Синий и золотой (ЛП)
Синий и золотой (ЛП) читать книгу онлайн
«Ну, давай посмотрим, – сказал я, пока трактирщик наливал пиво. – Утром я раскрыл секрет превращения неблагородного металла в золото. В обед я убил свою жену.»
Для такого удивительного человека, как философ Салонин, обычный день.
Разумеется, все, что у нас есть – это его слово, а Салонин известен творческим подходом к правде. Маленькая белая ложь всегда пригодится, если ты лишь на шаг впереди секретной полиции и на грани величайших открытий в истории алхимии. Но зачем бы ученому с настолько щедрым и понимающим покровителем так отчаянно хотелось бежать? И что общего у синего с золотым?
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Общеизвестно, что ученые не связывают себя узами брака, и жизнь профессионального преступника не оставляет много времени для романов, так что вы не удивитесь, узнав, что честно и без обмана я влюблялся только один раз.
Чего было бы достаточно, если бы все сложилось немного лучше. Она была идеальна: красивая, умная, добрая, смешная, нежная; с ней хорошо было рядом при любых обстоятельствах. И она любила меня, почти так же сильно, как я ее; но больше всего она любила (что лучше, чем ее любовь ко мне) философию. Если бы не она, я никогда бы не написал «О форме и субстанции». Она умела заставить меня думать; чуть нахмуриться или почти незаметно изогнуть бровь – и внезапно я мог видеть сквозь достоверные факты настоящие вопросы, стоявшие за ними. Она заставила меня понять, что до сих пор все, о чем я заботился – это сделать так, чтобы мои враги не смогли доказать мою неправоту; другими словами, победить. Затем появилась она, и мир изменился, и важным стало не избиение какого-то оппонента, но поиск правды…
Идеальная. Почти идеальная. У нее была единственная черта, которую я бы в ней изменил, если бы мог. Она была замужем. За принцем Фокой.
Что, как ни прискорбно, привело к размолвке между моим старым университетским приятелем и мной. Не первой, и точно не последней. Он посчитал это предательством доверия, не говоря уж о преступном адюльтере и измене. Я мог понять его точку зрения, и еще я понимал, что, учитывая обстоятельства, его позицию как главы государства и источника правосудия, у него не было выбора, кроме как позволить закону взять свое. Чего я не мог простить, до сих пор не могу, это то, что под суд отдали не меня.
К его чести, он подал специальную просьбу о милосердии. К сожалению, в политическом климате, царящем в то время, он не мог сделать хуже, даже если бы попытался: шесть судей были из Народного Стремления, и это был конец. Были времена, темнейшие моменты, когда я задавался вопросом, подал ли он эту просьбу специально, зная, что она подтолкнет судей к смертному приговору просто назло? Но нет, не думаю. Он любил ее, в этом нет сомнений, и ее потеря, особенно таким образом, разбила ему сердце. Меня тоже не особо развеселила. Своей любовью я ее убил. Вот так просто. Фока был только оружием, которое я использовал.
Итак. Она умерла, я жил. Фока заставил своего старшего следователя дать показания перед величием Неодолимого Солнца, под присягой, что ему не удалось раскрыть личность любовника. Судьи (два из них уже мертвы, остальные четыре подождут, пока у меня появится немного свободного времени) предложили даровать ему разрешение на пытки обвиняемой, чтобы вырвать имя, если он считает, что это поможет. Я помню, он побелел как лист и мямлил: нет, ему не кажется, что пытки будут эффективны в этом случае. И судьи пожали плечами, словно говоря, ну, если ты так уверен, и плавно перешли к вынесению приговора.
Я смотрел из верхнего окна. Я помню, как она оставалась спокойной и сдержанной прямо до момента, когда они принялись привязывать ее к столбу. Затем, когда они схватили ее запястье, она закричала и забилась, она была в ужасе, понадобилось четверо сильных мужчин, чтобы удержать ее, пока завязывали узлы. Они положили много сырых дров, чтобы дым убил ее прежде, чем до нее дотянется огонь. Стандартная практика, насколько понимаю. Одна из тех маленьких милостей, за которые мы должны быть благодарны.
Я никогда не отказываюсь от полезных вещей, так что, когда пришла моя очередь читать мемориальную лекцию Онесандра в Стадиуме, я использовал ее смерть в качестве модели алхимической теории. Она была, сказал я, создана, как и все остальное, из земли, воздуха, воды и огня, в надлежащих пропорциях, поддерживаемых в равновесии vis minor, который, по мнению Филосфена, происходит из Неодолимого Солнца, кружащегося вокруг Земли. Когда ее казнили, прибавление внешнего влияния добавочного огня нарушило vis minor, позволив внешнему огню контактировать и реагировать с ее составляющими элементами. Ее земля была поглощена и трансмутировала в res iners Поликрата. Ее вода испарилась и присоединилась к великому внешнему. Ее воздух был вытеснен vis major и рассеян, в то время как ее внутреннее пламя было поглощено и присоединилось к внешнему огню, чтобы создать ignis nobilis, усваивающий коммуникативный процесс, аналогичный извлечению ртути из амальгамы. Чему, спросил я, это нас учит? При трансмутации – в этом случае, ее костей и плоти в пепел – происходит обмен через потерю, поскольку пепел весит значительно меньше, чем несожженная ткань, и коммуникация через изменение, поскольку ее плоть (мягкий материал) и кости (твердый материал) были конвертированы внешним воздействием и процессом в пепел (недолговечный, неустойчивый материал, растворимый в воде и легко рассеиваемый в потоках воздуха); таким образом, мы можем видеть, что земля, по сути, донорный элемент, слабый, подходящий для конверсии. Наоборот, в испарении воды лежит коммуникация через продолжаемость, поскольку ее вода превратилась в пар и переместилась, чтобы в конечном итоге присоединиться к другим испарениям в облаках, а затем в установленном порядке вернуться на нижние уровни посредством дождя; таким образом, продолжаемость в том, что вода никогда не теряется и, хотя способна к трансформации, в конечном итоге отрицает трансмутацию посредством воздействия памяти. Что касается ее воздуха, бывшем дыханием в ее легких и других полых частях, на момент смерти, произошло простое вытеснение посредством жара, удаляющее его, по сути неизмененного по форме (хотя вероятно изменившегося в структуре; смотрите Брунелля о формах воздуха), так что коммуникация состояла не из чего иного, как удаления из одного места и перемещения в другое; по причине чего мы называем воздух elemens invicta, поскольку обычный процесс его не затрагивает. Что касается огня, рассуждал я, это совершенно другой вопрос. В завершение процесса (в этот момент мой голос дрогнул), произошло слияние внешнего огня и внутреннего, формирование единого пламени, процесс, схожий с актом любви, единения или истинного сочетания, в том, что во время прохождения процесса внутренний и внешний огонь соединились в неразрывное целое, пылая изнутри и снаружи; там, где было двое, остался только один. Следовательно, продолжал я, огонь – это воздействующая сила среди элементов, и смотреть мы должны на него. Из огня происходят все вещи (ignis genitiva Марселла) и находят свой конец (ignis feralia, как постулировал Цезура; но загляните в Аммиана, для другой интерпретации), только через огонь могут происходить другие процессы, только через огонь в его аспектах как уничтожителя и очистителя, мы можем достигнуть нашей цели: transmutatio vera, истинная трансмутация, трансмутация одного элемента в другой.
Разумеется, согласились не все, но мне кажется, что-то в этом есть. Где моя речь пошла наперекосяк, так это в ассоциировании vis mutationis с человеческим чувством любви, процесс горения с трансмутацией любви в ненависть, или вину, или горе, или боль, аналогичные очищению благородных металлов от примесей посредством ртути. Что я могу сказать? Это одна из тех интуитивных связей, которые вы чувствуете, но не можете толком доказать, а как только в академических кругах начинают подозревать интуицию – вам конец. Не то чтобы это было важно в тот момент. Три месяца спустя после этой лекции, меня поймали, когда я пытался выбраться на этом идиотском, проклятом корабле с авокадо, и на этом все: никаких публичных появлений, изгнание из кафедры, возвращение в лабораторию, с двумя охранниками под дверью. История мой жизни, на самом деле.
И вот я был в коридоре. Направо или налево? Я пошел налево. Казалось хорошей идеей в тот момент.
Коридор вел мимо апартаментов для малых государств (куда запихивают послов поменьше, торговых атташе, адвокатов для аппелянтов в гражданских делах, незначительных подчиненных и бедных родственников) к заднему двору или кухонной лестнице, которая спускалась двумя пролетами к конюшенному двору, из которого возможно, если вы достаточно проворны, перебраться через дворцовую стену и пробраться на плоскую крышу часовни; затем вниз по водосточной трубе в церковный садик, утянуть рясу из раздевалки – и вы всего лишь еще один Брат, прогуливающийся по церковному двору. Так я выбрался в предпоследний раз, и в том случае я добрался только до Монашеского двора, прежде чем котелки схватили меня и оттащили назад. А значит они рассудят, что я не буду повторяться.