Забавы колдунов. Часть первая

Адели стало неуютно от такого разговора.

— А правда, как мы узнаем, вампир нам встретится или нет? — спросила она. — Нам будет казаться, что это добрый и милый человек, а ночью он возьмёт и вопьётся кому-нибудь в горло…

— Тогда ты сразу определишь, что это упырь, — пошутил Авдей. — И тут мы его колом…

— Не болтайте лишнее, — поморщился Пахом Капитоныч. — Лучше присматривайтесь повнимательнее к поведению незнакомого человека. Чем-то он себя должен выдать.

Весёлый берёзовый лес стал теперь казаться Адели таинственным и полным опасности. Кто знает, что в нём скрывается? Может быть, кочки и холмики, мимо которых они идут, не что иное, как могилы. А ночью мертвецы встанут и примутся искать, у кого бы им высосать кровь. Она чуть не вскрикнула, услышав впереди шорох и треск сухой ветки. Барбос глухо заворчал.

— Кто идёт? — строго крикнул солдат.

— А вы кто такие? — спросил старческий голос.

Путешественники подошли поближе и увидели старуху с клюкой и девочку-подростка. Оказалось, что это слепая бабушка и её внучка, странствующие по святым местам и живущие подаянием.

— А не лучше было бы пристроиться при каком-нибудь монастыре и там тихо молиться Богу? — спросил Пахом Капитоныч. — Трудновато в твои годы скитаться без приюта.

— Да ты сдурел, солдат? — злобно осведомилась старуха. — Кто ж меня возьмёт в монастырь-то? Какой им от меня прок? Ещё внучку бы взяли, да мне без неё никак не обойтись.

— Куда идёте сейчас? — спросил Авдей.

— Говорят, где-то в озёрном краю стоит монастырь, а перед тем монастырём прямо из камня бьёт ручей. Кто омоет своё лицо водой из того ручья, на того благодать Божья снизойдёт. Туда мы и идём, да только никто не может указать, где тот монастырь стоит.

Старуху звали бабушкой Агатой, а внучку она представила как Ганьку. У старухи были резкие неподвижные черты лица, выдававшие дурной характер, а глаза, совершенно белые, были полузакрыты. У внучки лицо было остренькое, хитрое, а глаза, как беспокойные мыши, так и обшаривали всё вокруг.

Солдат представил своих спутников, и старуха провела рукой по лицу каждого, словно чуткие пальцы заменяли ей глаза.

— Девушка смазливенькая, — определила она. — Надеюсь, что её красота не принесёт ей счастья.

Адель растерянно посмотрела на Пахома Капитоныча, но тот сделал успокаивающий жест.

— Я тоже была красива, а кем стала сейчас? Слепая и страшная. Почему другие должны быть счастливее меня?

— У меня нет дома, — подал голос Авдей. — И что же теперь? Желать, чтобы и другие лишились дома?

— Пожелаешь, когда будешь немощен и слаб, — ответила старуха. — Это сейчас ты крепок и здоров.

— Если нам плохо, то и другим незачем веселиться, — пробурчала Ганька, сверкнув на новых знакомцев злобным взглядом.

— От всей души желаю, чтобы вы отыскали монастырь и чудодейственный ручей, и пусть на вас снизойдёт Божья благодать, — с чувством произнёс Пахом Капитоныч, жалостливо посмотрев на Ганьку. — Пусть в пути вам встретятся только хорошие люди.

— Где найдёшь-то их, хороших? — процедила сквозь зубы бабушка Агата. — Испортился род людской. И встретить не умеют приветливо, и угостить чёрствой коркой жалко. Совсем мы с внучкой изголодались.

— Мы вас накормим, — торопливо сказала Адель, у которой озлобленность и несчастье новых знакомых вызывали осуждение и жалость.

— Сразу надо было догадаться, — отозвалась старуха.

— Пока напрямик не скажешь, не догадаются, — прибавила Ганька.

Солдат и Авдей отошли в сторонку и стали устраивать временный лагерь. Один очищал место для отдыха, а другой расстилал скатерть и делал вид, что что-то достаёт из мешка. Когда они позвали к столу, оказалось, что скатерть уже выставила хлеб, сыр, сало, овощи и квас.

— Собаку кормить незачем, — сейчас же распорядилась старуха.

Барбос скромно сел в сторонке, причём его морда приняла озадаченное выражение.

— Бабушка, они ей дали хлеб с салом, — сказала Ганька, косясь на собаку.

— Грех какой! — запричитала старуха. — Вот безбожники! Кормить такую тварь, когда люди не имеют куска хлеба!

— Ты ешь, бабушка Агата, и не обращай внимания на Барбоса. Он нас не объест.

— Зачем столько режешь? — грозно осведомилась старуха у Адели, нарезавшей хлеб. — Отрезала каждому по куску — и остановись.

— А если захочется ещё? — спросила девушка, подумав, впрочем, что такой тощей старухе вряд ли захочется ещё, а желания других её не интересуют.

— Тогда попросят, — жёстко отчеканила богомолка.

Адель заметила, что Ганька потихоньку спрятала к себе в мешок несколько кусков хлеба, луковицу, два огурца и шматок сала. Ей стало стыдно за вороватую девочку, которой предлагали еду от чистого сердца и ни в чём не ограничивали. Видно, она привыкла добывать пропитание себе и бабушке порой просьбами, а чаще воровством.

— Мы пройдём с вами часть пути, — решила старуха. — Вы не можете отказать в этом двум горемыкам. А мы будем за вас Бога молить, чтобы послал вам всяческой милости.

Хочется или не хочется принимать в компанию двух несимпатичных людей, а отказать никто не решился. Как прогонишь в безлюдном лесу слепую старуху с девочкой?

— Конечно, бабушка, идите с нами, — согласился Пахом Капитоныч.

— С нами вам будет спокойнее, — сказал Авдей.

— Конечно, — только и нашла что сказать Адель.

И они вновь пошли по лесу. Иногда попадались широкие просветы между деревьями, сквозь которые проникало горячее солнце. Но порой такие просветы были заполнены мшистыми кочками и редкими молодыми деревцами. Такие места они обходили, опасаясь, что это болотца.

— Что он всё бормочет? — воскликнула бабушка Агата.

Адель ничего не слышала, но по тому, как Барбос прижал уши, она поняла, что речь идёт о нём.

— Этот пёс всё время бурчит про нас с внучкой! — кипятилась старуха.

— Какая скверная собака! — подхватила Ганька.

— А ты не слушай, — огрызнулся Барбос.

Авдей строил уморительные рожи, но не смел рассмеяться открыто.

— Бабушка, он смеётся, — доложила Ганька.

Старуха незамедлительно размахнулась клюкой, и солдат увернулся в последнюю секунду.

— А я-то тут при чём? — не понял он.

— Не попадайся под руку, — ответствовала богомолка. — А ты, весельчак, подойди сюда. И ты, собака, иди сюда.

Авдей и Барбос отошли на далёкое расстояние от расходившейся старухи.

— Креста на вас нет! — возмущалась бабушка Агата. — Смеяться над слепой! За это вы сами ослепнете и будете скитаться по людям, прося милостыню, и никто вам её не подаст, потому что Бог даёт только достойным, а вы недостойные пакостники и вечно будете гореть в Геенне Огненной. Таких порочных людей Господь недолго ещё будет терпеть на земле и сошлёт вас в Ад и проклянёт при этом. Что остановились? Идите дальше, иначе мы никогда не выберемся из этого леса, а мне, слепой, здесь идти трудно.

— Возьми меня под руку, бабушка, — предложил Пахом Капитоныч, с состраданием слушавший слепую. — Так тебе будет легче идти.

Старуха разразилась градом упрёков и нареканий, а потом ухватилась за руку солдата.

Адель сначала с недоумением восприняла поступок своего спутника, а затем устыдилась собственного раздражения. Несчастная слепая старуха, бездомная, голодная. Как от неё требовать доброты к людям, если она привыкла встречать злобу, жадность, бездушие? Может, таких славных людей, как Пахом Капитоныч и Авдей, она никогда в своей жизни не встречала, а попадались ей холодные, безучастные или жестокие. Пусть она увидит, что живёт на свете Пахом Капитоныч, всегда готовый придти на помощь, и тогда, может, сердце её смягчится.

Ганька, освободившаяся от забот о бабушке, оказалась рядом с девушкой.

— Ты давно ходишь по миру? — спросила Адель.

— Давно. Как померли родители, так нас с бабушкой и выгнали из дому за долги. Она тогда уже слепая была.

— Сколько тебе было лет?

— Не помню. Лет пять, наверное, — беспечно ответила девочка. — Но это самый хороший возраст для нищих. Бабушка всегда меня выставляла вперёд и причитала, какие мы горькие горемыки. Многие верили и давали.