса поворачивает, а ты нет. Ну и кто ты после этого? Прямо-едущий или полосу-меняющий? — А это как суд решит.

Тут на ушкуе вдруг переложили кормило, развернулись поперёк течения, ещё больше — уже ближе к нам навстречу и подняли мачту. А на ней — парус!

Факеншит уелбантуренный! Когда гонишь лодочку — в лицо дует ветерок. Называется — встречный. Очень естественно. Из-за этой «естественности» я совершенно пропустил, что на реке уже и нормальный ветерок появился. Тоже — встречный. Такой… здесь говорят — осенник, северо-западный. Лёгенький. Помочь убежать — не поможет, а вот помочь нас догнать…

Превратить встречный ветер — в попутный, вред — в пользу, не убегать — атаковать…

Умные мужики. Смелые. Даже жалко. Убивать.

Мы развернулись и сначала попытались выскочить на стрежень. Но теперь скорость была выше у них. Тяжело груженый ушкуй дрейфует по течению быстрее, чем наше корытце — сидит глубже, парусность в воде больше.

Через полтысячи лет путешественник, попавший в сильный встречный ветер в Обской губе, будет с удивлением описывать, как потомки нынешних новгородцев «нарубили деревьев с ветвями и привязали их к бортам струга, вершинами вниз. Течение речное, в глубине более сильное, превозмогло действие встречного ветра и потащило наш струг в нужном направлении».

Здесь ничего не привязывают. У их ушкуя осадка и так аршина на полтора больше, чем у нашей «пироги».

«При столкновении с сильным противником следует показать свои слабые места и ждать его там».

Эта мудрость от Сунь Бина произвела на меня неизгладимое впечатление: мы показали новогородцам наши задницы. И стали их там ждать. Не теряя, конечно, чувства меры. В смысле — угрёбывая во весь опор. Но так, чтобы не оторваться.

Они нагоняли, мы в панике, уходя со стрежня вправо, летели мимо низкого бережка, поросшего разнокалиберным лиственным лесом, прижимаясь туда всё ближе и ближе…

Тут, постоянно оглядывавшийся назад наш рулевой Салман, сказал:

— …здец. Тузакка тусин.

Интересно: жаргонное слово «тусовка», «тусить» — от тюркского «тусин» — попасть? А попаданцев следует называть — «тусин-заде»?

Уже не интересно: купаться в доспехе не хочу. От слов Салмана я сразу впёр весло в реку, а Сухан гребанул, и наше корытце… ничего страшного, только воды черпанули.

Ушкуй сидел на мели. Хорошо сидел — нос задрало, самого перекосило. Похоже, нашли себе замоину. (Замоина — лежащее в русле под песком затонувшее дерево; карша, или карча — то же самое, но поверх песка).

Мы же здесь только что, полчаса назад, прошли вверх! Мы — наше мелкодонное корытце. И я, вгрёбывая, стоя на колене — каноёвина же! — глядя в воду перед собой, просто видел отмели, над которыми мы проскакивали! А они-то шли вдоль другого берега!

Теперь, при погоне, глубокосидящий ушкуй, гоняясь за нами, неизбежно должен был застрять на этих мелях. Что он и сделал. Со всей дури, обеспечиваемой мастерством своего экипажа, позволившим сложить три скорости: течения, ветра, гребцов.

Забавно: они сильнее, многочисленнее, опытнее, искуснее. Только мелочь мелкая: я эту мель углядел. И построил своё бегство так, чтобы они на неё наскочили. Ну совершеннейшая ерундовина, ну совсем не героически, не по-былинному!

Так ведь и я здесь — просто живу, по-простому. Не геройничаю. — Разница?

Я здесь и дальше — жить буду. А вы — нет.

С приехалом, ребятки!

Понятно, что сами по себе они вешаться не собирались. Попрыгали в воду и пытались стащить своё судёнышко на чистую воду. Тут и мы подоспели. Хорошие стрелки у них: одна их стрела — в борту нашего ботника, другая — у меня в подмышке. Спасибо кованым колечкам в подкладке. Сухан поймал вскользь в оплечье, Салману руку сквозь ватничек поцарапала. И у них — один раненый.

Раненный, упавший даже в мелкую воду — редко выживает, если его не вытянут. Его вытягивают, Сухан снимает стрелой прямо в маковку тыковки «вытягальщика», тот, махнув в воздухе голыми пятками, рушится на голову чудаку в воде, и на ушкуе начинается… какая-то возня. Двое вылетают через один борт, двое — через другой. И по мелководью бегут к недалёкому берегу.