Зимние каникулы (СИ)

Глава 4

Наглость — второе счастье

Тихие Россохи встретили подруг напряженным молчанием, только откуда-то доносилась бравая песня. Хоть слов разобрать было и нельзя, травницам показалось странным, с чего это вдруг здесь что-то отмечается, ведь вроде никакого праздника не намечалось — ни государственного, ни местного. Такое положение дел было достаточно интригующим, и Алрин спешилась, намереваясь привязать лошадь к ближайшей коновязи, а самой быстренько и незаметно пробежаться до источника звука.

— Лер, пойдешь? — спросила травница, заинтересованно вглядываясь вдаль.

— Неа, я лучше за лошадками присмотрю, — ответила Лара, тоже спешившись. — Ой, как все затекло… — и она начала приседать и размахивать руками, разминая конечности.

— Ладно, я быстренько. Не скучай, — с улыбкой приказала девушка и потопала в направлении звука.

Городок казался вымершим. Никто не спешил по улицам по своим делам, у дверей трактиров не стояли зазывалы, за мутными стеклами не угадывалось ни единого движения — только изредка пробегали кошки и тихо поскуливали псы в конурах, не решаясь высунуться наружу.

— Странно, очень странно, — задумчиво пробормотала Алрин. — Совершенно непонятно.

Внезапно за спиной хлопнула дверь, и темная тень метнулась через улицу. Алрин резко обернулась, но успела заметить лишь свежие следы на снегу и снежинки, кружившиеся по траектории перемещения неизвестного существа. Гулко хлопнула дверь.

Алрин проверила, не стесняет ли одежда ее движений, не развяжутся ли завязки в самый неподходящий момент, не застрянет ли фамильный меч в ножнах, и пошла по следу. След скрывался в одном из дворов. Алрин неуверенно подошла к раскрытым и поскрипывающим на ветру воротам и спросила в темноту:

— Ээй, есть кто живой?

Никто не ответил. Внезапно что-то зашуршало, и Алрин попятилась. Но это оказался всего лишь наглый рыжий кот, выбравшийся с сеновала. Он выглядел настолько довольным, что Алрин почувствовала, как против воли на ее лице расцветает улыбка:

— Кис-кис-кис, котик, — пропела она. Кот оглянулся на призыв, оглядел девушку с ног до головы, но решил вниз пока не слазить.

Алрин присмотрелась и поняла, что живые есть, и довольно много. Довольно резко пахло навозом, в одной из сараюшек, оказавшейся курятником, озабоченно квохтали куры, а вода в ведрах у колодца не успела даже застыть на морозе. Алрин поняла, что причиной безлюдья не являются нежить и мор, и уже смелее пошла к добротной избе, по-хозяйски расположившейся на подворье.

Дверь в избу не поддавалась. Алрин несильно дернула ее пару раз, а потом решила попытать счастья, постучав в окно. Но и тут ее ждала неудача — в ответ на явственно различимый стук никто не откликнулся, а за мутными стеклами различить какое-либо движение было решительно невозможно. Травница пожала плечами и пошла к воротам, но, отойдя буквально на пару саженей от странного дома, она услышала в покинутом дворе какое-то шевеление, быстро метнулась назад и вновь никого не обнаружила. Двор вновь был пуст, исчезли только ведра с водой. Судя по потекам, их с максимально возможной скоростью утащили внутрь избы.

— Странно, — снова озвучила Алрин напрашивавшуюся мысль и продолжила движение.

Когда подруга скрылась за поворотом, Лара оглянулась. Городок выглядел странно пустым — на свежевыпавшем снегу не было ни одного человеческого следа, но других, с когтями, было достаточно много. В основном это были собачьи следы, которые бурное ларино воображение укрупнило до волчьих, а этих неведомых хищников снабдило бритвенной остроты клыками, глазами цвета свежей крови и ядовитой слюной, капающей из вонючих пастей. Поэтому, когда входная дверь корчмы, к чьей коновязи были привязаны лошадки, скрипнула, Лара издала пронзительный вопль, заставивший нервно тряхнуть ушами лошадей, звякнуть стекла в близлежащих окнах и мучительно скривиться хозяина трактира, издавшего напугавший девушку шум открываемой дверью своего заведения.

— Тише, тише, не шумите так! — зашипел хозяин. — Вы ж не местные, а у нас тут такое творится, ой… Да вы внутрь заходите и лошадок заводите! — с этими словами хозяин аккуратно прикрыл входную дверь, отвязал лошадь Алрин от коновязи и повел во двор. Травница отвязала свою лошадь и заинтересованно пошла следом.

В конюшне хозяин остановился и повернулся к Ларе:

— Трудные времена у нас сейчас настали, уважаемая… Так что если пару серебрушек за комнату дадите, я и овес обеспечу, и комнату чистую. Еда за ваш счет, — торопливо добавил он.

Это было намного дешевле того, на что рассчитывали травницы, и девушка с радостью согласилась. Уже внутри она спросила хозяина:

— А что ж у вас-то творится здесь?

— Ой, и не спрашивайте, — замахал на нее руками корчмарь. — Назначили нового коменданта нам, старый-то на повышение пошел, так нам прислали какого-то ветерана. Поначалу он сидел тихо, как мышь под веником, и только позыркивал по сторонам. А потом… слыхали, наверно, недавно контрабандисты какие-то темные делишки в амбаре одном тут проворачивали, чуть их не накрыли сыщики столичные, сбежали они куда-то. И тут он как сорвался — буквально на следующий день всех собрал на площадь, и закатил речугу о патриотизме, родине и ополчении. Все послушали, а когда намекнули, что вообще-то им есть, чем заняться, он окружил площадь солдатами и сказал, что, мол, лучшего показателя стойкости и патриотизма не знает, чем четкий строевой шаг и задорная песня. С тех пор каждое утро он с солдатами сгоняет всех, кого увидит, на площадь, и там они маршируют и поют аж до вечера. Он и всех купцов так начал гонять, так они люди легкие, в ту же ночь уехали. А мы вот прячемся по щелям… — и трактирщик горестно махнул рукой.

— А что же с Алрин? Ее что, если увидят, тоже петь заставят? — возмущенно спросила Лара.

— Это обязательно. Раньше вечера не ждите, — подтвердил трактирщик.

— Но… но так же нельзя… Надо что-то делать с вашим меломаном, — решительно ответила Лара, щелкнув пальцами и стрельнув в потолок снопом зеленых искр. Хозяин отшатнулся и заулыбался:

— Сделайте, сделайте, уважаемая, совсем заел, гхырово отродье!

По мере приближения слова становились все разборчивей. Песня оказалась популярной в Белорском Легионе «По долинам и по взгорьям», считавшейся чуть ли не неофициальным гимном вооруженных сил Белории. Неизвестные певцы пели очень слаженно, хоть и без энтузиазма. Внезапно Алрин поняла, что ее тревожило в звуках, издаваемых неизвестным ансамблем. Источник звука постоянно перемещался, а грохота форменных сапог, отбивающих строевой шаг о замерзшую землю, практически не было слышно.

— Очень интересно, — подумала травница. — Что же это такое?

Наконец, извилистая улочка вильнула последний раз, и девушка увидела площадь. Изумлению ее не было предела — на площади, напротив ратуши, вместо торговых рядов возвышалась наспех сколоченная трибуна, на которой стояло несколько человек в форме Белорского Легиона. Рядом с трибуной стояла пара барабанщиков, отбивавших ритм, а перед трибуной стройными коробочками строевым шагом шли жители. Они-то и пели:

— Шел наш легион впереееооод!

Лица у селян были мрачнее некуда.

Внезапно седой усач, судя по всему, являвшийся идеологом и организатором этого мероприятия, увидел Алрин и скомандовал:

— Ополчение, на месте стой, раз-два!

Коробочки слаженно застыли. Судя по всему, этот и другие подобные маневры им приходилось исполнять не в первый раз. После этого, довольно ухмыльнувшись, усач слез с трибуны и неторопливо пошел к девушке. Тут травница поняла, что если не проявить сейчас инициативу, буквально через пару минут она будет маршировать в одной из коробочек и петь вышеуказанную песню, а ее пожелания так и останутся неучтенными. Она вспомнила стиль поведения графини Голены и постаралась изобразить нечто похожее. Подождав, пока полковник приблизится, девушка сделала надменное лицо и спросила: