Не оставляющий следов: Обретение (СИ)

Пора подниматься. Пока скатывал в тючок походную постель, открыл глаза и наставник. Старательно распутали волосы, перемотали пучки, аккуратно переложили все свои вещи. Надо бы постирать грязное белье, странствие еще не закончилось… А надену-ка я ту одежду, в которой уходил из дома! Степь прогрелась окончательно,замерзнуть нам не грозит, а онахотя бы чистая. Все завязки были растянуты на максимум, подвернутые края распущены – одеяние село как влитое. Потертости по швам таоку и куртки, поблекшие кленовые листья шитья придавали налет благородства. Длиннополый халат не подходит для верховой езды, его отложу в сторону. Отдельно упаковал плотные шусинские штаны и ватный кафтан, изрядно засаленные и грязные. Долой мохнатые шапки – шарф привычно укутал голову. Складки и заломы от хранения в сложенном виде расправятся сами, на мне. Волшебные руки у портняжек! Доберемся до Бахара, продадим лошадей в приграничном поселке, заменим сапоги на удобные ботинки и пойдем пешком, как положено. Имперскую дорогу портить копытами верховых животных разрешалось лишь за отдельную плату.

Выбрались из землянки. Я окинул взором долину, искрящуюся еще не высохшей на солнце росой и стыдливо прикрывающую укромные уголки полупрозрачными лоскутками тумана. Озеро сияло как драгоценный сапфир, отражая высокое небо. Хризолитовая зелень холмов дышала свежестью и тонкими ароматами трав. Потянулся, расправив суставы… хорошо. У ног довольно жмурился Хранитель Сию, точа когти о спутанный дерн. Учитель Доо вертел головой в поисках костра: откуда-то тянуло дымком, и пора бы подумать о завтраке.

В сопровождении своих лошадей к нам направлялась хозяйка долины. Лицо осунувшееся, глаза больные. Не спала, наверное, всю ночь. Мне-то что до нее? А вот кони!.. Молочно-белые в свете утреннего солнца, прекрасные, как песня, стремительные, как ветер… какие кони! Острые уши настороженно прядали, а большие миндалевидные глаза напоминали россыпь драгоценных камней: янтарные, голубые, зеленые. Вчера на закате их шерсть отливала красным, а в сумерках приобрела оттенок старой слоновой кости. Я не видел созданий прекраснее.

Девица подошла ко мне вплотную и впилась глазами в лицо. Что ей опять от меня надо? За спиной нервно переминался с ноги на ногу жеребец.

– Я всю ночь говорила с сынами и дочерьми Одона-боо. Я их не слышу, но я их понимаю. Все изменилось. Моя жизнь – не моя. Моя жизнь – твоя.

Она опустилась передо мной на колени, медленно склонила голову, пока не уперлась лбом в землю. Что это? Наставник, направившийся было к разожженному поодаль костру, обернулся и застыл. Я вопрошал его взглядом, он в растерянности разводил руками. Опустил глаза на согнутую в поклоне спину. За что мне все это? Я не хочу отвечать за чужую жизнь! Учитель Доо вздохнул и пожал плечами: решай, мол, сам. Но девица не дала мне времени на раздумья, хотя сама размышляла всю ночь. Просто дернула за ногу и водрузила мой сапог на свою голову. С трудом удержалравновесие. Демоны! Все бы так долги отдавали! Придется принять ее жизнь, хочется мне этого или нет. Наставник с трудом сдерживал смех.

Я осторожно убрал ногу. В белых волосах запутались травинки, прилипшие к подошвам сапог.

– Встань, – подал руку дикарке. – Принимаю твой долг.

– Я Аянга. Он Савдаг, «Хозяин Земли». Он твой, – степнячка ткнула мне в руку повод простой уздечки.

Жеребец выступил из-за спины, обиженно кося на нее светло-голубым сорочьим глазом. Она не отводила от меня своих. Таких же «сорочьих». Ну вот уж его долги я принимать не обязан.

– Нет. Он твой, – видно же, что у них одно сердце на двоих. Конь меня просто не примет! – Я выберу другого.

– Савдаг лучший! – запальчиво возразила дикарка, вновь суя повод в руку.

– Не для меня, Аянга. – Она, кажется, готова подраться со мной… или разреветься.

Отодвинул растерянную парочку и всмотрелся в остальных лошадей, беспокойно вскидывающих головы. Заглядывал в глаза, подносил ладонь к мордам. Пару раз чуть не остался без пальцев, вовремя одергивая руку – злюки. Как же хороши! И вот наши взгляды встретились. Теплый янтарь, горящий огонь. Чуть крупнее остальных кобылиц, грива более короткая и густая, словно взъерошенная, шерсть не такого нежного оттенка, через нее не настолько ярко просвечивают сосуды, как у остальных красавиц. В глазах бесенята. Она фыркнула и толкнула в плечо узкой горбоносой головой.

– Вот мое, – я звонко хлопнул ладонью по крепкому плечу. Кобыла отскочила в сторону и пошла по кругу, потряхивая гривой. Играет! Какая прелесть! Она со мной играет.

– Хуран? – голос девицы звучал растерянно, – Но она ведь не лучшая…

– Это – мое, – снова повторил я. – Она моя самая-самая.

Хуран, словно догадавшись, боднула меня в спину, подкравшись с тыла. Ну как «подкравшись» – я добросовестно делал вид, что не замечаю ее хитрых маневров. Я извернулся и обнял ее за шею.

– Да ведь, красотка? Ты моя! – в третий раз повторил, закрепляя выбор.

Мы влюбились друг в друга с первого взгляда.

Сборы, хлопоты, суета. Тихое отчаяние Аянги, сухие глаза, сжатые губы. Что же гонит ее отсюда? Неужели долина колдунов опустеет навсегда? Неважно. Я принял долг ее жизни и теперь отвечаю за всех: и за неумелую ведьму, и за ее прекрасных питомцев, которых она отдала мне во владение. Учитель Доо в какой-то момент решительно пресек бестолковую суету и взял подготовку к походу в свои умелые руки. Через пару дней мы сели в седла, взяли в повода навьюченных поклажей лошадей, включая флегматичных пегую и мухортую, и вышли в степь, намертво заклинив механизм, открывающий проход в долину.

Земля летела из-под ног. Горячий ветер бил в лицо. Звезды недоуменно взирали с ночного неба. Нас мчали домой лунные кони. И пусть легенды врут, но для меня они были теми самыми потомками драконов кайджунской степи.

11. Тени и запахи

Бахар накатывался волнами воспоминаний, словно время повернуло вспять, возвращая прошлое. Торжествующие молодой зеленью леса. Поля-поля-поля, редкие деревни и роскошные поместья знати. В воздухе витал знакомый с детства аромат цветущих слив...Запах Бахара. Мы оставили лунных коней в часе езды от столицы, где средь широких лугов размещались просторные конюшни семьи Иса. Главный конюх чуть не прыгал от радости, благоговейно принимая по описи «детей грозы» под свою опеку. Еще и отчитал меня, как маленького, узрев вьюки на благородных спинах кобылиц. Уздечки были снабжены обязательными синими льдинами-бирками, указывающими на право беспошлинного проезда, поэтому в дороге никто не задавал лишних вопросов и не подвергал обязательным проверкам. На границе Бахара со степью я предъявил родовой перстень, изъял со склада льдины-бирки, обязательно имеющиеся на всех пропускных пунктах, а ввозимых лошадей был вынужден вписать поименно. Допустить в подорожной отметку с расплывчатой формулировкой «табун: один жеребец и восемь кобыл» таможенник-Иса, – кстати, весьма высокий уровень административного надзора для пограничного поста на северных рубежах, – категорически отказался. Еще и бросил укоризненно: «Вы-то должны понимать». Право пользоваться и владеть скакунами испокон веков было исключительной привилегией нашей семьи. Остальные высшие семьи довольствовались передвижением на спинах слонов, запрягали в роскошные повозки белых буйволов или пользовались услугами носильщиков,покоящихна широких плечах богато украшенные паланкины. Даже Тулипало смогли завести и содержать в войсках конницу исключительно потому, что выращивание лошадей было исконным занятием шусинцев. А кто у нас в империи истинный шусинец? То-то же!

Чтобы вернуть лошадей в конюшни после того, как они нас доставят домой, главный конюх отправил с нами шустрого мальчишку, своего помощника, надевшего по такому случаю форменную курточку служащих семьи Иса. Весьма впечатляющей кавалькадой въехали в ворота столицы, бодро проскакали по ее широким улицам и спешились у «Дома в камышах». Я обнял Хуран на прощанье, Аянга целовала Савдага как в последний раз, и только наставник просто похлопал по крупу свою Ургамал. Одобрительно так похлопал. Наш сопровождающий тем временем снял вьюки. Облачка пыли взвились над котомками, как только они упали на мостовую, а Сию на моем плече недовольно чихнул. Поклонился на прощанье, вскочил на своего иноходца и подхватил повод Савдага. Кобылы потянулись за вожаком. Хуран вскинула узкую голову и гордо фыркнула. Прелесть моя, не скучай, я буду тебя навещать!