Прайд (СИ)

Поначалу, моя спутница, пыталась делать вид, будто всё это её не интересует, потом – увлеклась и начала останавливаться у каждой фигуры, внимательно рассматривая очередного покровителя. В общем, мы ещё не успели добраться до самого верха длиннющего подъёма, а Зара успела позабыть, кто именно сегодня подрабатывает экскурсоводом. Она даже начала хихикать, выслушивая мои замечания. Особенно ей понравился момент с Джибсой – богиней атлетики и Чальгом – покровителем медицины, которая здесь тоже именовалась искусством. Джибса, как считалось, находилась в зависимости от главного лекаря, а тот, не будь дурак, постоянно принуждал несчастную ломать свои конечности, демонстрируя людям врачебное мастерство. Я заметил, дескать Джибсе ещё повезло, ведь её, увлечённый работой хозяин, запросто мог оказаться каким-нибудь ангелом смерти.

Зара, как раз, смеясь гладила жалобную мордашку Джибсы и грозила пальцем надутому важностью Чальгу, когда до неё дошло, что происходит нечто неладное. Девушка тут же оборвала звонкий смех и сердито повернулась ко мне. Я стоял спиной к охотнице и рассматривал изваяние, отстранённое от общей группы. По всему было видно – его создали намного позже остальных. Не требовалось читать подпись, для понимания, кто, передо мной.

– Как ты это сделал? – гневно воскликнула Зара, – твоё колдовство?

– Это – Акка, – сказал я, не оборачиваясь, – львица, возведённая местными жителями в ранг богини. Они считали её покровительницей всего, вообще. По-моему – это явный перебор. Илью, кстати, бесит, когда я вообще упоминаю о ней.

– Я задала тебе вопрос, – Зара повысила голос, – как и зачем ты это сделал? Почему я веду себя так, словно ты – человек, а не бешеная тварь, питающаяся нами?

Я отвернулся от идеального существа с божественным лицом и совершенной фигурой и подошёл к несовершенному полуживотному.

– Всё очень просто, – пояснил я, – судя по всему, в твоей жизни было не слишком много развлечений. Да какое там, простого человеческого, повторю – человеческого, общения и то, недоставало. Правда? Стоило тебя слегка вывести за пределы твоей охотничьей жизни и ты, тут же, забыла обо всём на свете. Не думай, будто это плохо – напротив! Нельзя же всю жизнь угробить на то, чтобы сверкая глазами, охотиться на хищников-людоедов. Ваша жизнь так коротка и когда она подойдёт к завершению, много ли ты вспомнишь? Отметины на рукояти треспа? Погибших соратников? Миг торжества, когда ты резала глотки врагам?

Она стояла, опустив голову, но я заметил её косой взгляд на пояс с оружием, когда я помянул про отметины.

– Спрашиваешь, зачем мне это? Хотел услышать твой смех, увидеть, как ты изменяешься, когда становишься симпатичной девушкой, а не взведённой, для убийства, пружиной. Достаточно?

– Я возвращаюсь назад, – сказала охотница, не двигаясь с места, – не желаю слушать весь этот бред. Много ли правды можно услышать от лживого мерзавца, питающегося людьми.

– Здесь ты абсолютно права: мы действительно – лживые мерзавцы, которые питаются людьми. Ладно, можешь вернуться в свою конуру, нацепить свою обычную личину и продолжить прежнее существование.

Она, очень медленно, вытащила своё оружие из ножен и подняла так, чтобы я смог увидеть жёлтый значок, на его рукояти.

– Давай, шути над этим, – с вызовом, выкрикнула она, – знаешь, о чём это говорит? Я уже убила одного, из ваших! Всё ещё желаешь слышать мой смех? Хочешь общаться с человеком, который убил льва?

Да – это был весьма чувствительный укол.

– Нас осталось очень мало, – сказал я негромко, – горстка львов, которые скитаются по тёмным граням. Много ли чести в убийстве одинокого льва? Впрочем, неважно; расскажи, как это произошло. Прости, но я сомневаюсь, что ты сделала это в одиночку – так уж вышло – мы сильнее и быстрее вас, людей.

Я подошёл ближе и взял её руку, с треспом, в свою. Мы оба смотрели на одинокую жёлтую отметину.

– Я была не одна, – глухо сказала охотница, – это была облава и мы сумели отрезать его от прайда. Он убил троих и покалечил многих, но мы его тоже крепко зацепили. У него не было ни оружия, ни браслета и нам удалось загнать его в угол. Там он и стоял, опёршись спиной о стену, красивый, как и все вы, чёртовы людоеды. Он истекал синей дрянью из ран и смеялся над нами. У него ещё хватило бы сил на несколько убийств, поэтому мы решили подождать, пока он ослабеет. Этот гад понял, что происходит и пообещал дать себя убить просто так, если это сделает самая красивая зверушка, – она помолчала, а потом, с ожесточением в голосе, добавила, – он имел в виду меня.

– И ты?..

– Я убила его! – выкрикнула она и приставила тресп к моей груди, – вот так! Потом нажала, а он молча смотрел мне в глаза. И умер, не сказав ни единого слова, – Зара оскалила зубы, – я могу спокойно убить тебя сейчас, и ты ничего не успеешь сделать, потому что я – пружина, взведённая, для убийства львов! Боишься?

– Нет, – я покачал головой, – мы не боимся смерти. Это – слишком по-человечески, бояться смерти. Мы, просто, не желаем умирать. Если хочешь, можешь сделать это и поставить вторую отметину. Представляешь: ты – один на один прикончила вожака прайда?

И тут, она отбросила своё оружие и принялась рыдать.

– Ненавижу! – кричала она, сквозь слёзы, – ненавижу вас, проклятые негодяи! Ненавижу, за то, что вы так похожи на людей! Почему вы не какие-нибудь монстры, с мерзкими харями? Почему вы так красивы, если в вас столько зла?

Ухмыляясь, я отправился за брошенным оружием и поднял его, осмотрев, со всех сторон. Определённо не боевой, как и его владелица. Клинок небольшой узкий и изящный, а рукоять – необычайно длинная, украшенная синим узором. На конце – маленькое отверстие: похоже, когда-то, оружие носили на шее.

Закончив осмотр, я вернулся и вложил тресп в ножны девушки. Она вытерла слёзы, изумлённо наблюдая за моими действиями.

– Вероятно, тебе лучше, действительно, вернуться назад, в комнату, – виновато сказал я, – похоже, наша экскурсия не задалась. Может, в следующий раз…

– Нет, – она замотала головой, – я уже успокоилась. Просто…Просто я думала, всё будет совсем не так.

– Ну да, – хмыкнул я, – тебя будут окружать монстры, с мерзкими харями, а ты будешь отбиваться от них и запоминать особенности их людоедского поведения. Так?

– Проваливай, людоед! – нахмурилась она, а я, внутренне расхохотался – это оказалось так просто, – показывай своё мерзкое логово.

О, в мерзком логове было, на что посмотреть: кто-то, из прежних обитателей дворца, коллекционировал предметы искусства, превратив пару этажей в настоящий музей. Особенно впечатляла картинная галерея, большая часть полотен которой, были написаны ещё до прибытия львов на эту грань. Пейзажи не впечатляли: слишком много пустынь и каменистых равнин, батальная экспозиция навевала тоску, а вот портретная часть оказалась великолепна.

Избыток свободного времени имеет свои преимущества. Обнаружив подробный атлас, с описанием каждого полотна, я тщательно прочитал его, от корки до корки. Поэтому, мог легко пояснить, почему этот надутый толстяк, в костюме из жёлтых перьев, подозрительно косится направо, прижимая указательный палец к изуродованному уху. Или вон тот симпатяга с надорванной ноздрёй, потупил разноцветные глаза.

Естественно, больше всего, меня интересовали женские портреты. Вот уж где выразительность черт и бурное извержение чувств! Императрица, потерянно склонилась над телом, собственноручно зарезанного, любовника. Рабыня, бывшая прежде принцессой, гордо вскинула голову, надменно улыбаясь хмурому палачу. И наконец, настоящая жемчужина коллекции, с моей точки зрения.

Я подвёл Зару к огромному полотну, помещённому в неглубокую нишу, чтобы отделить его от остальной экспозиции. Некоторое время девушка, потерянно, рассматривала изображение, а потом повернулась ко мне, за объяснениями.