Троя. Грозовой щит

Когда ей исполнилось семнадцать, Халисию отослали к Энхису. Она сначала боялась – самого старика, мрачной незнакомой крепости, где ей пришлось жить, опасных родов, о которых рассказывали ей мать и любимая сестра. Но всякий раз, когда подступал страх, она вспоминала взгляд темных глаз отца и его слова: «Будь смелой, маленькая белочка. Без храбрости твоя жизнь ничего не значит. Со смелостью тебе больше ничего не нужно».

Теперь, когда ей было уже за тридцать, она больше не верила в свою смелость. Какой бы силой она ни обладала, ее лишили смелости во время нападения на Дарданию три года назад. С тех пор не прошло ни одной ночи, чтобы ее не тревожили страхи. Спокойный сон нарушали ужасные видения, в которых ее сын, Диомед, падал со скалы, объятый пламенем; его крики было невозможно слышать; она чувствовала боль и унижение, когда захватчики жестоко насиловали ее, держа нож у горла. Царица просыпалась с рыданиями. В темноте к ней тянулся Геликаон и заключал в ее в свои крепкие объятия. Он снова и снова повторял ей, что она – храбрая женщина, пережившая жестокие испытания, что ее страхи и кошмары естественны, но они пройдут.

Но он ошибся.

Она знала, что враги вернутся. Эта уверенность поселилась глубоко в ней и не имела ничего общего с ее страхами. У нее всегда были видения, даже когда она была ребенком и жила среди лошадей Зелейи. Ее простые предсказания о способностях молодой кобылы принести приплод или о болезни, которая поразит диких лошадей в дождливый сезон, всегда сбывались, отец улыбался ей и говорил, что ее благословил Посейдон, любящий лошадей.

Теперь, когда она сидела на огромном резном стуле Энхиса в мегароне, держась за деревянные ручки смертельной хваткой, она знала, что ее видения снова сбылись. Микенцы были внутри крепости.

Мысли метались в ее голове, словно летучие мыши, ее преследовали яркие образы. Геликаон прислал ей сообщение, в котором предупреждал о предателях, писал, чтобы она следила за незнакомцами. Но Морские ворота открыл не незнакомец. Один из воинов видел, как Менон прогуливался с микенскими военачальниками.

Менон! Было непостижимо, что он совершил такой подлый и ужасный поступок. Он всегда был обаятельным и глубокомысленным, и Халисия верила, что он искренне любит ее. То, что он обрек ее на насилие и смерть, было выше ее понимания.

Больше трех сотен микенцев проникло в крепость, небольшой отряд дарданцев оказал им слабое сопротивление. Микенцы точно знали, куда и когда идти: они приплыли по неохраняемому морю в тот день, когда она – по совету Менона – послала небольшой флот Дардании в Карпею, чтобы сопроводить спасающуюся троянскую конницу.

В окружении двадцати своих личных охранников она сидела в мегароне, словно каменная статуя, прислушиваясь к звукам битвы снаружи. В высоких окнах она могла видеть мерцающее пламя. Халисия слышала крики и боевые кличи. Ее трясло так сильно, что у нее стучали зубы, и царица крепко сжала их, чтобы мужчины этого не услышали.

Охранники, тщательно отобранные Геликаоном, мрачно ждали, стоя вокруг нее с мечами в руках. Она потрясла головой, пытаясь освободиться от сковывающего ее разум ужаса.

Молодой, залитый кровью воин вбежал в мегарон.

– Они захватили Северную башню, – сказал он, дыша с трудом. – Кухни охвачены пламенем. Снаружи Земных ворот еще микенцы, но они не могут войти. Мы удерживаем захватчиков внутри крепости и мешаем им добраться до ворот.

– Сколько микенцев снаружи?

– Сотни.

– Где Павзаний? – заставила она себя спросить, удивившись тому, что ее голос звучит спокойно.

Воин покачал головой.

– Я не видел его. Ригмос возглавляет защиту мегарона. Протеос удерживает захватчиков у Земных ворот.

– Что с мальчиком?

– Я видел его с Градионом в конюшне, но к ним приближались микенцы. Градион отвел мальчика внутрь. Мне нужно было бежать, и я не видел того, что случилось потом.

Она встала на свинцовых ногах и повернулась к начальнику своей стражи, сжав руки перед собой, чтобы унять дрожь.

– Менестес, мы всегда знали, что мегарон невозможно удержать. Мы не можем тратить жизни, защищая его. Нужно отойти к Восточной башне.

В этот момент двойные двери в мегарон распахнулись, и ворвались микенцы. Менестес вытащил меч и бросился на них, за ним последовали его люди. Халисия знала, что они не смогут долго продержаться.

– Беги, госпожа! Беги!

Царица подобрала подол своего хитона, побежала через огромный зал, распахнула дверь и закрыла ее за собой. Это не остановит решительных мужчин, вооруженных мечами и секирами, но задержит на какое-то время.

Она помедлила минуту, опасаясь, что потеряет сознание от страха. Заставив свои ноги двигаться, Халисия побежала вверх по узкой лестнице в спальню. Дверь там была тяжелой и прочной. Она закрыла ее за собой и опустила надежный деревянный засов.

Комнату освещали лампионы. На полу лежал мягкий ковер, и на стенах висели украшенные драгоценными камнями ковры. Царица помедлила секунду, вдыхая легкий аромат роз, стоящий в ночном воздухе, а затем вышла на балкон.

Геликаон готовился к этому моменту три года. Он относился с уважением к ее видениям, и воин внутри него верил в жажду мести Агамемнона. Вскоре после последнего вторжения спальню Халисии перенесли со старого места в северное крыло, в комнаты, которые высоко поднимались над морем, за мегарон. Там был широкий каменный балкон, выходящий на запад.

Царица подошла к краю балкона и отвела в сторону свисающую завесу ползучих растений. Посмотрев вниз, она увидела первый из коротких деревянных брусков, укрепленных в камне на наружной стене.

Под предлогом ремонта в ее новых комнатах в камень вбили бруски сухого дуба, которые спускались в разросшийся сад рядом с морем. Страже и дворцовым слугам не разрешали входить в сад, там позволили расти розам и виноградной лозе. Работа была выполнена искусно, с земли было трудно разглядеть ступени, даже если знать, что искать.

Мастера, выполнившие эту работу, вернулись в племя ее брата в Зелейу с почестями и наградой; они поклялись хранить тайну.

Кроме отсутствующего Геликаона, только два человека в крепости знали о пути бегства – конечно, Павзаний и его помощник Менон.

Менон, предатель!

Она помедлила в нерешительности, глядя в темноту.

– Какой у меня есть выбор? – подумала она. – Я не могу оставаться здесь и ждать их.

Она перегнулась через балкон и прислушалась, пытаясь успокоить сильно бьющееся сердце. Царица ничего не смогла расслышать в зарослях внизу. Но она услышала стук металла о дерево в отдалении: микенцы ломились в дверь из мегарона.

Подойдя к огромному резному деревянному сундуку, Халисия откинула тяжелую крышку. Она с гулким звуком ударилась о стену. Отбросив в сторону расшитые шарфы и наряды, украшенные драгоценностями, она достала простую голубую тунику старой служанки и плащ грязно-коричневого цвета. Порывшись глубже, она нашла кинжал с ножнами, который ей подарил отец в день пятнадцатилетия. Рукоятка этого кинжала была сделана из рога оленя, а изогнутое лезвие – из сверкающей бронзы. Царица сбросила свой хитон из белого льна и надела тунику. Затем, глубоко вздохнув, Халисия подняла засов и приоткрыла дверь комнаты. Внизу был отчетливо слышен звук разбиваемого дерева. Она могла расслышать ворчание и крики людей, которые боролись со сломанной обшивкой.

Она постояла спокойно и еще раз обдумала свой план. Затем царица широко распахнула дверь.

Спартанец Пелопидас бежал вверх по узкой лестнице с окровавленным мечом в руке. Он знал, что найдет там: еще одну запертую дверь, которую воины с секирами сломают за несколько секунд. Царицы внутри не будет. Она воспользуется тайной лестницей, чтобы спуститься в сад внизу, где ее ждут его люди. «Или, – подумал он с нарастающим вожделением, – она увидит людей внизу и в страхе вернется назад в спальню». Пелопидас надеялся, что все будет именно так. Гораздо удобнее насиловать ее на постели. Удобней для его стареющих коленей.