В плену пертурбаций

– Хозяин, вы уверены, что нам надо именно сюда? – осведомился Сорбл, совершив аккуратную посадку на спинку заднего сиденья.

– А куда же еще, пернатый ты недоумок?! – Чувствовалось, что чародей озадачен, если не сказать изумлен. Он ошеломленно взирал на открывшееся им зрелище. – Это Оспенспри. Вон Акомарский холм, вон три источника, которые снабжают город водой. – Клотагорб привстал и оперся о лобовое стекло, которое застонало под его весом.

Позади простиралось во всем блеске осеннего великолепия Колоколесье, в звоне листвы которого слышались скорбные, однако отнюдь не пророчащие беду нотки. А впереди лежал некогда прекрасный Оспенспри – оскверненный, испоганенный, словно придавленный к земле колоссальным облаком. Когда волшебник заговорил снова, голос его выражал муку.

– Поезжай дальше, мой мальчик. Город и тех, кто в нем проживал, постигло несчастье. Возможно, мы сумеем чем-то помочь. По крайней мере, мы должны попытаться.

Джон-Том кивнул и переключил скорость с нейтральной на первую.

Раздался громкий скрежет, и джип покатил в направлении Оспенспри.

– Что такое токла?

– Ты никогда ее не пробовал?

– Кажется, нет, – отозвался юноша, не сводя глаз с дороги. – По-моему, у нас, в моем мире, она не растет.

– Мне жаль твой мир, ибо токла – поистине замечательный плод. Ее можно съесть сколько угодно, поскольку она сжимается в желудке.

– То есть как? Растворяется?

– Нет, она сжимается перед тем, как желудок ее переваривает. По форме она вот такая, – чародей повел рукой, и у Джон-Тома создалось впечатление, что токла похожа на две груши, сросшиеся верхними концами. – Проходя по пищеводу, каждый кусочек сжимается до размеров ногтя, однако у тебя возникает чувство, будто ты закусил буханкой хлеба.

– И впрямь жаль, что она у нас не растет, – позавидовал Джон-Том. – Все бы с ума посходили. Фруктовая диета!

– Диета? – переспросил Сорбл. – Что это значит?

– Ты не знаешь, что такое диета?

– Джон-Том, почему вы, люди, так любите задавать глупые вопросы?

Если бы я знал, что такое диета, я не стал бы спрашивать, верно?

– По правде сказать, Сорбл, пьяным ты мне нравишься больше, – заметил юноша.

– Разумеется, – ответил филин, пожав плечами. – Я и сам с трудом переношу себя трезвого.

– Диетой называется способ избавиться от лишнего веса посредством сознательных ограничений в еде.

Филин прищелкнул клювом. Тряска не настолько лишила его сообразительности, чтобы он не обратил внимания на очевидную глупость.

– Разве вес бывает лишним? По-моему, все, наоборот, стараются набрать его. Я правильно тебя понял: твои сородичи намеренно морят себя голодом?

– Не совсем так, но в общем и целом ты прав. Они делают это, чтобы лучше выглядеть. Видишь ли, в моем мире чем ты худее, тем более привлекательным тебя считают.

– Чушь, – фыркнул Сорбл, вытерев клюв кончиком крыла.

– Мой мальчик, – вмешался Клотагорб, – странность принятых в твоем мире условностей не перестает поражать меня. Я рад, что не имею возможности познакомиться с ними на собственном опыте. Вряд ли я сумел бы к ним приноровиться.

– Смотрите! – воскликнул Сорбл. – Тут кто-то живет.

Джип медленно катился по улице мимо первых домов – если глиняные и соломенные постройки заслуживали столь громкого названия. Из узеньких переулков на путников таращились горожане. По тому, как они выглядели, сразу становилось ясно, что разразившаяся катастрофа не минула их стороной. Жители Оспенспри, подобно населению любого более-менее крупного города, являли собой весьма разношерстную компанию; досталось всем – двуногим и четвероногим, кошачьим, собачьим и прочим. Все они словно не верили в реальность происходящего и в то же время, судя по унылым физиономиям, почти примирились с бедой. У всех горожан наличествовал общий физический недостаток, который возник скорее всего не из-за дурной наследственности. Поначалу это уродство мнилось путешественникам случайным, однако чем ближе они подъезжали к центральной площади, тем сильнее утверждались в противоположном мнении, ибо горожане – стар и млад, вне зависимости от пола или видовой принадлежности – все, от щенков до умудренных годами патриархов, превратились в горбунов.

– Что бы здесь ни случилось, – заявил Клотагорб, поправляя очки, – жители Оспенспри пострадали не меньше, чем сам город. Направо, мой мальчик.

Джон-Том подчинился, и джип выкатился на круглую площадь, посреди которой возвышалась грязно-зеленая колонна высотой под тридцать футов.

С ее вершины стекала вода. Колонну окружал забор из гнилых деревяшек; в некоторых местах его дополняли угрюмые гранитные глыбы.

– Остановись тут, – велел чародей. Джон-Том послушно затормозил.

Клотагорб вылез из машины и направился к колонне.

– Что это такое, сэр?

– Оливиновый фонтан. Проектировали три года, строили двадцать лет.

Его воздвигли члены Гильдии мастеровых Оспенспри. Я читал о нем. Он должен находиться именно здесь, но, как видишь, сие произведение искусства ничуть на него не похоже. А как он был прекрасен: мраморные и бронзовые трубы, статуи из алебастра и оливина размером с мой панцирь! Да, то, что обрушилось на город, изуродовало не только спины жителей, но и всю здешнюю красоту.

За тем, как движется по улицам диковинный экипаж, наблюдали многие горожане, но лишь отдельные личности сохранили достаточно мужества и любопытства, чтобы последовать за джипом на площадь. Самым смелым оказался старый лис с таким же горбом, как и у всех остальных. Он тяжело опирался на палку. Мех на его морде поседел, из чего следовало, что лис находится в весьма преклонном возрасте; из усов сохранилась только половина – по левую сторону пасти. Кто-то попытался задержать старика, но он отпихнул незваных доброжелателей и выступил вперед.

Очевидно, он не боялся смерти, как достаточно часто бывает с теми, кто дожил до таких лет.

– Незнакомцы, откуда вы прибыли? По вашему виду я заключаю, что вы не местные.

– Мы с юга, – ответил Джон-Том. – Можно сказать, из Линчбени.

– Вы далеко забрались, – заметил лис, кивнув головой, медленно обошел джип и прикоснулся дрожащей лапой к крылу автомобиля. – Что за странная повозка? Никогда такой не видел. Я был бы рад встретиться с кузнецом, который выковал ее.

– Какая есть, такая есть, – буркнул Клотагорб, становясь перед лисом. – Лично меня больше интересует то, что произошло с вами. Я не бывал в вашем городе, но много слышал о нем и читал, а потому знаю заочно все достопримечательности. Последний из тех, с кем я беседовал, заглядывал к вам не так давно, однако он ни словом не упомянул о чем-либо подобном. – Волшебник обвел лапой площадь. – Что стряслось?

Что за страшная беда вас постигла?

– А ты наблюдателен, приятель, – проговорил лис, окидывая чародея пристальным взглядом. – Все случилось в мгновение ока, безо всякого предупреждения. Откуда ни возьмись появилось облако. – Он ткнул палкой вверх. – Вон оно, висит себе и висит, как приклеенное. Ни дождинки, ни снежинки; камень – и тот живее, чем оно. А ветер если и задует, то все время на нас.

– Вы не пробовали прогнать его? – справился Клотагорб, который, запрокинув голову, изучал громоздкую тучу.

– Все наши волшебники оказались бессильны. Их чары не подействовали. Да и как можно подействовать на пар? Ведь это же пар, верно? Мы взывали ко всем богам, которые отвечают за погоду, а толку – сами видите.

– При чем тут боги? Ваш город страдает не от климатического явления. Разумеется, погодные заклинания здесь не помогут.

– Пертурбатор, – пробормотал Джон-Том, неожиданно догадавшийся, куда клонит чародей.

– Совершенно верно, мой мальчик.

– Но почему мы тогда не изменились тоже? – спросил Джон-Том, на всякий случай ощупывая спину. – И почему лес за пределами города остался таким, каким был?

– Воздействие пертурбатора, мой мальчик, не обязательно должно быть масштабным. Многие пертурбации, притом различной силы, строго локализованы. Не забывай, пертурбатор постоянно пребывает в движении, постоянно испускает энергию. Порой он воздействует всего лишь на клочок земли площадью в квадратный фут, порой – на рощу или на отдельный город. Тем не менее надо признать, что мы столкнулись с самой серьезной из всех пертурбаций, с какими нам доводилось иметь дело. Помнишь, я говорил тебе, что если пертурбатор не освободить, степень изменений будет неуклонно возрастать и мы рискуем очутиться в мире, который подвержен перманентным пертурбациям. В Оспенспри произошло именно то, чего я опасался. Пертурбация, признаком которой является, по моему мнению, черное облако, обосновалась здесь надолго, быть может, навсегда, если…