Избранники Тёмных сил (СИ)

Я не смогу остаться в поместье, где погибла Даниэлла. Я решил, что уеду назад в Рошен, но сначала нужно похоронить труп сестры. Можно закопать ее прямо в саду, под кустами шиповника и барбариса, в живописном местечке возле беседки, которое при жизни она так любила.

— Нет, не шиповник. Розы! Лучше закопай ее под розами, — произнес нараспев какой-то тоненький голосок, и мне почему-то показалось, что он донесся до меня со страниц книги.

И я последовал совету. Сначала я хотел поместить тело в массивный кованый сундук, чтобы получилось хоть какое-то подобие гроба, но не решился. Будь поблизости мастерская гробовщика, и последнее ложе моей сестры напоминало бы не ящик, а роскошную бонбоньерку, в которых по легендам спят женщины-вампиры. Но идти к священнику и на кладбище, нет, я не мог, не посмел бы. Я вырыл глубокую яму под кустами роз и закопал там тело даже без полотняной обертки таким, каким оно и было в облаке алого атласа. Меня не оставляло ощущение, что я хороню не труп, а тряпичную куклу, полотняная кожа которой поблескивает мелкими звездочками фальшивых бриллиантов, но пробьют часы, и в сад придет мальчик-аристократ, влюбленный в эту куклу, и выкопает ее из-под роз, чтобы вернуть к жизни.

Отложив лопату, я стал искать топорик, чтобы срубить и обтесать какую-нибудь осину на две перекладины для креста. Я уже почти соорудил некое подобие распятия, как вдруг, кто-то словно схватил меня за руку и шепнул на самое ухо: «неужели ты собираешься ставить крест на могиле у колдуньи?»

— Не смей! — поддержал второй уже более звучный голосок. — Она вызывала демона, она принадлежит ему.

— Не бери на душу грех, — подпел кто-то третий. — Взяв в компанию нас, ты все равно еще успеешь нагрешить.

Либо я схожу с ума, либо голоса исходят от странной книги. Я поскорее запихнул ее в дорожный узелок, который обычно приторачивал к седлу. Пора собраться в путь и запереть поместье. Жаль, что нет времени нанять новых сторожей и завести собак. Мне не терпелось уехать, как можно скорее, точно с таким же рвением еще недавно я спешил в этот дом, а теперь стремился покинуть его.

Сбережения, хранившиеся в тайниках, как ни странно были целы. Наверное, злые духи, если таковые напали на поместье не опустились до того, чтобы отнять золото, которое сами же и притащили в нашу семью. Неужели мои предки покупали семейное благополучие ценой собственной души? Что бы не рассказывал странный чужак, я отказывался поверить ему. Я взял с собой достаточно денег на дорогу, подумав, набил червонцами и карманы, кто знает, останется ли все это здесь, после того, как я уеду, или же призраки решат утащить все для себя. Под руку случайно попалась шкатулка с драгоценностями Даниэллы. Надо было зарыть их вместе с ней в могиле. Я поклялся, что никто никогда не наденет их, потому что когда-то они украшали ее уже перерубленную шею.

На те деньги, что я взял с собой, вполне можно было купить коттедж у моря и прожить там подальше от этого места, но меня тянуло в Рошен. Хотелось затеряться в толпе нарядных горожан и забыть о своих бедах. Все свое наследство, кроме той малой части, что взял с собой, я оставил в запертом поместье, в когтях у, возможно, еще не отлетевших от его окон призраков смерти. Однако если верить добровольному мрачному наставнику, то мое самое главное и ценное наследство — это колдовская книга, и она стоит дороже, чем все золото, накопленное моими предками. Об этом я старался не думать, быстро прихватил с собой легкий саквояж, немного красивой одежды из своего гардероба и тяжелую отцовскую шпагу с причудливой узорчатой гардой.

Гроза застала меня в пути, но я больше не боялся, ни темноты, ни лесных хищников, ни дождя, и все же меня настораживал один звук, прорывавшийся сквозь шум падающих капель. Теперь я уже точно знал, что это не стук дятла, а перезвон крохотных молоточков, которой исходит не только с вершин отдельных деревьев, как мне показалось вначале, а по большей части доносится из-под земли.

Рошен. Пестрая многолюдная толпа на площади. Цветастые вывески кабаков и освещенные порталы театров. Моросящий дождь и свет фонарей, центр города и окраины, блеск и нищета, веселье знати и преступность разбойничьих низов, роскошь особняков с фонтанами в саду и пугающая темнота бедных кварталов. Только они все еще напоминали об эпидемии чумы, много лет назад косившей жизни в этом городе. Если верить тому, что написано в исторических хрониках, то это была жестокая жатва, а преступный жнец, смерть, не миновал ни одного дома, и в тот год в городе замечали каких-то призрачных бледных существ и невообразимо прекрасного аристократа с золотистыми кудрями, которого болезнь, как будто обходила стороной. В это было трудно поверить, скорее всего, галлюцинация зараженных, но разве бывают массовые галлюцинации. В свидетельствах многих погибших тогда в Рошене было сказано одно и то же о прекрасном незнакомце, олицетворявшем волшебство и смерть. В это мало верилось, но над историей стоило поразмыслить.

Я снял номер в гостинице с окнами, выходящими на площадь, но не хотел сидеть в одиночестве. Лучше брести по вечерней улице, смотреть на жизнерадостных прохожих, на нарядных дам и их провожатых, на продавщиц цветов, на витрины книжных лавок и чувствовать, что вокруг меня течет жизнь, быть уверенным в том, что, проскальзывая сквозь толпу по улицам Рошена, за мной не следует призрак Даниэллы.

Какая-то птица пролетела так низко над моей головой, что чуть не задела крылом. Неужели лебедь, который плавал в фонтане на площади, а, может, просто ворон. Я оглянулся и вдруг заметил, что сквозь толпу легко и грациозно движется дама, в такой же темной бархатистой накидке, как черное крыло птицы, только что задевшее меня. Да, ее длинные полы разлетаются при ходьбе, как крылья, а из - под них выглядывает собранный бриллиантовыми булавками во множество пышных сборок подол золотого платья. Какое необычное сочетание! Как плавно ступает по мостовой незнакомка, будто не идет, а летит. Стройная фигура скользила вперед так непринужденно и так неуловимо, но сильно отличалась от всех, кто окружал ее. Отличие было едва заметным, но сильно ощутимым, словно передо мной вовсе не человек, а сияющий мифический персонаж.

Бледная светящаяся в полутьме рука откинула капюшон, и я был поражен красотой промелькнувшего в толпе лица. Даже на полотнах величайших живописцев нельзя встретить такой невообразимой красоты, никакой краской нельзя передать на холсте этот мерцающий оттенок кожи и изумрудную зелень глаз. Словно соглашаясь со мной, молодой художник, сидящий за мольбертом недалеко от фонтана, оторвался от работы и задержал на незнакомке восхищенный взгляд. Рука с кистью неподвижно застыла в воздухе, он не мог нанести следующий штрих, он неотрывно следил за подолом золотого платья, пока тот не исчез в густо заполненном прохожими переулке. Меня уже не интересовал живописец, рисующий прямо на площади. Пусть этот мальчишка в берете и поношенном кафтане восхищается ею, сколько хочет, а я решусь на отчаянный шаг, я догоню ее и спрошу ее имя. Пусть это безумие, но, ради одного шанса из ста на успех, все равно стоит рискнуть, и я бы догнал ее, если бы из того же переулка с клекотом не вынырнула черная птица и ринулась на меня. Я закрыл лицо руками, чтобы защититься, но хищница плавно взвилась ввысь и пролетела над моей головой. Мне хотелось побежать по узкому переулку, но несравненной незнакомки там уже не было, осталось только вернуться в гостиницу и смотреть из окна за нескончаемым потоком людской толпы на главной площади огромного города.

На постели валялись в беспорядке те вещи, которые я успел распаковать, гадальные карты, которые подарил мне кто-то в университете, и золотые монеты. Надо сложить их в кошель, чтобы не растерять. Я стал искать свой кошелек, но вместо него нашел какой-то другой незнакомый кошель из черного бархата с завязками из пурпурной тесемки и какими-то вышитыми алой нитью странными знаками. Что ж, если ничего другого нет, то придется обойтись этим. Я не задумывался, откуда этот предмет появился в моем багаже, ведь я точно помнил, что не брал его с собой. Я вообще впервые видел нечто подобное, но ведь бархат весит совсем немного, возможно, он затерялся в складках моей одежды, или я сам, не помня себя от горя, захватил его из комнаты Даниэллы. Из кабинета отца я взял только книгу, которую спрятал на самом дне сумки и доставать оттуда совсем не хотел.