Правила жестоких игр. Дилогия (СИ)

– Нет ни секретов, ни тайн. – Филипп пожал плечами.

Блеф со Старейшиной всегда давался большими усилиями. Если бы другие узнали, что Саша являлась колдовским подарком, как долго она бы прожила? Еще один вопрос на миллион очков.

– Однажды я предупреждал, что ее присутствие тебя потопит! – Старик не удержался от резкости, припомнив их давний разговор.

Вестич скрипнул зубами, отчего на лице заходили желваки, и, не в состоянии перебороть вспыхнувшую внутри досаду, отрезал:

– Я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь.

Старейшина бросил на хмурого парня задумчивый взгляд и спрятал короткую улыбку. Стоило признать, что не терпевший пререканий Громов всегда прощал приемышу Вестичей практически оскорбительную дерзость. Вероятно, в глубине души (если таковая у него имелась, конечно) неповиновение наглеца даже доставляло старику некоторое удовольствие.

– Мы обсуждаем не твои душевные пристрастия, мой мальчик, – отеческим тоном поправил Громов, – а недалекое будущее семьи. Пока ты хранил Силу Вестичей, тебя боялись, теперь ты развязал Совету руки.

– Они не посмеют напасть на семью. – Губы молодого человека изогнулись в жесткой усмешке. – Я знаю все их секреты.

– Что с твоих знаний, когда ты слабый человечишка, – резонно заметил ведьмак.

– Когда я верну себе дар, то и все вернется на круги своя, – сухо уверил Филипп.

– Ты должен вызвать Роберта, пусть он проведет ритуальное убийство.

– Это приказ?

– Не приказ – дружеский совет, а я редко даю советы, мальчик. Не пренебрегай ими. – Взгляд ведьмака похолодел. – Когда‑нибудь ты займешь место в круге избранных, если сейчас поступишь правильно. Возможно, тебе наплевать на семью, однако не ставь под удар свое будущее! Оно может стать блестящим.

– В таком случае, я готов рискнуть своим блестящим будущим.

– Какая прелестная юношеская категоричность, – деланно вздохнул Громов, – но твое упрямство порядком утомило меня.

Собеседники достигли шумной площади и поднялись по ступенькам на смотровую площадку, фактически являвшуюся крышей подземного торгового центра. Из закованной в плиты земли высовывались стеклянные сферы, испещренные разводами пыли и стаявшего снега.

Остановившись, Громов сунул в рот сигарету и прикурил ее, очень по‑людски, без ведьмовских фокусов, чиркнув копеечной зажигалкой. Табак затлел, а в воздухе завилась полоска полупрозрачного дымка.

– Ты предлагаешь мне убить близкого человека, – прервал долгое молчание Филипп. – Предать, другими словами?

– Не помню, чтобы ты сильно сомневался, когда забирал дар у младшей сестры, – выдохнув струйку сигаретного дыма, с сарказмом произнес старик.

– Я и сейчас не сомневаюсь, – с раздражением ответил парень, невольно реагируя на издевательские нотки в тоне собеседника. Громов явно провоцировал и, черт возьми, у него отлично получилось пошатнуть выдержку Филиппа.

– Поверь моему опыту, мальчик, человеческие женщины не стоят жертв, – проворковал Старейшина.

– Возможно, тебе встречались не те женщины? – с вызовом уточнил парень.

– Ты самонадеян, мой юный друг, – снисходительно вымолвил ведьмак. – Позволь, я расскажу, что случится совсем скоро. Дар завладеет твоей новорожденной ведьмой, она почувствует превосходство над обычными людьми и навредит кому‑нибудь. Не потому что девочка перейдет на темную сторону, как твоя сестра, а потому что это неизбежно – обычный человек не может управлять такой мощной Силой. Тебе придется ответить за все ее ошибки.

Щурясь от холодного ветра, Вестич разглядывал шумный проспект и изящный фасад дорогого отеля на другой стороне площади. Ему было нечего сказать.

– Но даже тогда, – продолжил Старейшина, – останется выбор между ритуальным убийством и дарением истинного имени. В первом случае, ты решишь все проблемы, во втором – уничтожить и себя, и Вестичей – Он похлопал парня по плечу. – Увы, как ни старайся, на двух стульях не усидишь, Филипп.

– Уверен, что существует способ вернуть дар и без ритуального убийства, – сухо отозвался парень.

– И, пока ты будешь ломать голову, время истечет. Вестичей уничтожат, – пророчил старик, как проклятая кликуша.

– Значит, я должен поторопиться, – без капли иронии произнес Филипп. Взгляды собеседников скрестились. – Тебе не удалось меня запугать.

На дерзость Громов лишь улыбнулся и приподнял шляпу.

– В таком случае, удачи, мой мальчик. Она тебе не помешает.

Аудиенция закончилась. Коротко кивнув, Филипп поспешно направился к подземному переходу. От осознания того, насколько Старейшина был прав, на душе скребли кошки.

Время стремительно утекало, как пригоршня песка сквозь расставленные пальцы. Их с Сашей вырвали из безопасного вакуума.

* * *

Невероятно скучная лекция никак не заканчивалась, и я бы никогда в жизни не заставила себя высидеть пару, если бы не угроза отчисления. Профессор невнятно бормотал материал, словно старался отчитаться лишь для галочки, и изредка рисовал на доске какие‑то даты.

Новая тетрадь для конспектов, купленная взамен сожженной, оставалась девственно чистой, потому как профессорские слова доносились до сознания лишь отдаленным эхом. Я захлебывалась злостью на Яна, в воображении рисовала упоительные сцены о расправе над стажером и боролась с диким желанием что‑нибудь разбить. От едва сдерживаемого гнева пострадала пара переломанных пополам грифельных карандашей.

Тут, отвлекая от свирепых фантазий, в голове неуместно всплыл возмущенный вопрос: «Какого черта, ты сбежала?!»

Мгновением позже в кармане звякнул мобильник, принимая сообщение. Звонкое треньканье разнеслось по всей аудитории, и преподаватель орлиным взором окинул ряды. Когда он, не найдя виновного, повернулся к доске, я украдкой вытащила телефон.

«Ты где?» – Высветилось на экране сообщение от Филиппа.

Следом, словно бы, прозвучала новая сердитая реплика: «Очень надеюсь, что ты никого не прикончила!», и с переливчатым бренчанием появилось следующее послание: «У тебя все хорошо?»

Пока Вестич не надумал позвонить, пришлось поскорее вырубить аппарат. К счастью, сейчас, будучи обычным человеком, он не мог дозвониться по отключенному номеру.

– Эй, Антонова! – позвал меня вихрастый однокурсник, сидевший на ряд ниже, и быстро передал свернутый вчетверо листочек.

– Молодые люди, что у вас происходит? – Лектор моментально засек нарушителей порядка. Я сжала записку в кулаке, а, когда профессор отвернулся, то тайком прочитала послание.

«А как же кофе? Андрей».

Сухов с компанией, подобно вражеским партизанам, засели на другом конце лекционной аудитории, и все как один скалились. Супер! Похоже, только декан на этом факультете не знал о запланированном публичном свидании в столовой.

Я сдержанно кивнула, подтверждая, что уговор в силе, но Андрей состроил вид, будто не понял молчаливого согласия, и театрально прижал руку к уху. Его свита сдавленно захихикала.

Красноречиво покачав головой, я уставилась на доску, исписанную столбиками исторических дат. Андрей продолжал гримасничать. На тетрадной странице крупными размашистыми буквами он написал: «Кофе в студию!» и теперь на потеху друзей размахивал блокнотом, привлекая всеобщее внимание.

В голове промелькнула быстрая мысль, что было бы неплохо отправить парню сообщение и попросить не рисоваться перед однокурсниками. В тот же момент во всей аудитории заверещали мобильники. Всего секунду назад уважительная тишина превратилась в жуткую какофонию, тренькнули даже телефон преподавателя и мой собственный, отключенный. Началось хаотичное копошение, когда студенты полезли за аппаратами.