Посох царя Московии

— Хватит тебе плакаться в жилетку! И вообще, мне недосуг выслушивать разные бредни. Работай. Вот ты так говоришь, но я же по глазам вижу, что моя идея тебе начинает увлекать, что она уже высекла искру, из которой возгорится пламя.

— Хоть ты и не был коммунистом, но лозунги у тебя, батя, вполне большевистские.

— Все, все! Я ухожу. Мне пора.

— Опять идешь к своим городским сумасшедшим, подвинутым на почве археологических изысканий?

— Не такие уж они и сумасшедшие… Бывай… — Николай Данилович вдруг покраснел и быстро вышел из кабинета.

«Эге! — весело подумало Глеб. — Вон оно что! Похоже, у моего ученого папули завязался очередной роман. Интересно, с кем? А я думаю, чего это он так быстро обернулся в Лондоне. Потянуло его, видите ли, на кислые щи. Овсянка надоела. А что, неплохо бы хозяйку в дом… Пыли у нас больше, чем в архивах».

Допив коньяк, Глеб закурил и снова сел за компьютер. Тихомирову-младшему не терпелось продолжить исследование клочка карты, подаренного ему ветром. В гостиной ударили большие напольные часы: «Бом-м… бом-м… бом-м…», и мысли Глеба вдруг вернулись к кромешникам.

«А что, если батя прав? Что, если на Руси при Иване Грозном и впрямь существовал рыцарский орден? Отец мыслит верно — ежели я сумею доказать существование ордена кромешников, то это будет научная сенсация… Господи, о чем я мечтаю?! Что за бред?! Мне с моей „профессией“ только и не хватало покрасоваться на телевизионных экранах, чтобы меня знала в лицо каждая дворняжка во всех городах и весях России. Засвеченный „черный“ археолог — это живой труп. Тогда на выходах в „поле“ придется поставить большой жирный крест. А дальше… дальше пойдет не жизнь, а существование, как у персонального пенсионера. А мне, между прочим, до пенсии еще ой как далеко. Да-а, перспектива…»

В кабинет заглянул Николай Данилович. Он уже был чисто выбрит и одет как лондонский денди.

— Тут к тебе пришли, — сказал он буднично. — А я убегаю. К сожалению. Смотри мне, не шали, мальчик…

«Пришли… Кто бы это мог быть? Почему я не услышал звонка? Наверное, задумался… И потом, что это батя так резко повеселел, а его взгляд стал очень уж хитрым и многозначительным?» Глеб с удивлением уставился на входную дверь. А когда в дверном проеме показался посетитель, градус удивления в организме Тихомирова-младшего вообще зашкалил.

На пороге кабинета стояла давешняя девушка.

Глава 3. Генрих Штаден

Лекарь Бомелиус сидел в своей небольшой комнатушке, очень похожей на монашескую келью, и убористым почерком писал первое донесение сэру Уолсингему:

«…Руссия изобилует землей и людьми. Русские рыбаки большие мастера по ловле семги, трески и другой рыбы; у них много рыбьего масла, которое мы называем ворванью. Русские также ведут крупную торговлю вываренной из воды солью. В северной части Московии находятся места, где в изобилии водится пушнина — соболя, куницы, бобры, черные и рыжие лисицы, выдры, горностаи и олени. Там добывают рыбий зуб; рыба эта называется морж. Ловцы ее живут в месте, называемом Пуст-озеро. Они привозят рыбий зуб в место, называемое Холмогоры. Там в Николин день бывает большая ярмарка.

К западу от Холмогор есть город Новгород, где растет много хорошего льна и конопли, а также имеется очень много воска и меда. Голландские купцы держат там большие склады. В Новгороде очень много кож, равно как и в городе, называемом Псковом. Кроме того, в Пскове много льна, конопли, воска и меда; город этот находится от Холмогор в 120 милях.

А еще есть там город, называемый Вологда; тамошние товары — сало, воск и лен, но там их не так много, как в Новгороде. От Вологды в Холмогоры течет река, называемая Двиной, которая за Холмогорами впадает в море. Холмогоры снабжают Новгород, Вологду и Москву и все окрестные области солью и соленой рыбой. От Вологды до Ярославля — 200 миль, это очень большой город. Тамошние товары — кожа, сало и хлеб. Есть и воск, но его не так много, как в других местах.

Москва находится в 120 милях от Ярославля. Страна между ними изобилует маленькими деревушками, которые так полны народа, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным. Сама Москва очень велика. Мне кажется, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями. Но Москва построена очень грубо и стоит без всякого порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении. Есть в Москве прекрасный замок, высокие стены которого выстроены из кирпича. Говорят, что стены эти толщиною в 18 футов [39], но я не верю этому, они не кажутся такими. Впрочем, я не знаю этого наверно, так как ни один иностранец не допускается к их осмотру. По одну сторону замка проходит ров; по другую — река, называемая Москвой, текущая в Татарию и в море, называемое Каспийским. С северной стороны расположен нижний город; он также окружен кирпичными стенами и, таким образом, примыкает к стенам замка.

За рекой отец нынешнего государя Василий выстроил для своих телохранителей и для разных иностранцев, а именно, поляков, германцев и литовцев (которые от природы привержены Вакху), город Наливки, получивший название от налитых кубков. Там у всех иностранных солдат и пришельцев, а также у царских телохранителей имеется полная возможность всячески напиваться, что московитам запрещается под страхом тяжкого наказания, за исключением нескольких дней в году: в день Рождества и Воскресения Господня, в праздник Пятидесятницы и в некоторые торжественные праздники святых, особенно же Николы, которому воздают почти божеские почести, Пресвятой Девы Марии и в праздники Петра и Иоанна.

Московиты никогда не забывают перед монастырем, церковью или перед изображением креста, которое находится почти на каждом распутье, слезши с коня или вышедши из саней, стать на колена и трижды оградить себя крестным знамением, произнося: „Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй“. И вообще во всех делах своих московиты весьма религиозны. Они не выходят из дома, не сотворив трех поклонов, не оградив своего чела крестом и не произнеся трижды „Господи помилуй“ пред иконою.

Святых московиты почитают с величайшим благочестием. Святой Николай — главный их покровитель, и иконы его пользуются в Москве величайшим почитанием. Иоанн Васильевич утром каждого дня посылает в монастырь этого святого обильный запас пищи; она разделяется между причтом, который непрестанно поет псалмы и молит Бога, чтобы он хранил царя невредимым.

Царь Иоанн Васильевич живет в замке, в котором есть девять прекрасных церквей и при них духовенство. Там же живет митрополит с различными епископами. Замок, в котором находится царский дворец, отделен от прочих частей высокой и толстой кирпичной стеною, имеющей в окружности 2900 шагов. В нем находятся многие прекрасные дома дворян, различные торговые площади, много церквей, как-то: церковь Архангела Михаила, в которой погребают великих князей, церковь Благовещения с девятью башнями, коих крыши, равно как и всей церкви, покрыты вызолоченной медью, а крест на самой высокой башне сделан из чистого золота. Иван Великий — колокольня с позолоченною крышею, и со многими колоколами, из коих один весьма огромен, весом в 2200 пудов, что составляет 66 000 наших фунтов [40]…»

За стеной раздался шорох, и Бомелиус, нервы которого и так были напряжены до предела, вздрогнул. Он быстро прикрыл свою писанину куском холстины, не отрывая взгляд от двери, но вслед за шорохом послышался мышиный писк, и лекарь облегченно перевел дыхание. Чтобы совсем успокоиться, лекарь налил в бокал романеи [41] и выпил одним духом — как пьют московиты. Затем подошел к двери и проверил, хорошо ли он наложил засов. Бомелиусу все казалось, что вот-вот в комнату ворвутся одетые в грубое монашеское платье полицейские русского царя и потащат его в пыточную. За что? А мало ли…