Пламенеющий Ангел

— Я старею, — вдруг вымолвил Пик, лягнув ее в плечо, что, как догадалась Нест, было вызвано разочарованием.

— Ты всегда был старым, — напомнила она. — Ты был старым, когда я родилась. И уже прожил вдвое дольше, чем большинство людей.

Он косо взглянул на нее, но промолчал.

Нест разглядывала облака, скопившиеся на западе над голыми вершинами деревьев. Обещанный снегопад уже в пути. Она ощутила, как упала температура, как начинает подниматься ветер. Она застегнула парку.

— Приближается мороз, — заметил Пик. — Давай закончим на сегодня.

Она повернулась и двинулась к дому. Сухие листья шелестели под ногами: они плотным ковром устилали землю под деревьями. Нест пнула кусок старой деревяшки, находясь во власти мрачных мыслей и воспоминаний о соревнованиях и о том, что пришло им на смену.

Ей не один месяц пришлось отбиваться от репортеров, даже когда она добровольно прошла допинг-тест, пытаясь положить конец слухам. Все хотели знать, почему она покинула спорт, находясь на пике карьеры, ведь она еще так молода и выиграла столько медалей. Она дала бесконечное количество интервью, но потом решила завязать. Разумеется, она не могла объяснить им всего. Даже намекнуть не могла. Ну как расскажешь людям о магии и Духе. Приходилось бесконечно твердить об усталости от бега и желании попробовать что-нибудь еще. Она повторяла это себе снова и снова.

Лишь месяц назад ей позвонили из редакции спортивного журнала, с которым сотрудничал Пол. Редактор сказал, что журнал хочет написать о ней статью. Она напомнила, что больше не дает интервью.

— Измените свою политику, Нест, — не отставал он. — Следующим летом будет Олимпиада. Люди хотят знать, не собираетесь ли вы забыть о своей отставке и вернуться в большой спорт. Вы же величайшая бегунья на длинные дистанции в истории страны — не будете же вы утверждать, будто это ничего не значит. Ну, что скажете?

— Спасибо, но нет.

— Почему? Это как-то связано с вашим уходом после пятикилометровой дистанции на прошлых Играх? Связано со слухами о допинге? Все это вызвало столько домыслов, что…

Она резко повесила трубку. Он не перезвонил.

По правде говоря, сойдя со сцены, она переживала тяжелейшие времена. Она любила соревнования. Любила ощущать себя самой лучшей. И теперь чувствовала, как опустела ее жизнь, в которой не хватало чего-то крайне важного. Она все еще продолжала тренировки, ибо не мыслила себе жизни без особого рода дисциплины и порядка, к которым привыкла. Оставалась подтянутой и сильной и порой тайно приезжала в город к старому тренеру и пробегала дистанцию на время. Делала это из гордости, доказывая себе: я еще чего-то стою.

Ее жизнь превратилась теперь в слоеный пирог. Она достаточно комфортно жила на доходы от вложения ценных бумаг и премии за выступления, то и дело подрабатывая написанием статей в регулярные издания. За писательство много не платили, но ведь надо же чем-то заниматься. Чем-то, кроме помощи Пику по парку. Кроме благотворительности и помощи в церкви. Кроме воспоминаний о браке с Полом и о том, как он развалился.

Она пересекла аллею, отделяющую парк от глубокой чащи леса, и взобралась по склону к санному спуску и павильону. Издалека донесся пронзительный гудок товарного поезда, сопровождаемый размеренным гудением и стуком колес. Нест замерла, глядя на юг и провожая глазами длинный состав, следующий в направлении Чикаго, такой маленький и одинокий среди безбрежного пространства.

Она подождала, пока пройдет поезд, потом двинулась дальше. Странно, но Пик не произнес больше ни единого слова обвинения. Должно быть, почувствовал ее грусть. А может, занят собственными заботами. Она не беспокоила его. Пик покинул плечо Нест где-то на полпути к ее дому. Погрузившись в раздумья, она и не заметила, как он исчез.

Проходя по двору, Нест заметила растянувшегося возле дома Хокая. [4]Крупный рыжий беспризорный кот, прибившийся к ней, относился к той породе котов, которые тянутся к тебе, когда их кормишь, но, если они сыты — не стоит мешать им гулять, где вздумается. Свое имя он получил благодаря манере смотреть на нее. Это был хитрый взгляд, полный холодного превосходства. Пик говаривал: этот кот прикидывает, нельзя ли употребить тебя на обед.

Подойдя к гаражу, она увидела молодую женщину с маленькой девочкой, сидевших на ступеньках. Девочка была укутана в старую поношенную парку с капюшоном. Она склонилась над тряпичной куклой, баюкая ее на коленях. Женщина выглядела совсем юной, почти подростком: невысокого роста, худенькая, с длинными, спутанными темными волосами, рассыпавшимися по плечам. На ней была черная кожаная мотоциклетная куртка, короткая юбка и сапоги. Ни перчаток, ни шапки, ни шарфа.

С приближением Нест она подняла голову и встала. При тусклом дневном свете блеснули серебряные кольца у нее в ушах, в носу и в одной брови. Тыльную сторону левой руки, которую она стискивала правой, пытаясь согреться, покрывала татуировка.

Нест медленно приблизилась, подумав: «Я знаю эту девчушку».

— Бен-Бен? — изумленно спросила Нест.

Лицо гостьи расплылось в улыбке.

— Представляешь, Нест, я вернулась домой.

Разумеется, это была Беннетт Скотт.

Глава 5

Демон, называвший себя Финдо Гаском, выбрался из машины и велел Пенни Дредфул поставить ее в гараж. Он потянулся, одернул сюртук и оглядел свое новое местопребывание. Дома здесь были большими, знававшими лучшие времена. Один из бывших элитных районов Хоупуэлла; прежде здесь проживали только власть предержащие. Большинство домов окружало, минимум, два акра лужаек, были бассейны, теннисные корты, сады и застекленные веранды. При свете звезд когда-то здесь устраивались роскошные вечеринки, на которых выдержанные бренди и портвейны лились рекой, курились импортные сигары, живая музыка звучала до рассвета.

Все это происходило, пока Среднезападная Континентальная Сталелитейная компания не начала расширять территорию своих заводов к западу от города, доведя ее практически до границ частных владений, воздвигнув целую стену из ржавого железа и металлических болванок между цехами и рекой. Когда это произошло, все власть предержащие перебрались в менее оскорбительные, более уединенные районы города, а цены на местное жилье стали стремительно падать. На время тут поселились богатые представители среднего класса, счастливые оттого, что могут хоть чем-то приобщиться к высшему обществу. Но это длилось не более десятилетия, потому что им тоже стало ясно: близость завода сводит на нет остальные преимущества.

После этого большинство домов были сданы внаем и превращены в общежития, кроме нескольких, где продолжали жить их владельцы, которым было уже лет по семьдесят-восемьдесят. Но даже переход к многоквартирности не принес нужных результатов. Дома были старыми, в них было недостаточно отопления, вентиляции, плохо работали водопровод и канализация, электропроводка пришла в негодность. И, несмотря на попытки усовершенствования, дома оставались устаревшими и не пользовались спросом. Кроме того, с присутствием Среднезападной Континентальной ничего нельзя было поделать: большинство людей предпочитало селиться в более здоровой и спокойной обстановке.

Вскоре стоимость аренды упала до уровня, который привлекал временных жильцов и тех, кого в обществе считают отбросами. Съемщики появлялись и исчезали с регулярностью телешоу-однодневок. Банки и ипотечные компании продавали имущество, которое подлежало продаже, отказываясь от ремонта. Местное общество неуклонно катилось вниз, опускаясь на самое дно, пока, наконец, основными съемщиками не стали люди, чей промысел связан с выслеживанием и охотой на других людей.

Финдо Гаск узнал все это от дамы в агентстве недвижимости, вместе с которой осматривал свое нынешнее жилище пару дней назад. Дом был старый, викторианский, с четырьмя спальнями, тремя ванными комнатами, гостиной, столовой, студией, дамским будуаром, большим холлом внизу, двумя портиками, бассейном, превращенным в японский сад камней, и обширной лужайкой, обсаженной рядом стройных кипарисов, эффективно скрывающих вид, но не звуки и запахи сталелитейных заводов. Дом был выкрашен в цвета лаванды и черники, в окнах первого этажа были выставлены ящики с цветами.