Райское Местечко

Занавес упал.

Я чувствовал себя обессиленным и никак не мог вернуться к реальности. Кажется, в зале все испытывали нечто подобное. Прошла чуть ли не минута, пока раздались первые хлопки, и вот уже шквал аплодисментов заставил занавес взметнуться вверх. На сцену полетели букеты, и по проходам к сцене бросились зрители с дальних рядов, неся свои цветы. На традиционные поклоны Мелисса и Шерр выходили бесконечное число раз и выводили с собой всех создателей спектакля. Наконец Мелисса взмолилась, прося зрителей отпустить их. Зрители потихоньку стали расходиться…

Да, Мелисса скромничала, говоря, что балет получился «не так уж и плох, не хуже других балетов»! Мне казалась, что этот спектакль – лучшее, что я видел в своей жизни. Конечно, он не был совершенно оригинальным. В нем. Были отдельные сцены из других балетов, таких, как «Богиня тэров» и «Братья по разуму», и музыка включала в себя известные мелодии разных эпох, тот же вальс из балета «Щелкунчик», и популярные джазовые композиции, и знаменитую тему нашествия из «Ленинградской симфонии», и «музыку сфер», и саундтрек к сериалу «Пленники колец Сатурна»… Наверное, профессиональный музыкант распознал бы еще много знакомых тем. По сути, музыка балета представляла собой попурри лучших музыкальных произведений, созданных человечеством. Но почему бы и нет? Результат получился выдающийся, да и балет-то был – «Наша история»!

Когда почти все зрители покинули зал, я подошел к сцене и положил на гору цветов свой букет, и он сразу же затерялся среди ярких красок и удивительных форм земных и корнезианских растений.

Я вышел в фойе. Зрители не спешили расходиться. Многие стояли небольшими группами и обсуждали представление. Но среди корнезианцев я заметил и другое. Кое-кому из мужчин было нехорошо. Их обмахивали веерами, обязательным дополнением к праздничным одеждам корнезианок, кого-то вели на выход, поддерживая под руки, а один из местных жителей, немолодой мужчина, сидел в кресле, закрыв глаза. Я подошел к нему и спросил, не могу ли чем-то помочь. Но тот ответил, что у него просто кружится голова, поскольку он очень уж переживал происходящее на сцене; его жена пошла за порцией соце, он выпьет, немного посидит, и они спокойно отправятся домой. Я посоветовал ему, если головокружение вскоре не пройдет, обратиться к кому-то из обслуживающего персонала.

– Знаете,- сказал я,- я и сам с трудом пришел в себя после этого спектакля. Не помню, чтобы в жизни видел что-то подобное!

– Да,- закивал корнезианец,- ваше искусство очень эмоциональное, у нас нет ничего такого. Мы смотрим все ваши представления, ваши фильмы, ходим на выставки, которые вы нам привозите, читаем ваши книги и никак не можем поверить, что ваш мир такой разнообразный. Такие события, такие сильные чувства! Разве можно так беспокойно жить?

– Зато интересно!

– Но как же традиции? Заветы предков?

– Ну, какие-то традиции, конечно, вечны, например, традиция отмечать всевозможные праздники. И знаете,- я усмехнулся,- наша самая стойкая традиция состоит в том, чтобы отмечать праздники не только свой, но и чужие! А что касается заветов предков… Видите ли, жизнь на Земле меняется так быстро и так существенно,- наш сегодняшний спектакль именно об этом,- что следовать точно заветам предков просто невозможно, а часто и губительно. Их заветы были хороши для их жизни, а нам приходится все время приспосабливаться к новым условиям, чтобы выжить, чтобы вырастить детей и чтобы жизнь детей была лучше нашей.

Проблеск понимания мелькнул на лице мужчины:

– Понимаю вас. У нас – совсем другое дело! У нас все всегда, как было во времена предков. Хотя… последнее время…

И корнезианец замолк, задумавшись. Тут подошла его жена, красивая женщина с несколько отстраненным выражением лица, и подала мужу сосуд с соце.

Я сделал принятый жест вежливости. Она ответила традиционным взмахом кисти левой руки и спросила у меня:

– Я не поняла, сколько артистов танцевало в балете?

– Двое, Надежда Назарова и тэр, имя которого Шерр. Это указано в программке.

– Но ведь на сцене воевали два воина? И в середине спектакля танцевали очень разные ваши женщины, и черные, и белые, и желтые?

– Ну, Надежда Назарова – одна из лучших балерин Земли, она способна на удивительные вещи. А главное, у нас есть много театральных секретов, всякие специальные эффекты, особое освещение и так далее. Вам приходилось видеть выступления фокусников? Так вот, театр – это один большой фокус. Когда в спектакле используют один-два хитрых приема, вам они не бросаются в глаза и так не удивляют. Однако именно в этом балете пришлось использовать сразу много разных сложных фокусов, вы же видели, как много людей выходило сегодня на сцену на поклоны? Каждый из них приложил массу усилий, чтобы получилась совершенная иллюзия.

Изложить все эти соображения по-корнезиански мне было очень нелегко, и не уверен, что мне удалось развеять до конца все сомнения женщины. Ну, и, конечно, местные женщины в принципе гораздо проницательнее местных мужчин, которых очень волновало то, что они видели, но совершенно не интересовало, как это было сделано. Но не мог же я открыть этой милой даме главный секрет Земли и рассказать ей о существовании селферов!

Тем временем корнезианец выпил соце и поднялся с кресла. Поскольку он твердо стоял на ногах, видимо, ему действительно стало лучше. Мы потихоньку, вышли в парк, мужчина и женщина, попрощавшись, направились к стоянке глайдеров, а я вернулся на пляж пройтись по берегу и полюбоваться закатом солнца, абсолютно не представляя себе, что делать вечером. Беспокоить Мелиссу после спектакля я не решался, и никаких указаний относительно вечера получить у нее заранее я не сообразил.

Я не прошел по берегу и километра, как звякнул коммуникатор.

– Алекс, ты где? – спросила Мелисса.

– Гуляю по пляжу.

– Что ж ты не подошел после спектакля?

– Мелисса, я не хотел вас беспокоить. Да вам и не до меня было!

– Опять «вам»?

– Ну… Мелисса…

– Алекс, я не твоя прабабушка! И ты для меня не просто мой офицер! Ладно, я вот почему тебе звоню. Через полчаса начнется «разбор полетов». Собираемся в большом конференц-зале научного городка. Чтобы туда попасть, войди в любой лифт и, когда будешь там один, набери на табло код «749мжя», тогда лифт спустит тебя на нужный подземный этаж. Садись в любую кабинку монорельса и задай маршрут «268БЗ». Смело заходи в зал и сразу подойди ко мне.

Я направился к ближайшему входу в корпус, пытаясь сообразить, что имела в виду Мелисса, говоря, что я для нее не просто ее подчиненный офицер. Мне – что, предстояло сегодня играть роль поклонника Нади? Или она считает, что после того, что мы пережили с ней в лесу Табы, после того, как я познакомился с Майклом, нас связывают особые, действительно дружеские отношения? И относится ко мне теперь иначе? Как к другу? Другу ее и Майкла? Дружба, конечно, хорошо, но сердце мое хотело иного…

В этих размышлениях я спустился в подвал и только в кабинке монорельса вспомнил, что Мелисса поручила мне во время представления наблюдать за залом, а я ни разу так и не отвернулся от сцены! И что я теперь скажу? Что не сумел выполнить простое задание?

Делать нечего. Надо сразу признаться Мелиссе.

Я вошел в конференц-зал и остановился. Возможно, пришли еще не все приглашенные, но зал был рассчитан на сотни человек, так что пришедшие удобно располагались на первых рядах в центре амфитеатра.

Конференц-зал был похож на обычные учебные аудитории, но был гораздо просторнее и удобнее. Вместо традиционных студенческих скамей на широких ступенях амфитеатра свободно располагались кресла-трансформеры, рабочие столы-пюпитры были гораздо шире обычных и изобиловали встроенной техникой. Понятно, что научные работники, устраивающие здесь свои заседания, не чужды были определенной доли сибаритства. Заседать в подобных условиях можно было не часами, а сутками.

Оформление зала по сравнению с другими помещениями зданий курортного комплекса было довольно скромным и рациональным: темные деревянные панели стен и яркое рассеянное освещение создавали рабочую остановку. Уникальным был только потолок, наклоненный к огромному дисплею на передней стене. Он представлял собой рельефную географическую карту Корнезо, но и это было, в первую очередь, очень рационально: карта планеты всегда была «под рукой», вернее, над головой.