Шардик

— На таких условиях мне безопасность не нужна. Не думаете же вы, что вчера у могилы барона я была не в себе и не соображала, что говорю?

Он уже собрался ответить, когда Мелатиса вдруг подошла к двери и позвала Анкрея:

— Анкрей, люди барона уходят из города нынче вечером или завтра. Надеются добраться до Кебина, где стоит армия генерала Сантиль-ке-Эркетлиса. Думаю, тебе следует пойти с ними ради собственной безопасности.

— Вы тоже пойдете, сайет?

— Нет, я и владыка Кельдерек останемся здесь с тугиндой.

Анкрей перевел взгляд с одного на другую и поскреб в затылке:

— Ради безопасности, сайет? Барон завсегда говорил, что однажды в Зерай придет генерал Эркетлис, так ведь? Вот почему он послал к нему этого малого, Эльстрита…

— При счастливом раскладе генерал Эркетлис все еще может прийти в Зерай. Но Фаррас и остальные предпочитают бежать и искать встречи с ним в другом месте. Ты волен пойти с ними; пожалуй, так оно будет безопаснее.

— Прошу прощения, сайет, но насчет безопасности я шибко сомневаюсь, среди таких-то головорезов. Уж лучше я останусь с ортельгийцами, ежели вы меня понимаете. Барон завсегда говорил, что генерал Сантиль придет в Зерай, ну и я тоже думаю, что непременно придет.

— Решение за тобой, Анкрей, — сказал Кельдерек. — Но если генерал не придет, оставаться в Зерае станет еще опаснее для всех нас.

— Тогда, господин, мы просто сами по себе отправимся в Кебин — так я вижу дело. Но барон — он не захотел бы, чтобы я бросил ортельгийских жриц на произвол судьбы, пускай даже и с вами.

— Значит, тебе не страшно оставаться здесь?

— Нисколько, господин, — ответил Анкрей. — Барон и я — мы никого не боялись в Зерае. «Анкрей, — говаривал мне барон, — ты просто помни, что у тебя совесть чистая, а у них нет». Еще он частенько…

— Хорошо, — сказал Кельдерек. — Я рад, что ты остаешься с нами. — Он повернулся к Мелатисе. — А вы не думаете, что они попытаются увести вас с собой силком?

Она серьезно уставилась на него широко раскрытыми глазами, и он вновь увидел перед собой ту девушку, которая когда-то вытащила у Бель-ка-Тразета меч из ножен и с притворным интересом спросила, что это такое.

— Фаррас и Трильд могут попытаться уговорить меня, если захотят, но они вряд ли захотят. Видите ли, я подхватила лихорадку от тугинды, а значит, болезнь очень заразная. Так им и скажете, коли они явятся.

— Только бы вы и вправду не заразились.

Охваченный пылким восхищением, Кельдерек понял: решение остаться в Зерае, невзирая на все опасности, принятое с полной готовностью и даже радостью, возвращает Мелатисе самоуважение — и она исполнена ликования, заставляющего забыть о всяком страхе. Появление тугинды на кладбище она восприняла сначала как чудо, потом — как свидетельство невероятной любви и великодушия; и даже теперь, уже зная истинную историю путешествия тугинды, она все равно приписывала свою встречу с ней божьему промыслу. Подобно опозоренному солдату, которого командир внезапно вызывает из арестантской камеры и, вернув оружие, отправляет на поле боя с приказом восстановить свое доброе имя, Мелатиса с восторгом сознавала, что враги, опасность и даже смерть ничего не значат по сравнению с мучительным бременем вины, вопреки всем ожиданиям снятым с нее. Несмотря на все сказанное девушкой у могилы барона, Кельдерек только сейчас поверил, что тяжкие страдания, перенесенные ею в Зерае, причиняли ей гораздо меньше горя, чем воспоминание о своем позорном бегстве с Ортельги.

Тугинда все так же металась в горячке, и лучше ей не становилось. Вечером Анкрей остался с ней, а Мелатиса с Кельдереком, пока не совсем стемнело, обошли весь дом, запирая замки и засовы, потом проверили съестные припасы и оружие. У барона, объяснила Мелатиса, были свои источники продовольствия, которые он держал в тайне даже от своих ближайших сторонников, и время от времени он или Анкрей уходили ночью в деревню выше по реке и возвращались с козой или бараньей полотью. В доме еще оставалось порядочно мяса, полно соли и достаточное количество терпкого вина.

— Он платил за это? — спросил Кельдерек, удовлетворенно глядя на засолочные бочки с окороками. «Вот уж не думал, что когда-нибудь проникнусь благодарностью к барону», — мелькнуло у него в уме.

— Преимущественно тем, что обещал ограждать селян от набегов из Зерая. Но он всегда с большой изобретательностью изыскивал возможности для обмена. Мы изготавливали стрелы, к примеру, и швейные иглы из кости. Я ведь владею кое-какими навыками. Каждая девушка, желающая стать жрицей на Квизо, должна сама вырезать себе деревянные украшения, но теперь я режу по дереву даже лучше прежнего, поверьте. Помните его? Обычно я им пользуюсь.

Она указывала на нож Бель-ка-Тразета. Кельдерек мигом узнал клинок, вытащил из ножен и поднес острие к самым глазам. Мелатиса недоуменно наблюдала за ним, и он рассмеялся:

— Думаю, ни у одного ортельгийца нет причины помнить этот нож лучше, чем помню я. И его, и владыку Шардика я впервые увидел в один день — в тот же самый, когда впервые увидел вас. Расскажу вам за ужином. А меч у него был?

— Вот он. И еще лук, смотрите. У меня тоже лук сохранился. По прибытии в Зерай я его спрятала подальше, но снова достала, когда присоединилась к барону. Мой жреческий нож у меня украли, разумеется, но Бель-ка-Тразет дал мне другой — наверняка снятый с убитого, хотя барон не стал уточнять. Нож грубой работы, но лезвие у него добротное. Пойдемте покажу…

Мелатиса сейчас походила на девушку, разглядывающую свое приданое. Кельдереку вспомнилось, как однажды, много лет назад, он поставил птичью ловушку и в нее попался ястреб. Поскольку спроса на ястребов не было (перекупщикам из Беклы требовались яркие перья и певчие птицы, пригодные для содержания в клетке), он за ненадобностью отпустил его, и тот стремительно взмыл ввысь, с радостью возвращаясь к своей трудной и опасной жизни. Увидев Зерай своими глазами сегодня днем, Кельдерек поверил всем прежде слышанным рассказам о внезапной, непредсказуемой опасности, о похоти и звериной жестокости, которые скрываются за голодной апатией жителей, как аллигаторы под ряской зловонного болота. Однако Мелатиса, лучше любого другого знавшая обо всем этом, в нынешнем своем восторженном состоянии духа чувствовала себя настолько неуязвимой, что не боялась никого и ничего. И теперь Кельдереку предстояло следить, чтобы она не теряла головы и не совершала рискованных поступков без лишней необходимости.

Тугинда по-прежнему лежала в горячечном сне — удушливом, как густой дым заваленного костра, не только не приносившем ни малейшего облегчения, но еще и усугублявшем состояние больной. Пустое исхудалое лицо, безжизненные костлявые руки, дряблые складки на шее — Кельдерек никогда еще не видел тугинду такой. Анкрей сварил бульон из соленого мяса и остудил, но они не сумели влить в нее ни глоточка, только губы смочили. Когда Кельдерек сказал, что надо бы пойти раздобыть где-нибудь молока, Анкрей лишь помотал головой, не поднимая глаз.

— В Зерае молока нет, — сказала Мелатиса. — И ни сыра, ни масла я уже пять лет не видела. Но вы правы: ей нужна свежая пища. Соленое мясо да сухие фрукты не вылечат лихорадку. Сегодня мы уже ничего не сможем сделать. Вы ложитесь спать первым, Кельдерек. Я вас разбужу через несколько часов.

Но она так и не разбудила, видимо находя удовольствие в бессонном сидении у постели тугинды ночь напролет. А разбудил Кельдерека Анкрей, вернувшийся из ранней вылазки в город с сообщением, что Феррас и его товарищи покинули Зерай ночью.

— Это точно? — спросил Кельдерек, бросая пригоршнями холодную воду на лицо и отфыркиваясь.

— Никаких сомнений, господин.

Кельдерек не ожидал, что они уйдут, не попытавшись взять с собой Мелатису, но сама Мелатиса не особо удивилась.

— Думаю, каждый из них имел на меня виды, — сказала она. — Но брать меня в путешествие по столь трудной местности, чтобы я замедляла движение да еще вызывала раздоры между ними… ничего удивительного, что Фаррас решил со мной не связываться. Возможно, он предполагал, что я прибегу к нему и стану умолять взять меня с собой, как только узнаю, что они собираются покинуть город. А когда этого не произошло, он решил показать мне, как мало я для них значу. Они всегда чувствовали себя уязвленными, поскольку естественным образом предполагали, что я любовница барона, но слишком боялись его и слишком в нем нуждались, чтобы показывать свои чувства. Тем не менее вчера я гадала, попытаются ли они насильно увести меня из города. Вот почему я предоставила вам сообщить Фаррасу и Трильду, что Сантиль сейчас в Кебине. Хотела находиться подальше от них, когда они это узнают.