Телохранитель для мессии. Трилогия

— Ску-у-учно мне. — Ехидно поглядывая в нашу сторону, Кенара применяет уже единожды сработавший метод выведения из себя сальгрийки.

— Ничего, сейчас развеселим, — ядовито и о-о-оченъ многообещающе улыбается подруга, вставая с места.

— Чего сидишь? — Раздраженный мужской голос вырвал меня из состояния задумчивости. — Давай стучи.

В ответ на приказ Верьяна шкодливое воображение почему-то нарисовало довольно занятную картину: я наяриваю колотушкой на огромном тамтаме гимн Ордена святого Конхола.

Недовольное хмыканье застало тамтамную вакханалию на втором куплете.

— Куда стучать? Зачем? — Я с трудом оторвалась от воображаемого выстукивания последней строчки припева: «И дочерью достойной будь Ему».

Парень демонстративно возвел янтарные очи к небу, то бишь грязному потолку в лохмотьях старой паутины, и столь же демонстративно громко вздохнул.

— В дверь, детка, в дверь. — Его длинные пальцы в нетерпении забарабанили по низеньким деревянным перильцам. — А вот зачем, увидишь, когда откроют. Обещаю.

Легко некоторым говорить! Стучал бы сам, раз охота приперла!

Я оценивающе окинула взглядом массивную дверь, опустила уже занесенный кулак, подняла вместо него ногу и от души пнула преграду к нашей свободе. Дерево отозвалось глухим, недовольным гулом.

— Уй! — Удар болью отдался в ноге.

Верьян ухмыльнулся, протягивая руку к лампе в нише. Запах прогорклого масла стал резче.

— Детка, я просил в дверь постучать. — Он с нажимом произнес последнее слово. — Если бы я хотел, чтобы ты ее пнула, то так бы и сказал, не сомневайся.

Гад. Ползучий, скользкий гад. Стук получился вежливым, но настойчивым. Образцовый такой стук.

...На шум и грохот прибегает алона Виена, наставница Голлы и Кенары, избравших Школу Иллюзий. Она раскраснелась и запыхалась. Рукава ее синей рясы хлопают, как стая всполошенных сорок.

— Прекратить немедленно! — кричит женщина, потому как первого предупреждения никто не слышит: все заняты происходящим. — Что здесь творится?!

Как — что? Драка тут творится. Что, разве не видно?

Рыжеволосая сальгрийка по-простому тягает Кенару за волосы, а та с воем, пытается лягнуть ее в голень. Вокруг азартно галдят разделенные на две группы поддержки алонии.

Ну Виена! Попозже прийти не могла!

Пользуясь тем, что Лэнар нельзя применить свое коронное Предвидение, я в кои-то веки поспорила с ней на месячное дежурство на лабораторных у Рениты. Мало того, поставила на Ранель (она поопытнее Кенары будет, как ни глянь), а Лэнар на то, что победит дружба — иными словами, никто.

Ловлю на себе взгляд пророчицы — она самодовольно усмехается в ответ на мою кислую мину и показывает язык.

Вот мухлевщица! Еще вчера, поди, на факультативе со своей наставницей все разведала. Но я-то! Я-то хороша! Надо же быть такой склеротичкой, чтобы забыть, как Лэнар хвасталась, что как раз практикуется в прогнозировании ближайшего будущего.

Ранель неохотно отпускает волосы соперницы и отходит в сторону. Алона Виена обводит всех нас рассерженным взглядом.

— Что вы делаете, идиотки сопливые! — От ее разъяренного крика звенит лабораторная посуда. — Вам же сражаться рядом, умирать друг за друга!

Голос срывается. Женщина ненадолго замолкает, затем продолжает уже тише:

— Наступит время, — ее тихий голос пробирает сильнее, чем самый громкий крик, — страшное время отдачи последнего долга павшим сестрам, и что вы вспомните на поминальной церемонии? Глупые обиды, за причинение которых уже не у кого попросить прощения?

Мы в пристыженном молчании растекаемся по своим местам и там замираем, стараясь даже не дышать. Пыл Виены, впрочем, не остывает.

— Я вынуждена сообщить о случившемся алне, — Алона цепенеет с полуприкрытыми глазами.

Через мгновение перед распахнутой в класс дверью бесшумно материализуется Астела и переступает порог, принеся в помещение запахи кухни. Накануне главного праздника в году никто не сидит сложа руки.

За исключением позабытых всеми алоний.

Спевшийся хор вздохов в который раз исполняет самый злободневный и востребованный номер своей программы.

— Чего шумишь, окаянный? — наконец донесся из-за двери глухой заспанный голос стражника, когда мой стук в дверь потерял всю образцовость и вежливость, сведясь к банальному долбежу.

Я вопросительно посмотрела на Верьяна, тот в ответ неопределенно пожал плечами и задул плавающий в масле огонек. Подвал погрузился в прогорклую тьму, растворяя в себе охотника за головами. Окружающий мрак был живым, дышащим. И, вбирая в себя, он точно отнимал у меня дыхание.

— Страшно, — очень натурально прохрипела я. — А еще воняет чем-то... жутким... будто покойник недалече ...

— Че? Погромче там!

— Страшно!!! — гаркнула я изо всех сил. — Да мертвечиной разит!

За дверью недолго помолчали.

— А я тут при чем? — резонно поинтересовались оттуда.

При том.

— Дяденька, светец завалящий сиротинушке не пожалейте! — Завывания получились столь пронзительными, что у меня самой заломило зубы.

«Демонстрировать импровизации на тему «Сами мы не местные, помогите, люди добрые, чем можете» еще не надоело? » Тренируюсь. Глядишь, скоро смогу на паперти подрабатывать. Все лучше, чем по большакам грабежом пробавляться...

Озадаченное молчание воцарилось за дверью надолго. Спустя некоторое время с улицы донесся неразборчивый разговор. Я припала ухом к шероховатой деревянной поверхности: на улице негромко пререкались двое мужчин. Расслышать все, о чем они говорили, было нельзя, а вот понять — запросто. «Последняя ночь... помолился бы лучше...» — вот и подтвердились все мои предположения.

— Господом нашим Единым заклинаю-у-у!!! — Мне быстро надоело ждать, когда стражники договорятся или на них снизойдет озарение.

— Ить сопля пугливая! — Презрение в голосе новопришедшего, видимо, было призвано пристыдить меня и заставить заткнуться.

Вместо ответа я лишь энергичнее забарабанила в дверь, отбивая кулаки. За спиной нетерпеливо ворочалась темнота, пряча в своем душном нутре Верьяна, но это знание, вместо того чтобы успокоить, наоборот, пугало еще больше.

— Утихни, зараза шумная! Перебудишь же всех! — прикрикнул первый стражник.

Гнев освежил другому охраннику память.

— Лампу стенную запали, бестолочь!

«Бестолочь», — шепнул мрак голосом сокамерника, соглашаясь со стражником.

— Достопочтенные, вы в здравом уме или как?! Чем палить-то? — Злость всегда заставляла мои мозги работать шустрее. — Я что, похож на святого, Силой Единого чудеса вершащего, аль, Господи прости, колдуна проклятого?

Обиженное сопение в две носоглотки было мне ответом. Чуть погодя к нему прибавилось бряцанье ключей.

— Вниз спускайся, убогий, и стань так, чтобы я тебя видел, да мечишко свой подальше отодвинь, — хмуро скомандовал первый стражник.

— И смотри мне, без глупостей! — добавил второй.

Тьма мягко подтолкнула меня вниз по лестнице...

Лицо алны бесстрастно. Взгляд выцветших глаз, Словно декоративный пруд в безоблачный, тихий денек, ясен и спокоен. Настоятельница — всегда «вне», над всем происходящим. Кажется, даже тягучая послеполуденная жара с опаской обходит стороной ее снежно-белую фигуру.

— Спасибо, Виена. — Тонкие губы растягиваются в полуулыбку, не находящую отражения во взоре настоятельницы. — Я сама проведу занятие.

— Но... — Алона медлит с уходом, нерешительно теребя ткань синего одеяния.

Улыбка Астелы, обращенная уже к нам, все столь же нейтральна, а взгляд светел.

— Надеюсь, ни у кого здесь не вызывает сомнение моя преподавательская компетенция? — Вопрос вроде бы адресован ко всем, но краснеет, как маков цвет, Виена.