Городская фэнтези — 2008

— И что дальше-то?

— Что-что… Колдун объявился. Как раз когда Миядзаки бабу на беду посадил. — Таме вспомнилось, что бедой уголовники зовут нож. — Мулька у него такая, у колдуна: каждый свою маляву должен сам нести. Типа Исуса. И вот картина: кровища бэлтимором, а этот бабу на руки, тряпьё в охапку — и ноги. И с каждым шагом все прозрачнее делается. Мы стрелять, да попади в него! Ваську, кента моего, походя уработал. Ствол у него чудной, антиковый… Вот с тех пор на живца и ловим. А живцом нынче ты у нас.

Тама сидела неподвижно, успокаивая звонкое колотьё в груди. Во рту сделалось сухо-сухо. Все ведь одно к одному. Толик говорит, будто здесь не первый раз, а дорогу не помнит.

А она — с ходу нашла.

И Валька нашёл. Но это потому, что у него тама.

Означает это одно: она несёт новое послание и находится под защитой Димура.

«До подъезда рукой подать», — мелькнуло в голове. Там Димур, там бандиты не найдут. Вот только для неё это «рукой подать» как до Слаг-Равина. Что же, придётся умирать?

Толик докурил и с сожалением бросил окурок в снег.

— Ты-то посильнее прежних будешь. Миядзаки чуял, что ты к колдуну с малявой сорвёшься. Уж как мы тебя пасли, а всё равно выломалась. И парня своего вытянула. Извини, подруга. Ничего личного.

— Стой… — сипло сказала Тама. — Ты это… Покурить дай.

— Ты же не куришь вроде?

— То раньше. А сейчас без разницы.

Толик хмыкнул и полез в карман за портсигаром. Глаза он опустил лишь на долю секунды. Но этого хватило. Тама влепила ему в лоб Димуровой пиалой.

Уголовник увернулся, и зацепило его лишь краем. Пиала вырвалась из Таминой руки и покатилась по снегу.

— Ах ты, сука! — Толик зажал расцарапанный висок. — Я ж по-человечески… Не, ну бабы!

И потянул руку из кармана.

— Стой, мян, — прозвучало за его спиной. — Подожди. Толик мгновенно обернулся. Его «глок» прыгнул, уставясь в переносицу Димура.

— Т-ты!..

— Подай мне пиалу. Я-человек скажу тебе спасибо.

Толик озадаченно хмыкнул. Колдун давно должен был валяться с дырой в черепе. Спит Денди, что ли?.. Но смелость чужака ему определённо нравилась.

— «Спасибо» не булькает, колдун, — сказал он, поднимая пиалу. Ствол «глока» уткнулся Димуру в живот. — С тебя кубло чифира.

— Я-человек говорю: спасибо. А вот мой ответный дар.

В ладонь бандита лёг забрызганный бурым кругляшок в серебряной оправе. Монокль.

Тама такой у Денди видела, только без дыры в центре.

— Су-ука… — тихо выдохнул Павлов. И заорал: — Мочи его, братаны!!!

Миг этот навсегда впечатался в Тамины сны. Грязная пастила снега. Грохот автоматных очередей. Спинка скамьи, пулями размётанная в лучину. Стрелки видели Димура, он их нет, но роли это не играло. В руке Димура тускло блеснул револьвер; колдун ударил ребром ладони по курку, и оружие отозвалось пламенем и рёвом.

Начался бой.

Таму оглушило и отбросило. В снег порхнула синяя стрекоза — разбитая пулей заколка. Следом обрушилась тишина.

Девушка стояла, тупо глядя на побоище. В ушах звенело. Расплывались пахнущие фейерверками синеватые облака дыма. Толик полулежал среди Щепок, неловко подогнув ногу. Штанина его намокла тёмным; там где она касалась снега, расплывалось брусничное пятно.

В руке бандита матово поблёскивал «глок».

— Не оборачивайся, анчутка, — прохрипел Толик, глядя на Димура. — Христом-богом молю: не оборачивайся!

— Ты можешь ещё уйти, мян. Я-человек говорю. Солнечная полоса, накрывавшая Димура, сместилась влево. Ни Толик, ни Тама не уловили движения, однако стоял колдун уже не там, где раньше.

— Чур меня, чур! — зачастил уголовник, отодвигаясь. — Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий… помилуй раба грешного!.. Я ведь выстрелы считал! И ствол у тебя один!

— Лишь Господь носит два револьвера, мян. Безумными глазами Толик посмотрел на зажатый в руке «глок». Потом бросил в снег. Тамин «дерринджер» отправился следом.

— Господи, Господи, Господи! — бормотал Толик, отползая. — Прости святотатца, Господи! Свечки… Дом отпишу…

— Пойдём, гил, — Димур повернулся к Таме. — Для нас эта часть истории уже закончилась.

Девушка отступила на шаг.

Вид стрелка был страшен. Рубашка и левая штанина джинсов влажно поблёскивали тёмным. Рукав топорщился лохмотьями, лицо побелело.

— Ты помоги мне, гил. Один я не дойду.

Тама торопливо кивнула. «Кровь алая, значит, перебита артерия, — стучало в висках. — Человека было бы не спасти… Но это браватиец! А там Стэн…»

Подбежав к Димуру, она подставила плечо. Стрелок навалился всей тяжестью, едва не сбив девушку с ног.

— Ты человек кости, маленькая гил, — прошептал он.

— Молчи. Береги силы!

«Стэн! Стэненок!» — стучало в груди.

— Теперь всё… зависит только от тебя…

Услышав это, Тама закусила губу. Тащить Димура было тяжело, но она терпела. Возле скамейки она присела и подобрала «дерринджер».

Сколько Димур провёл в беспамятстве, Тама не знала. Однажды она сдуру записалась в санитарки хосписа. Произошло это где-то между первым сексом, первым падением с лошади и первой кражей в универмаге. Тама всегда жила по принципу «Человек должен испытать все».

В хосписе она продержалась месяц. Оттуда она вынесла кипу обрывочных медицинских сведений и неуёмное отвращение к смерти. Сепсис, пневмоторакс, гемоторакс — раненого подстерегает много опасностей. Тама меняла повязки, перестилала Димуру постель, кипятила настои из немногих знакомых трав, что нашла на кухне.

И думала, думала, думала, силясь найти выход.

Иногда становилось совсем плохо. Тогда Тама доставала «дерринджер» и смотрела на мечущегося в бреду Димура. Ей представлялось, как она накрывает лицо раненого одеялом, жмёт на курок — и прочь. К Валентину и Стэну, подальше от места нет-и-не-будет.

Бог знает, что останавливало её. Валентину она не верила. Кроме того, ей страшно было покидать безвременье, царившее в доме Димура. За порогом время текло как обычно, и она боялась, что не успеет.

Когда это случилось последний раз, в дверь позвонили. Спрятав оружие, Тама выбежала в прихожую. За дверью стоял хмурый мешковатый мальчишка лет пятнадцати.

— А это… — деловито произнёс он. — К рыцарям сорока островов отсюда отправляют?

— Куда-куда?

— Ясно…

Вокруг гостя кружились тёмно-синие искорки. Больше всего их было вокруг рукояти старой истёртой шпаги, спортивного эспадрона.

— Ты входи, — Тама посторонилась, пропуская мальчишку. — Сейчас что-нибудь сообразим.

Выяснилось, что прибыл он из девяносто пятого. С благоговейным ужасом, в глазах слушал он рассказы о Москве будущего. «World of Warcraft», третий «Doom», мобильники, возня с Плутоном, mp3-шки — его интересовало все.

Тама отдала ему на растерзание свой мобильник, а сама быстренько перелистала справочник. Оказалось, что тёмно-синяя аура с блочной зубцовкой — это послание на Альтаир.

Обломок спортивного эспадрона, которым был вооружён мальчишка, отправился в портал. Чувствуя неловкость, Тама рассказала гостю о посланиях. Узнав, что мир мечты заканчивается Димуровой кухней, мальчишка позорно разревелся. Далее случилась знакомая сцена. Мальчишка набивался в юнги, в оруженосцы, посудомойки, наконец. Грозил, льстил, умолял. Тама была непреклонна. Уже на пороге он обернулся.

— Вам хорошо… — сдерживая слёзы, сказал он. — У вас вон приключения на каждом шагу, а я?.. Это несправедливо!

Когда дверь за гостем закрылась, Тама рассмеялась. В смехе этом уходило напряжение последних дней, боль и страх за Стэна, тягучее одиночество безвременья. И, словно откликаясь на этот смех, заворочался на тюфяке Димур:

— Ты здесь, гил? Хорошо. Свари чаю.

Тама опрометью бросилась на кухню. Игрушечный щенок на холодильнике из последних сил цеплялся лапами за край, и Тама пересадила его в безопасное место.

— Скорей. Скорей, — подбадривала она себя. — Сейчас все решится.

Чаёв у Димура было много. Банку с «Гилеанским маком» Тама на всякий случай отодвинула. И «Хохотушку илама» тоже. Ишь, цыпа. Интересные чаечки у него водятся… «Гриб полетани», «Отрав твар»… или как-то по-другому? А вот «Тёмный пустошанг» заварим. Кружки, чайник на поднос — и пулей господней обратно.