Мир, где меня ждут

Небрежно оттолкнув рукой застывшую с бессмысленной улыбкой на рыхлой физиономии жертву своего обаяния с пути, незнакомка с чарующей улыбкой морской сирены опустилась ведьмаку на колени. И хоть в глазах Демиана не отражалось той слепой собачьей преданности и обожания, что за несколько секунд превратила здравомыслящих людей в безропотных рабов губительной красоты, прогонять девушку он тоже пока не спешил. Да и верно, разве кто-то в здравом уме откажется от такой женщины, которая сама, к тому же, идет в руки, жаждая дальнейшего знакомства? Марина опустила взгляд, бессмысленно изучая природный узор на отполированной древесине столешницы. Внимание цеплялось за мелкие трещинки, в висках звенела пустота, оставшаяся после искусственно выдворенных из головы мыслей. Не хотелось ни думать, ни знать, ни видеть… Чувствовать то, как преграда, неизменно стоящая между ними, за один только вздох вознеслась ввысь, раздалась вширь. Да так, что Великая Китайская стена, по сравнению с нею, показалась бы хлипенькой деревенской оградкой. Не перелезть, не перепрыгнуть. Разве что перелететь. Вот только крылья, едва-едва расправившиеся и ощутившие легкость безбрежного полета, одним подлым поступком безжалостно обрезали под корень. И больно, и тошно, и пусто…

Ведьмак и златокудрая красавица вместе поднимались по лестнице на верхние этажи, выполнявшие функцию местной гостиницы. Решили, похоже, проверить, уютно ли там, в одной из комнат. Незнакомка быстро обернулась, и Марине почудилось, будто на прекрасном лице появилось выражение надменного превосходства, адресованное конкретно ей. Что за бред… Это уже игры больного подсознания. Не могла девушка увидеть Марину в том темном потаенном углу. А если и увидела, то откуда знала…

— Криста, куда ты? — Марина с готовностью уцепилась за первую представившуюся возможность хоть на пару минут отвлечься от своих переживаний. Криста решительно отстранила руки подруги, попытавшейся было усадить ее обратно на стул, полагая, что авалларка в данный момент находится не в том состоянии, чтобы в одиночку разгуливать по улицам Синара в неизвестном направлении.

— Мне… нужно. И не отговаривай, прошу тебя, не то я опять струшу или передумаю, или еще что случится. Так что пожелай мне удачи.

— Удачи, Криста… — шепнула девушка. 'Пусть хоть тебе она улыбнется. Будь сегодня счастлива за нас обеих'.

Княжна двигалась на удивление скоординировано и точно и вела себя абсолютно трезво. Похоже, единственный эффект, который она получила от вина, — это появление недостающей уверенности в правильности своих решений и смелости в выполнении поступков.

Расплатившись за заказ авалларки, Марина вышла из трактира в примыкающий к нему тихий сад. Повсюду вились тонкие побеги виноградных лоз, благоухал терпкий, и в то же время, свежий аромат весеннего вечера и густого цветения. Луны скрылись за толстым одеялом клочковатых облаков, только голубовато-серебристое сияние изредка прорывалось сквозь плотный покров, расцвечивая мрачные тучи в нежные тона. 'И вы меня предали…' Тупая ноющая боль под сердцем, время от времени, вспыхивающими приступами становясь почти невыносимой. Словно свежую рану потревожили неосторожным движением. Что это? Обида? Ревность? Откуда взяться ревности, ведь ревнуют к тому, кого считают своим. А назвать Демиана своим она не имеет никакого права. Разве он клялся ей в вечной любви и верности? Какое предательство, о чём оно там лопочет, ее глупое истерзанное сердце… Ни слова не прозвучало, ни намека. Ничего, чем он дал бы ей понять, что действительно любит, что может что-то возникнуть между ними, такое, как в глупой до смеха сквозь слёзы сказке, — светлое и чистое. Всё лишь ее выдумки, песочные, воздушные замки — развеявшиеся ли он малейшего порыва ветра, растоптанные ли безразлично…

Стало вдруг отчаянно холодно. Марина зябко обхватила себя за подрагивающие от озноба или же беззвучных, бесслёзных, от самой себя стыдливо спрятанных, рыданий плечи… На которые спустя мгновение опустилась тяжелая, широкая, явно с мужского плеча куртка. 'Демиан!' — едва не закричала Марина, но сдержалась от неосторожной, выдавшей бы ее с головой выходки. Кармаллорский опыт давал о себе знать. Медленно обернулась. И тускло порадовалась, что не совершила ошибки.

— Иль? — Чуть улыбнулась ведьмаку, не изображая понапрасну несуществующего веселья, наигранного изумления. Зная, что всё будет лишнее. Фальшивое выступление, прогнившие, осыпавшиеся трухой декорации. С этим человеком можно оставаться самой собой и не терзать открытые раны напяливанием бесполезных, зато причиняющих боль и вред дурацких масок.

— Вы совсем здесь продрогли, леди Марина. Стоите на ветру уже час, даже не шевельнетесь.

— Вот как? — пробормотала девушка. Где-то в глубине души шевельнулся бледный призрак того, что прежде называлось удивлением. А ей-то казалось, что и пары минут не прошло. Не потревожил бы внешний раздражитель — весенний холод, — пробыла бы здесь всю ночь и не заметила.

— Пойдемте, я вас провожу. Вы устали, такая бледная, на ногах едва держитесь… — Как бы в подтверждение его слов, Марина неожиданно для самой себя покачнулась и мгновенно очутилась в таких сильных, надежных объятиях. 'Как театрально… Только бы он не подумал, будто я сделала это нарочно'. И тут же каким-то непонятным образом поняла, что вовсе он не сомневался в ней. Отчаянно хотелось закрыть глаза и вдыхать приятный успокаивающий мужской запах, забыться в этих руках. Иль тяжело вздохнул, осознанно или инстинктивно прижимая даже и не думающую сопротивляться девушку к себе, гладя по пышным волосам, сминая ткань платья, ласкал спину, плечи. Нетерпеливо, жадно, и одновременно, бережно. Понимая, кристально ясно, что не для него она предназначена, не о нём думает сейчас, замерев безмолвно, впитывая в себя подаренное тепло и нежность, словно полевой цветочек, такой же хрупкий, увядающий без опеки, не успев распуститься. И точно угадал.

Темно-синие глаза жили своей, особой жизнью на тонком лице. Такие красивые и бесконечно грустные.

— Иль, скажи мне, только честно… Я тебе нравлюсь?

— Если это так у тебя называется, то да. Очень нравишься. — Словно наяву хохотал, привизгивая, издевательский голос: 'Нравишься! Нравишься…' 'С той самой минуты, как увидел тебя в Телларионе, Марина… — хотелось сказать ему, но промолчал. Не к чему, не стоит. Всё пустое. Глупое какое слово, бесцветное, ничего толком не выражающее. Разве может она всего лишь нравиться? — Вот ты всё и выдала, леди Марина…'

Девушка задумчиво кивнула, с чем-то соглашаясь, ведьмак же, напротив, решительно качнул головой. Пока окончательно не свела с ума грустная синеглазая ведьма.

— Да я же всё понимаю! И не хочу выполнять роль временного утешения, не хочу заменять собой чье-то место. Ведь ты же сама вскоре об этом пожалеешь, Марина! Тебе больно сейчас… Но выход, который ты нашла, неверный. Ты поймешь. После. А сейчас пойдем-ка отсюда. Вам необходимо отдохнуть, леди Марина.

Надоедливой мошкарой мельтешили перед лицом наколдованные светлячки, вступившие в неравный бой с чернильными сумерками. Коган решительно отодвинул на край стола свиток, плотно исписанный столбиками цифр, устало потёр глаза и потянулся всем телом. Не по нраву ему вся эта бумажная тягомотина, но кому еще доверить вычисления, все эти бесконечные поставки, расходы, расчёты, проценты? Мастер Грайлин недовольно буркнул, что занят вещами поважнее (что подразумевает под этим расплывчатым определением старый наставник, хотелось бы знать?), затем покровительственно потрепал ошалевшего ученика по плечу, и, не пытаясь даже скрыть хоть для приличия ехидное выражение лица, выразил надежду, что Коган и сам прекрасно справиться с этой волокитой. Мол, сын преуспевающего купца должен быть 'на ты' с бухгалтерией. То незначительное обстоятельство, что будущий торговец и наследник процветающего предприятия покинул отчий дом в семилетнем возрасте, в расчёт отчего-то не принималось. Подумаешь, какая мелочь, кровь подскажет. Коган с сомнением покосился на результаты своей многочасовой деятельности. Вроде бы всё правильно. Кажется… Помощи от учеников ждать не приходится — Трей решил пересмотреть свое отношение к отцу, а от помощи Демиана, который — удивительное дело! — добровольно рвался составить компанию наставнику (не иначе мечтал избавиться от неприятных мыслей, на время вытеснив их формулами и таблицами), Коган сам мужественно отказался. Во-первых, насчитает он тут, в таком-то состоянии. А во-вторых, парню не помешало бы как следует поразвлечься, после встречи с Даволой и еще какого-то неприятного события, о существе которого Когану остается только догадываться. Демиан и в детстве предпочитал держать свои чувства и мысли при себе, не делясь проблемами и переживаниями даже с наставником, своим названным отцом, самому побеждать все трудности, какими бы непреодолимыми они не казались, что уж говорить теперь, когда мальчишка вырос, в своих знаниях и мастерстве давным-давно переплюнув учителей. Но в этом его нежелании довериться, переложить на чьи-то плечи часть своего бремени кроется сила и слабость одновременно. Сила в том, что он остается практически неуязвимым для врагов, сберегая все свои секреты и бреши в обороне, буде такие окажутся. А слабость… Кто знает, насколько тяжело ему сейчас? Мысли Когана невольно обратились к событиям пятнадцатилетней давности. Еще мальчишкой Демиан уже был из тех, кто предпочитает сломаться, но не прогнуться.