Замок лорда Валентина

На мгновение Валентин заколебался. Стоит ли отвоевывать корону ценой хаоса, кровопролития и мучений своего народа? Может быть, такова была воля Божества, чтобы его, Валентина, скинули? Если он пойдет наперекор этой воле, не вызовет ли он этим какого-нибудь страшного катаклизма на равнинах выше Иртсуд Гранда, который оставит шрамы в душах всего народа? И тогда до конца дней его ночи будут наполнены мучительными обвиняющими снами, и его имя будет проклято навеки?

Он еще мог повернуть назад, мог отказаться от столкновения с силами Барджазида, принять приговор судьбы, мог…

Нет!

Он уже боролся однажды с самим собой и победил, и не следует вновь начинать эту борьбу. Фальшивый корональ — человек ограниченный и опасный, он занимает высочайшее место и правит грубо и противозаконно. Этого нельзя так оставить. Все остальное не важно.

— Мой лорд! — окликнул его Хейтлуиг.

Валентин повернулся к герцогу.

— Мысль о войне причиняет мне боль, Хейтлуиг.

— Она никому не нравится, мой лорд. Однако приходит время, когда во избежание худшего война необходима. Я думаю, сейчас настал именно такой момент.

— Похоже, что так. Значит, ты признаешь меня короналем, Хейтлуиг?

— Никакой иной претендент не мог бы знать, что я напился на коронации.

— Ты будешь сражаться рядом со мной возле Иртсуд Гранда?

Хейтлуиг пристально посмотрел на него.

— Конечно, мой лорд. Сколько людей ты возьмешь из Бибируна?

— Скажем, пять тысяч. Я хочу иметь не огромную армию, а лояльную и храбрую.

— Пять тысяч воинов в твоем распоряжении, мой лорд. Если хочешь, бери больше.

— Пяти тысяч хватит, Хейтлуиг. Спасибо тебе, что ты веришь в меня. А теперь давай позаботимся о фруктах и мясе.

 Глава 9

Стоянка в Бибируне была короткой — только чтобы Хейтлуиг успел собрать воинов и необходимый провиант. А затем — вверх, вверх, вверх… Валентин со своими друзьями ехал впереди. Он радовался, видя их благоговение и удивление, слыша, как ахает от восторга Карабелла и даже Залзан Кавол что-то ошеломленно бормочет, когда перед ними развертываются красоты Замковой горы. От мысли, что он возвращается домой, было светло на душе.

Чем выше они поднимались, тем чище и приятнее становился воздух, потому что они все ближе подходили к громадным машинам, поддерживавшим на Горе вечную весну. Скоро показались контуры кольца Сторожевых Городов.

— Так много…— пробормотал Шанамир осипшим голосом.— Такой величественный вид…

Гора здесь представлялась громадным серым гранитным щитом, уходившим в небо и исчезавшим в море облаков, которые скрывали верхние склоны. Небо было поразительно яркого голубого цвета, более глубокого тона, чем над равнинными землями Маджипура. Валентин помнил, как ему нравилось это небо, с какой неохотой он спускался вниз, в обычный мир обычных красок. У него захватило дух, когда он снова увидел его. Весь холм и гребень, казалось, окружал искрившийся нимб таинственного света. Даже пыль вдоль края тракта выглядела блестящей. Вдали виднелись небольшие города-спутники, а высоко над ними — несколько крупных городов-центров. Иртсуд Гранд был прямо впереди. Его громадные черные башни отчетливо вырисовывались на горизонте, а на востоке угадывалось темное пятно, которое, скорее всего, являлось городом Минимулом. Хоикмар, известный своими тихими, спокойными каналами и улицами, едва-едва можно было разглядеть на самом дальнем, западном краю пейзажа.

Валентин смущенно заморгал: глаза его вдруг увлажнились. Дотронувшись до арфы Карабеллы, он попросил:

— Спой мне.

Она улыбнулась и взяла маленькую арфу.

— Мы пели это в Тил-омоне. Замковую гору там считали мифическим местом, романтической грезой.

 Она неожиданно замолчала, опустила арфу и отвернулась.

— В чем дело, милая?

Карабелла покачала головой.

— Ничего. Просто я забыла слова.

— Карабелла!

— Ничего, я же сказала!

— Прошу тебя…

Она обернулась к нему, прикусив губу, в глазах ее стояли слезы.

— Это все так удивительно, Валентин,— прошептала она,— и так странно, так страшно…

— Удивительно — да, но не страшно.

— Это прекрасно, я понимаю. Я и представить себе не могла, что могут быть такие города, такие горы, которые составляют только часть одной большой горы… и все прочие чудеса. Но только… Только…

— Что?

— Ты идешь домой, Валентин! К своим друзьям, родным, может даже любовницам. Как только мы выиграем войну, все они соберутся вокруг тебя, будут устраивать банкеты и празднества, и…— Она на миг замолчала,— Я поклялась себе не говорить этого.

— Говори.

— Мой лорд…

— Не надо так официально, Карабелла.— Он взял ее за руки и заметил, что Шанамир и Залзан Кавол отошли в другой конец повозки и сели к ним спиной.

— Мой лорд,— скороговоркой произнесла девушка,— что будет с девушкой-жонглером из Тил-омона, когда ты снова окажешься среди принцев и леди Замковой горы?

— Разве я давал тебе повод думать, что брошу тебя?

— Нет, мой лорд, но…

— Называй меня Валентином. Что «но»?

Она покраснела и выдернула свою руку, нервно погладив свои темные волосы.

— Этот твой герцог Хейтлуиг вчера увидел, что ты обнял меня… Он так гадко улыбнулся! Словно я просто игрушка для тебя, безделушка, которую в любое время можно выбросить.

— Мне кажется, в его улыбке ты прочла слишком много лишнего,— медленно проговорил Валентин.

Он и сам заметил эту улыбку и был ею смущен. Он понимал, что для Хейтлуига и людей его ранга Карабелла — всего лишь случайная наложница самого низкого происхождения, не заслуживающая ничего, кроме презрения. В его прежней жизни на Замковой горе подобные классовые различия были в порядке вещей, но его давно уже изгнали с Горы, и на многое теперь он смотрел иначе. В опасениях Карабеллы была доля истины. Однако не об этом сейчас надо было думать. Нерешенными пока оставались более важные вопросы. Как можно ласковее он обратился к девушке:

— Хейтлуиг слишком налегает на выпивку, и душа его огрубела. Не обращай внимания. Твое место среди самых высоких особ Замка, и никто не посмеет отнестись к тебе пренебрежительно. Ну, а теперь заканчивай песню.

— Ты любишь меня, Валентин?

— Да. Но когда у тебя красные и опухшие глаза, я люблю тебя меньше.

— Так говорят с ребенком! Ты что же, считаешь меня маленькой?

— Я считаю тебя женщиной, умной и привлекательной. А какого ответа ты ждала, когда спросила, люблю ли я тебя?

— Что ты меня любишь. Без дополнений.

— Извини. Впредь я буду осторожнее в выражениях. Так ты будешь петь?

Она снова взяла арфу.

Все утро они поднимались вверх, все выше над Свободными Городами. Валентин выбрал Пайниторский тракт, вившийся по пустынному каменистому плато между Иртсуд Грандом и Хоик-маром. Тут и там встречались редкие рощицы деревьев-газан, с толстыми стволами цвета пепла и изогнутыми сучьями деревьев, живших десять тысяч лет и, когда подходило их время, умиравших с тяжелыми вздохами. Эта мрачная и безмолвная местность вполне подходила для того, чтобы Валентин и его армия могли собраться с духом перед началом решительных действий.

— Они не попытаются остановить тебя,— сказал Хейтлуиг,— пока ты не подойдешь к Сторожевым Городам. Там и захотят захватить тебя.

— Там будет достаточно просторно,— ответил Валентин.

В двадцати милях от города Иртсуд Гранда, в пустой долине, окруженной зазубренными черными пиками, он остановил свою армию и стал совещаться с командирами. Разведчики, заранее высланные вперед, принесли тревожные известия: огромнейшее войско заполнило широкую, в сотни квадратных миль, равнину ниже Внутреннего Города Бомбифэйла. Там были пехота, парящие повозки, верховые отряды, корпус моллиторов — по крайней мере в десять раз превышающий тот, что стоял на берегах Глэйдж. Но Валентин внешне оставался совершенно спокойным.