Лед

Поднос покачался, словно в нетерпении; булочки перекатились набок. Касси застыла на месте, а потом схватила круассан. Она не «тревожилась». Просто не привыкла есть парящую в воздухе еду. Он своей гигантской лапой взял кекс.

Касси осторожно присела на ледяной трон. На нем она казалась совсем крошечной: ноги еле доставали до пола. Внезапно она поняла, какой незначительной и бессильной была она в безупречном совершенстве замка.

От тарелок поднимался пар, и у нее заурчало в животе. Она облизала губы. Никогда прежде ей не доводилось видеть столько еды разом, и вся она выглядела так аппетитно. Она неодобрительно покачала головой: с ней случилось нечто невероятное, с ней и сейчас происходило нечто невероятное, и что же она чувствует по этому поводу? Голод. Может, она привыкает ко всей этой нелепице. Или, во всяком случае, ее желудок привыкает. Она протянула руку к дымящемуся блюду с морковью в белом соусе.

Наступила тишина, прерываемая лишь звоном тарелок, спешащих через стол. Касси попыталась представить маму на станции за обедом. Она представила, как та сидит, зажав в руках любимую кружку Касси, а Оуэн в это время переворачивает оладьи. Она представила четырехлетнюю себя, сидящую рядом с мамой за столом. У нее опять защипало в глазах.

Она попыталась придумать вопрос, какой-нибудь безобидный вопрос, который вернул бы ей ощущение контроля над ситуацией. Стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно, Касси сказала:

— Расскажи, каким ты был медвежонком!

— Очень человекообразным, — сухо ответил Медведь.

Она почти улыбнулась. У него правда было чувство юмора.

— Мое детство… — Он помолчал, глядя на нее, словно оценивая, как ему лучше ответить. — Мое детство закончилось много лет назад, — проговорил он наконец. — Я старше, чем кажусь. На несколько столетий старше.

Несколько столетий? Она попыталась это осмыслить.

— Но ты выглядишь не таким старым.

— Спасибо.

Несколько веков?

— У меня было хорошее детство. Человеческое.

Касси накладывала еду на тарелку, а он рассказывал ей, как рос, разрываясь между папиными горами и маминой Норвегией. Его мама, сказал он, была обычным человеком, и она вырастила его, как человека. Он играл с другими деревенскими детьми и брал уроки у учителя. Мама надеялась, что он станет юристом. Выходные он проводил у отца, учась всему тому, что не смог бы найти в книгах своего преподавателя: узнавал о магии и об обязанностях мунаксари, о том, как мунаксари используют свою силу, чтобы выполнять эти обязанности.

— Твоя очередь, — сказал он, закончив.

— Что? — Она вздрогнула от неожиданности.

— Расскажи мне о своем детстве.

Она помолчала, но так и не смогла придумать отговорки, почему бы ей не рассказать. Кроме того, по какой-то не очень понятной для нее причине, ей хотелось поговорить об этом. Она рассказала ему про Макса и его самолеты, про бабулю и ее сказку, про Оуэна и его железяки. Она рассказала, как ее жизнь отличалась от жизни, скажем, племянницы Оуэна, которая живет в Фэрбенксе. Жизнь той состоит из косметики и кино.

— Я впервые попала в кино, мне было четыре, во время моей первой поездки в Фэрбенкс. Я была в полном ужасе.

— Я не нахожу это удивительным.

— Это не был ужастик. Это была «Мэри Поппинс». — Когда она впервые увидела, как Джули Эндрюс парит по воздуху на своем зонтике, она завопила, и папе пришлось пихать в нее попкорн, чтобы успокоить. — Я держалась до той сцены, когда дети прыгнули в рисунок на асфальте.

Ей показалось тогда, что их засосало в тротуар, и она опять разоралась так, что потом у нее болело горло.

Они делились историями, пока Касси заглатывала медовый хлеб, изысканно приготовленную рыбу в специях, малиновый пирог. Наконец разговор затих.

Она поерзала на ледяном троне. Она не собиралась столько болтать, но с ним было так легко. Ей не нравилось, как… спокойно она себя чувствовала. Он ведь должен быть Королем Полярных Медведей, а сейчас, когда она смотрела на него, он скорее был похож на переросшую мягкую игрушку или медведя из рекламы кока-колы. Она резко встала:

— Ну что, есть еще что-нибудь в этом замке?

— Тебе некуда спешить. У тебя в запасе целая неделя.

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты задала по меньшей мере семь вопросов; теперь ты должна мне по меньшей мере семь дней. Это не то чтобы целая жизнь, но надо же с чего-то начинать.

— Я никогда не соглашалась на эту сделку, — запротестовала она.

Он моргнул и удивленно сказал:

— И правда, не соглашалась.

Они пару секунд смотрели друг на друга. Потом Король Медведей сосредоточил внимание на столе: блюда начали пропадать. Тарелка Касси лопнула, как пузырь; девушка вскочила со стула. Ее приборы растаяли, как лед. Морозная скатерть скукожилась.

— Останься на неделю, а там посмотришь. Всего на неделю. Ты восемнадцать лет ждала свою мать. Подожди еще неделю.

Она подумала обо всех воспоминаниях, которые сейчас излила перед ним, обо всех тех минутах, когда она жила с мыслью, что ее мама давно умерла. А теперь… Касси отвернулась, чтобы не смотреть в сияющие черные глаза Короля Медведей. Она не хотела об этом думать.

— Покажи мне еще что-нибудь в замке, — сказала она.

Он отвел ее в великолепный бальный зал: колонны арками сходились высоко над ее головой, а над крышей сияло бледное, безоблачное небо. В густой синеве пола отражались ленты северного сияния. Заглядевшись на небеса, Касси сделала несколько шагов по залу, поскользнулась и шлепнулась прямо на задницу.

Король Медведей склонился над ней:

— Как ты?

— Хорошо, хорошо… — У нее ломило копчик. Медведь наклонил шею, чтобы помочь ей, и она непроизвольно отстранилась. И встала на ноги самостоятельно.

— Никогда не замечал, что тут скользко, — попытался он извиниться.

— У тебя медвежьи лапы. А мне нужна обувь с шипами. Или коньки.

Она заковыляла к колонне. Между арками, снаружи, она разглядела скульптуры в саду: они мерцали, отражая огни полярного сияния. Зрелище было столь прекрасным, что у нее перехватило дух.

И тут ей в голову пришла идея. Она даже не остановилась, чтобы подумать, а хороша ли была, собственно, эта идея. Стремительно опустившись на пол, она развязала муклуки и пошевелила пальцами в тройных носках.

Над ней склонился Король Медведей:

— Ты поранилась?

Касси встала, опираясь на колонну:

— Еще нет.

Она оттолкнулась от своей опоры и заскользила в носках по бальному залу. Это же просто идеальный каток! Она с гиканьем врезалась в колонну у противоположной стены. Вцепившись в нее, она крикнула Королю Медведей:

— Твоя очередь.

Он уставился на нее с потрясенным видом.

Она расхохоталась в голос. Ей уже стало лучше.

— Что, недостаточно величественно для вас, ваше медвежекоролевское высочество?

— Мунаксари — не короли. Я просто Медведь.

Широко расставив лапы, Медведь заскользил по залу на животе. Чтобы остановиться, ему пришлось развернуться на сто восемьдесят градусов. Касси со смехом оттолкнулась от колонны и покатилась к центру комнаты. Она врезалась в Медведя.

— Ой, прощения просим, — сказала она, пытаясь распутать собственные конечности. Что она делает? Он ей не друг; он какой-то там волшебный перевозящий души медведь.

— Стой смирно, — сказал он ей.

Она напряженно застыла, но повиновалась. Не надо было всего этого начинать. Она должна была уже ехать домой, а не… Она не успела закончить мысль. Медведь ее толкнул, и она помчалась через весь зал.

Остановившись у колонны, она схватилась за нее с хохотом.

И оглянулась на полярного Медведя, внезапно посерьезнев. Одна неделя. Он просил одну неделю. Разве слишком велика цена за все те чудеса, что она увидела?

— Неделя, — сказала она. — Я останусь на одну неделю.

Восемь

Широта 91º 00' 00'' N

Долгота: неопределенная

Высота 15 футов