Шардик

— Мы раньше жили в Бекле, — прорычал второй, — и сбежали оттудова, когда прирезали одного ортельгийского ублюдка. Полагаю, теперь настал твой черед. Потерял своего медведя, да?

— Я в жизни не был в Бекле и никаких медведей в глаза не видел.

— Но ты ортельгиец, спору нет. Думаешь, мы по говору не поймем? Ты болтаешь в точности как все эти чертовы выродки…

— Да поверьте, я ни разу не покидал Ортельгу, пока мне не пришлось отправиться в Зерай, а медведя не признаю, даже если увижу. К черту медведя!

— Ах ты, врун проклятый! — Первый мужик замахнулся топором.

Кельдерек быстро ударил его дубинкой, повернулся и пустился наутек. Они побежали было за ним, но нерешительно остановились, когда фонарь у них погас. Через считаные секунды Кельдерек заколотил в калитку знакомого двора, вопя во все горло: «Анкрей! Анкрей!» Позади послышался топот преследователей. Еще раз проорав «Анкрей!», он бросил улов на землю и повернулся к ним лицом. Залязгали засовы, калитка отворилась, и из нее выскочил Анкрей, тыча копьем в темноту и яростно чертыхаясь, как крестьянин, погоняющий упрямого вола. Приближающиеся шаги замедлились, и Кельдерек, у которого хватило самообладания подобрать рыбу, втащил Анкрея во двор и торопливо заложил дверь засовами.

— Слава богу, все обошлось, господин, — выдохнул Анкрей. — Я с самых сумерек поджидал вас тут. Думал, не иначе, попадете в какие-нибудь неприятности. Жрица страшно волновалась. Как стемнеет, ходить по городу опасно.

— Мне повезло, что ты меня дождался, — ответил Кельдерек. — Спасибо за помощь. Похоже, здесь недолюбливают ортельгийцев.

— Да не в ортельгийцах дело, господин, — с укором сказал Анкрей. — Темной ночью в Зерае всем грозит опасность. Вот барон, он завсегда говорил…

В дверях дома показалась Мелатиса, держащая над головой фонарь и напряженно вглядывающаяся в темноту. Приблизившись, Кельдерек увидел, что она вся дрожит. Он улыбнулся, но Мелатиса смотрела на него без тени улыбки, несчастная и бледная, как луна средь бела дня. Повинуясь порыву, показавшемуся совершенно естественным, Кельдерек обнял девушку за плечи одной рукой и поцеловал в щеку.

— Не сердитесь, — сказал он. — Я усвоил урок, честное слово. Но по крайней мере, я вернулся с добычей. — Потом сел у очага и подкинул в огонь полено. — Принеси мне ведро, Анкрей. Я выпотрошу рыбу. И горячей воды принеси, если есть. Я перепачкался как свинья.

Осознав, что девушка до сих пор не промолвила ни слова, Кельдерек спросил:

— Тугинда… как она?

— Лучше. Думаю, она идет на поправку.

Теперь наконец Мелатиса улыбнулась, и он сразу понял, что тревога за него, испуг при шуме за дверью и желание гневно выговориться были всего лишь летучими облачками, набегающими на лучезарное солнце. «И ты тоже, — подумал он, глядя на нее. — Ты тоже идешь на поправку». В облике Мелатисы появилось что-то новое, какая-то дополнительная естественная красота, подобная той, какую придает снег горной вершине или голубь миртовому дереву. Другой, возможно, ничего не заметил бы, но для Кельдерека произошедшая в ней перемена была совершенно очевидна — так по весне меняются деревья, одеваясь зеленой дымкой первой листвы. Лицо девушки утратило скорбное выражение. Осанка, движения, модуляции голоса стали мягче и увереннее. Глядя на нее сейчас, Кельдереку не приходилось вызывать в памяти образ прекрасной жрицы Квизо.

— Днем она проснулась и мы немного поговорили. Жар у нее слегка спал, и она смогла чуть-чуть поесть. А сейчас опять спит, более спокойным сном.

— Хорошая новость, — сказал Кельдерек. — Я боялся, она подхватила какую-нибудь заразу вроде чумы. А теперь думаю, все дело в душевных переживаниях и телесном истощении.

— Тугинда все еще слаба и нуждается в отдыхе и покое. И ей необходима свежая пища, но я надеюсь, это мы раздобыть сумеем. Чтобы поймать форель в Зерае! Да вы настоящий волшебник, Кельдерек! Я здесь впервые форель вижу. Как вам это удалось?

— Нужно знать, где ловить и как ловить.

— Такой улов — доброе предзнаменование. Я в этом уверена, и вы поверьте. Но завтра сидите дома, за порог ни ногой, потому что Анкрей пойдет в Лэк. И выйдет с утра пораньше, чтобы успеть вернуться до темноты.

— Лэк? Что за Лэк такой?

— Деревня, о которой я вам говорила, лигах в трех к северу от города. Барон называл ее своей тайной кладовой. Глаброн однажды совершил налет на Лэк и убил там одного человека, поэтому, когда барон прикончил Глаброна, я не преминула сообщить об этом жителям деревни. Бель-ка-Тразет пообещал им, что больше никто из Зерая к ним не сунется, и позже, когда забрал власть в свои руки, обычно посылал туда работников в страдную пору и строительный сезон. В конце концов одному-двум из них разрешили обосноваться в Лэке. Это было частью другого плана барона, состоявшего в том, чтобы расселить зерайцев по всей провинции. Как многие наши замыслы, он так и не осуществился за отсутствием надежных людей, но, по крайней мере, у нас появилась личная мясная кладовая. Бель-ка-Тразет никогда ничего не требовал от Лэка, но мы с ними торговали, как я уже говорила, и старейшина считал разумным время от времени посылать ему подарки. Однако со смерти барона они, похоже, выжидают дальнейших событий: мы до сих пор не получили от них ни единой весточки, а отправлять Анкрея так далеко я боялась, пока оставалась одна. Теперь здесь вы, и он может пойти попытать счастья. У меня есть немного денег. В Лэке Анкрея хорошо знают и, возможно, продадут нам свежего мяса по старой памяти.

— Наверное, там мы — все четверо — находились бы в большей безопасности, чем в Зерае?

— Безусловно, если бы они согласились принять нас. Завтра, коли представится случай, Анкрей сообщит старейшине о бегстве Фарраса с Трильдом и о вашем с тугиндой приходе. Но вы же знаете деревенских старейшин, Кельдерек: упрям как вол, хитер как лиса — это про них. В деревню снова вернулся страх перед Зераем, и если мы покажем, что торопимся покинуть город, они зададутся вопросом «с чего вдруг?» и станут бояться еще больше. Если бы нам дали убежище в Лэке, возможно, мы еще сумели бы выбраться из этой западни, но сейчас главное — не торопить события. Да и не можем мы никуда уйти, пока тугинда не выздоровеет. Завтра Анкрей в лучшем случае лишь выяснит, как там обстоят дела. Ну что, почистили рыбу? Хорошо. Три я приготовлю, а две отложу на завтра. Нынче вечером закатим пир. Честно говоря… — Мелатиса понизила голос, будто бы собираясь сообщить большой секрет, с улыбкой подалась к нему и приставила ко рту ладонь: — Ни Анкрей, ни барон ловить рыбу толком не умели.

После ужина Анкрей, выпив напоследок за рыболовное мастерство, ушел сидеть у постели тугинды и плести новую лесу из ниток, надерганных из старого плаща, и пряди волос, отрезанной у Мелатисы. Кельдерек придвинулся поближе к девушке, чтобы не повышать голоса, и стал по порядку рассказывать о событиях, произошедших со дня, когда Зельда впервые заявил, что Эркетлиса никак не победить. Обо всех событиях, почти уничтоживших его и теперь вызывавших у него жгучий стыд: о старейшине, принявшем его за работорговца; об Уртских избоинах; о приступе помешательства, приключившемся с ним на бранном поле; о помиловании, дарованном Эллеротом, и о причинах помилования, о своем уходе из Кебина — обо всем этом Кельдерек рассказывал без малейшей утайки, неподвижно глядя в огонь и словно разговаривая сам с собой, но каждый миг ощущая сердечное сочувствие своей слушательницы, давно познавшей позор, раскаяние и стыд, которые теперь довелось познать и ему. Когда он рассказал о том, как тугинда объяснила смысл произошедшего у Уртских избоин и предрекла неминуемую смерть Шардика, Мелатиса ласково положила ладонь ему на запястье, а он накрыл ее своей ладонью и умолк, словно поднявшаяся в нем волна желания нарушила плавное течение повествования. После долгой паузы Мелатиса спросила:

— А владыка Шардик… где он сейчас?

— Никто не знает. Он переправился через Врако, но я думаю, владыка уже умер. Я сам много раз хотел умереть, но теперь…