Зеленая жемчужина

«Его манеру выражаться трудно назвать конкретной. По сути дела, он старался рассказывать как можно меньше».

«По каким причинам, полностью выходящим за рамки моих представлений, Висбьюме решил снять всю свою одежду в твоем присутствии?»

«На каком основании ты делаешь такое невероятное предположение? — с невинным укором развел руками Тамурелло. — Оно вызывает в воображении картины, достойные сожаления!»

«Странно! Вчера вечером я нашел его одежду у дороги, рядом с трактиром».

Тамурелло недоуменно покачал головой: «Нередко в случаях такого рода упускают из вида самое простое объяснение. Вероятно, Висбьюме всего лишь решил сменить грязную одежду на что-нибудь поприличнее».

«И при этом оставил вместе с грязной одеждой бесценный экземпляр „Альманаха Твиттена“?»

Застигнутый врасплох, Тамурелло язвительно поднял брови и погладил аккуратную черную бородку: «Висбьюме всегда отличался рассеянностью и неожиданными причудами. Откуда мне знать, какая сумасшедшая прихоть заставила его это сделать? А теперь я хотел бы закончить этот разговор».

Тамурелло повернулся к Меланкте: «Ты нашла то, что искала?»

«В этой лавке мне продали мои цветы, но другие цветы увяли, и я уже никогда не смогу насладиться их очарованием».

«Жаль!» — бросив взгляд на прилавок, Тамурелло заметил зеленую жемчужину. Он тут же застыл, после чего стал медленно, шаг за шагом, приближаться к прилавку, не отрывая глаз от жемчужины, и нагнулся над коробочкой.

«Великолепная зеленая жемчужина, других таких нет! — возбужденно комментировал Йосип. — И, представьте себе, она ваша всего лишь за сто золотых крон!»

Тамурелло не слышал сильвана. Он стал опускать руку в коробочку, его пальцы уже приготовились взять жемчужину. Из-под прилавка высунулась голова черной змеи с желтыми глазами и зеленым узором на спине. Молниеносным броском змея схватила жемчужину пастью и сразу проглотила ее. Судорожно извиваясь, змея прошуршала по прилавку, упала на землю и быстро поползла к лесу.

Тамурелло издал сдавленный возглас, побежал вслед за змеей и успел заметить, что она заползла в нору между корнями старого искореженного дуба, растущего за лавкой Зука.

Сложив ладони и скрестив пальцы, Тамурелло выкрикнул шестисложное заклинание и превратился в длинного серого горностая; горностай подбежал к норе между корнями дуба и скрылся в ней.

Послышались приглушенные отголоски схватки — шипение и писк — после чего наступило молчание.

Через минуту из норы появился горностай с зеленой жемчужиной в зубах. Бросив быстрый взгляд горящих красных глаз на ярмарочный луг, горностай прыжками помчался прочь.

Но румяный крестьянский парень с соломенными волосами уже преградил ему путь. Он ловко накрыл горностая большой склянкой, подсунул под нее крышку, перевернул склянку и плотно завинтил крышку. Горностай скорчился внутри, уткнувшись длинным носом в брюхо и задрав задние ноги выше ушей, но не выпускал жемчужину из пасти.

Крестьянин поставил склянку на прилавок лавки Зука; все присутствующие молча смотрели на нее. Очертания горностая мало-помалу становились все более размытыми и прозрачными; в конце концов от горностая остался только скелет, плавающий в зеленоватом желе, напоминавшем рыбный студень. В центре склянки, наполненной студнем, блестела жемчужина.

Беспорядочные серые очертания строений Асфродиска исчезли в дымке за кормой ковровола, бежавшего на запад — прочь от черной луны, снова по Равнине Лилий. Над головой с ленивой неизбежностью кружили желтое и зеленое солнца. Глинет начинала подозревать, что этот бесконечный желто-зеленый полдень мог в конце концов свести с ума человека раздражительного; после длительного размышления — а у нее теперь было время на размышления — она решила, что, даже не будучи человеком раздражительным, она была сыта по горло отсутствием утра, вечера и ночи.

В отсутствие Висбьюме нервное напряжение, вызванное непредсказуемо опасным поведением и причудливым характером ученика чародея, внезапно разрядилось, оставив после себя унылую подавленность.

На первом привале Глинет настояла на том, чтобы Кул отдыхал и восстанавливал силы. Кула, однако, вскоре охватило беспокойство; вопреки наставлениям Глинет, он отказывался тихо лежать. «В этом маленьком доме я чувствую себя, как в западне! — ворчал он. — Когда я лежу неподвижно, уставившись в соломенную крышу, мне начинает казаться, что я уже труп с открытыми глазами! Я начинаю слышать голоса, кричащие издалека, и чем дольше я лежу, тем громче становятся голоса, издающие дикие гневные вопли!»

«Тем не менее, тебе нужно выздоравливать, — заявила Глинет. — А поэтому тебе надо отдыхать — никакого другого средства у нас нет, потому что я боюсь пробовать на тебе неизвестные настойки Висбью-ме».

«Мне не нужны его настойки в любом случае, — бормотал Кул. — Я чувствую себя лучше всего, когда мы едем на запад; таков приказ, звучащий в моем уме, и мне становится легко только тогда, когда я его выполняю».

«Хорошо! — уступила Глинет. — Мы поедем, но ты будешь тихонько сидеть, и я буду за тобой ухаживать. Подумай сам — что я буду делать, если ты заболеешь и умрешь?»

«Да, это было бы ни к чему», — согласился Кул. Он приподнялся на койке: «Поехали! Мне уже лучше».

И снова ковровол бежал на запад. Настроение Кула исправилось, в его движениях начинали появляться признаки былой живости.

Равнина Лилий и Непролазный лес остались позади — вдали показался негостеприимный городок Пьюд. Кул взял двуручный меч Зиль грозного Закса и встал перед паланкином, расставив ноги в стороны и положив руки на рукоять меча, упиравшегося в ковер между ступнями. Сидя на скамье под паланкином, Глинет приготовила трубку и огненных зудней; кроме того, она держала под рукой оставшиеся колбочки с жалящими насекомыми.

В Пьюде ковровол продолжал бежать вперевалку по центральной улице; местные жители выглядывали из окон высоких покосившихся домов. Но никто не посмел преградить им путь и никто не потребовал платы, когда они проезжали по мосту через реку.

Когда река Хароо осталась далеко позади, Глинет нервно рассмеялась: «Мы не популярны в Пьюде. Дети не выбегали навстречу с цветами, в горожанах не заметно никаких признаков праздничного настроения. Даже собаки на нас не лаяли, а мэр спрятался под кроватью».

Кул обернулся с мрачной усмешкой: «Вот и хорошо! Мне тоже пора прятаться под кроватью. Если бы ребенок бросил в меня цветком, я свалился бы на спину. Этот меч помогает мне держаться на ногах; сомневаюсь, что я смог бы его поднять, даже если бы Висбьюме подставил свою длинную шею».

«Зачем же ты стоишь? Садись и отдыхай! Думай о чем-нибудь веселом и обнадеживающем — и скоро ты снова станешь сильным и здоровым!»

Пошатываясь, Кул добрался до скамьи: «Посмотрим».

Впереди расстилалась бескрайняя бездорожная степь Танг-Танг, и Глинет стала опасаться, что они собьются с правильного курса и заблудятся. Единственным надежным ориентиром была расплывчатая розовая звезда на востоке, но постоянно следить за тем, чтобы она оставалась точно за кормой, было трудно, и Глинет с Кулом постоянно искали знакомые ориентиры. Они проехали ту область, где росли гигантские деревья — как прежде, человекообразные древесные жители разразились истерическими угрожающими воплями и демонстрировали изобретательные оскорбительные жесты. Кул правил ковроволом так, чтобы держаться подальше от этих деревьев, а поблизости от них прятался в паланкине: «Не хочу никого провоцировать, даже этих жалких существ».

«Бедняга Кул! — сказала Глинет. — Не беспокойся: ты скоро окрепнешь, и тебе не придется бояться собственной тени. А пока что положись на меня — у нас есть средства защиты из арсенала Висбьюме».

Кул тихо рычал: «Меня рано списывать со счетов. Хотя, по сути дела… от меня уже почти никакой пользы».

Глинет возмущенно возражала: «Ты чрезвычайно полезен, и главным образом мне! Мы поедем помедленнее, чтобы тебе было удобнее отдыхать».